Через десять минут голова уже пульсирует от боли — так отчаянно я сопротивляюсь, — а мой ответ становится всё путанее. Попытка хоть немного отвлечься от этой мерзкой пульсации приводит к тому, что я наконец-то обнаруживаю, что именно пытается отпечатать у меня в голове Киносита. В данный момент он «диктует» мне неправильные ответы — поэтому язык и слушается через раз. Здесь очень важно не только не растерять концентрацию, но и грамотно распределить её, чтобы одна твоя часть следила за точностью формулировок, а вторая в этот момент тщательно фильтровала все мысли, не давая проскользнуть чужим. Бросишь все силы на защиту разума — собьёшься и понесёшь такую ахинею, что сенсей немедленно выставит вон. Будешь слишком тщательно следить за словами — уже через минуту начнёшь говорить не то, что собирался, а то, что хочет он.
Пытка заканчивается только через полчаса, когда мне уже перед каждым ответом приходится давать себе несколько секунд на подбор слов, а Киносита-сенсей и сам заметно устаёт. Целых два раза подчеркнув, что я справился блестяще, он ставит мне высший балл, свою подпись рядом и возвращает табель. С трудом выдавив из себя благодарность, тащусь к выходу. Уже закрывая за собой дверь, успеваю заметить, как Киносита нервно трёт морщинистый висок, и устало усмехаюсь. Утешает то, что досталось нам обоим.
Уже у себя в комнате, рухнув в кровать, подвожу итоги дня, чтобы хоть как-то отвлечься от нестерпимой головной боли, которая вцепилась в меня в кабинете Киноситы, да так и не отпускает. Я думал, что на сдачу шестнадцати предметов у меня действительно уйдёт больше недели, однако к этому моменту все простые предметы проставлены, а системных осталось только четыре. Правда, один можно не считать — его ведёт Чияко, зато за сдачей трёх других, чувствую, ещё придётся побегать. Там и Нагиса, которая пока напрягает меня больше всех, и теория ведения боя у Такады, чьих учеников мы отлупили на показательной дуэли, и практика ведения боя у Ямады, которая непременно заставит нас с кем-то драться.
Но это всё будет уже завтра. А сейчас нужно приложить все силы к тому, чтобы уснуть, невзирая на трещащую по швам голову.
====== Глава 27 ======
Воскресенье. Ночью шёл дождь, и воздух теперь тяжёлый и плотный. Солнце как будто отыгрывается за хмурую затяжную весну и с самого утра печёт так, что передвигаться по комплексу можно только короткими перебежками из тени в тень. Земля до конца не прогрелась — в одной футболке не погуляешь, а постоянно снимать и надевать куртку изнурительно. Поэтому ученики тянутся вдоль стен корпусов, перемещаясь от навеса к навесу. Опустевшие дорожки только ближе к вечеру начинают заполняться небольшими группками и почему-то парочками, словно вместо июня внезапно наступил март. В эти выходные мало кто отправился домой: то ли все заняты сдачей последних долгов перед концом семестра, то ли побоялись растаять в душном автобусе по пути в Токио. Но когда солнце наконец садится, на улицу высыпает чуть ли не вся школа. Ходят, смеются, переговариваются — хоть моё окно выходит на зелёную зону, отголоски разговоров долетают даже сюда.
Вся эта вечерняя жизнь школы меня не касается. Ведь сегодня, ко всему прочему, ещё и удивительно удачный день, чтобы похоронить себя заживо среди стопок книг и ворохов конспектов. А всё из-за Нагисы!
Несколько раз прокрутив в памяти наш утренний разговор, прихожу к выводу, что она нарочно назначила мне сдачу на завтрашний вечер, чтобы оставить на подготовку как можно меньше времени и вдобавок украсть у меня законный выходной. Едва вернувшись к себе, я обложился учебниками и тетрадями и принялся зубрить всё, что благополучно заставлял себя забывать на протяжении последних лет. Ну вот зачем мне хоть раз в жизни может понадобиться, скажем, забытый три года назад курс органической химии?! Но нет же! Эту программу я обязан знать. И вместо того чтобы устроить мне проверку по последнему году, Нагиса вынудила вспомнить и все предыдущие. Уверен, ни один её ученик так не горбатился, как я сейчас.
