— Успокойся, — морщусь я. — Разговор есть.

— Да, Сэймей.

Разговоры разговорами, а время, отведённое на обед, не резиновое. Я распаковываю палочки и быстро съедаю пару рисовых шариков. Соби к своей еде не притрагивается — продолжает сидеть, точно палку проглотил, и снова неторопливо водить карандашом в блокноте. Без труда заметно, что сидеть со мной рядом ему очень неуютно. То ли дело в том случае, когда я не пустил его к себе за стол, то ли это очередные агацумовские заморочки — неясно.

— У тебя хвостов много?

Соби наконец отрывается от рисования, моргает, осмысливая вопрос, и качает головой.

— У меня нет долгов.

— Это хорошо. Сколько тебе предметов сдавать?

— Шесть.

Шесть… Везёт. А мне все шестнадцать, включая «мирские».

— Сможешь сдать досрочно, в течение одной-двух недель?

Он настораживается и сглатывает, медленно откладывая карандаш в сторону. Когда его запястье перестаёт загораживать лист бумаги, мне наконец становится видно, что он рисовал. Много, конечно, не успел. Но овал головы с длинными Ушками наметился узнаваемый.

— Думаю, смогу, если сенсеи примут.

— Об этом я договорюсь. Главное, чтобы не оставалось задолженностей, за сдачей которых потом придётся сюда возвращаться, — киваю на блокнот: — Я что тебе говорил по поводу рисования?

Спохватившись, Соби пытается убрать рисунок, но я стремительно выхватываю блокнот из-под его руки и кладу перед собой.

— Не рисовать тебя спящим, — отвечает Агацума, напряжённо следя за моими действиями.

Открываю блокнот с начала и пролистываю несколько страниц. Конечно же, сплошные наброски для будущих работ, ни одного настоящего рисунка. Помню, я был в лёгком шоке, узнав, что мой Боец — художник. Но после того, что понял ночью о той картине с бабочкой… Не могу сказать, что стал относиться к рисункам Соби серьёзнее, просто сообразил, что некоторые ответы на свои вопросы могу получить из его работ. Агацума привык молчать, а свои мысли и эмоции выплёскивать на бумагу и холсты. Многое из того, о чём он молчит, я могу узнать и не спрашивая. Это будет весьма интересно.

— Я вообще запретил себя рисовать, — говорю я, найдя наброски себя самого на нескольких первых страницах.

— Нет, — тихо возражает Соби после паузы. — Ты запретил рисовать себя только спящим.

Спорить не буду — ему виднее. Это ведь он слово в слово запоминает всё, что я говорю. Врать бы не стал.

Продолжаю листать блокнот, на страницах появляются всё новые образы, но в основном — я да бабочки. Несколько набросков и не наброски вовсе. Кажется, будто Соби просто сидел и водил карандашом по бумаге от нечего делать, потому что сейчас я рассматриваю закрученные мудрёные орнаменты, которые вьются и загибаются под немыслимыми углами, сжирая всю белизну листа. И чем-то эти орнаменты напоминают терновые ветки…

— Ладно, — захлопываю блокнот на середине и подвигаю к нему.

— Значит, ты не против?

Соби быстро сгребает блокнот со стола и убирает в сумку, словно я в любой момент могу его отнять и уничтожить.

— Мне всё равно. Хоть я и не понимаю, зачем ты меня рисуешь.

— Я ведь уже говорил, что рисую всё, что считаю красивым.

— Ну да. Я, набивающий рот рисовыми шариками, — самое красивое зрелище.

Соби улыбается той улыбкой, которая не нуждается в дополнительном ответе. Да, ему это красиво. Ну и чёрт с ним!

Поняв, что я на какое-то время умолк, он опускает глаза и принимается медленно теребить пальцами свои палочки. А я наконец-то получаю возможность рассмотреть его лицо, не сталкиваясь с ним взглядом. На губах, застывших в полуулыбке, вблизи хорошо видна запёкшаяся кровь. А по скуле расплылось ровное пятно чуть темнее цвета кожи. Думаю, если заставлю Соби раздеться, найду на его теле с десяток таких же. И всё-таки он регенерирует удивительно быстро. Избей я так обычного человека, он бы ещё сутки валялся в кровати. А по Агацуме и не скажешь, что ещё ночью его как следует приложила собственная Жертва. Спокойно ходит, без труда двигается. Хотя я более чем уверен: у него должно болеть всё тело. Просто он этого не показывает.

— Короче, — когда мне надоедает изучать его, я подпираю голову рукой и механически оглядываю столовую.

Кое-кто косится на нас с явным любопытством. Наверное потому, что до этого меня вместе с Соби видели только на показательной дуэли. Теперь более-менее ясно, почему Агацума так напрягся, когда я к нему подсел. Наверное, думал, что я замечу эти взгляды и разозлюсь. А я, может, и позлился бы, если бы мне уже не было всё равно.

— Начинай готовиться, Соби. На днях решение будет принято окончательно, тогда пойдёшь и сдашь всё как можно быстрее.

У него на языке явно вертится законный вопрос: «А зачем?». Но он только смиренно кивает, не поднимая глаз.

— Хорошо, Сэймей.

А вот это мне уже нравится. Если бы и дальше так было… Но Агацума слишком упрям, чтобы всегда вести себя как мне удобней.

Беру чашку и делаю глоток, но тут же морщусь, борясь с желанием выплюнуть чай обратно. Это я у стойки так задумался, что случайно позволил повару набухать себе сахара, да ещё и ложки три, судя по вкусу.

— Сладкий? — мгновенно расшифровывает Соби мою реакцию.

Я киваю. Соби неуловимым движением забирает с подноса мою чашку и меняет на свою.

— Мой без сахара, — поясняет