Комната напоминает библиотеку, где только что рванула бомба. Вместо ковра — листы, разложенные прямо на полу, вместо покрывала — развороты учебников, вместо столешницы — наспех законспектированные лекции: кое-где неполные, потому что мне писать было лень — я ведь не рассчитывал, что спустя два-три года мне это вновь понадобится, — а кое-где так криво накарябанные, что я не в состоянии разобрать собственный почерк. Ну ничего. Специально для этого на второй половине стола разложены конспекты Ямато: ровненькие, аккуратненькие, иероглиф к иероглифу, и даже исправлений нет. Как будто их четыре года писала не обычная девчонка, а машинистка-андроид.
Что ещё немного напрягает, помимо желания всё бросить и пойти проветриться, так это то, что я не сказал Соби о своих вчерашних успехах. Если досдам всё в ближайшие дни, его ждать не буду. Правда, Минами уже наверняка и табель ему отдал, и сообщил, что двери отныне открыты. А мой приказ сдать всё как можно скорее в любом случае должен быть в силе.
От зубрёжки отрываюсь на курсе первой помощи, когда понимаю, что ещё две страницы назад знал, как отличить венозное кровотечение от артериального, а теперь эта простейшая информация плавно затягивается дымкой забвения. Дав себе слово продолжить загружать мозг всем этим хламом завтра, отправляюсь в душ, а потом и в постель. Макулатурный бардак даже не трогаю — всё равно с утра его опять устраивать. Книги с кровати аккуратно составляю на пол и мгновенно засыпаю.
Следующий день я честно убиваю на Нагису и её трёклятый предмет, с которым мне предстоят ещё целых две встречи, не считая эту. Доучиваю то, что не выучил накануне, вспоминаю то, что основательно забыл, сам гоняю себя по списку вопросов — и всё равно остаюсь не до конца уверенным в том, что знаю хотя бы половину.
В семь часов неожиданно вспоминаю, что последний раз ел накануне днём, и заставляю себя выпить чашку чая с несколькими крекерами. Хоть со вчерашнего обеда я не был в столовой ни разу, есть почему-то не хочется. Это всё от глупых нервов. Головой я понимаю, что Нагиса не посмеет меня завалить на последнем этапе, когда почти все экзамены сданы, а небрежная роспись Ритсу уже два дня как украшает мой табель. Но всё равно… Осталась какая-то нотка обиды после её отказа позволить мне переписать контрольную. Четыре года я был её любимчиком, теперь же — спасибо Агацуме — низведён до уровня одноразовых столовых палочек. Сегодня нужно показать этой крашеной дуре, что могу я куда больше, чем ей хочется мне продемонстрировать.
Без десяти восемь я уже вхожу в административный корпус и иду прямиком в лабораторию. При себе нет ничего, кроме ручки. Конечно, можно было захватить с собой сумку с книгами и конспектами, чтобы чувствовать себя увереннее. Но не хочу, чтоб был соблазн. Именно поэтому и шпаргалки никогда не делаю. Нужно уметь полагаться только на себя, в данном случае — на свою голову и хорошо подвешенный язык. Только в таких условиях мозги начинают работать в полную силу, являя весь свой потенциал. А пока будешь надеяться на крохотную смятую бумажонку в кармане, сам вряд ли что-то вспомнишь.
Списывание — не редкость даже в нашей школе. Сколько раз на экзаменах и контрольных я видел, как треть класса, сверля сосредоточенным взглядом сенсея или пустой лист бумаги, тянется под парту, в карман брюк или к раскрытой сумке. У всех у них в этот момент одинаково напрягшиеся, но в то же время отрешённые лица. Поэтому все умники вычисляются на раз и мгновенно из аудитории выгоняются. На самом деле это даже забавно. Будь у меня припрятан где-нибудь такой спасительный листик, все мои мысли тоже были бы только о том, как бы его поудачнее достать. Те время, нервы и силы, которые они тратят на эту нехитрую, но рискованную процедуру, я использую для того, чтобы как следует сосредоточиться и вспомнить то, что, кажется, никогда и не знал. И каждый раз вспоминаю. И они бы вспомнили. Ведь не бывает так, чтобы человек несколько лет ходил на занятия, но не вынес из них совершенно ничего.
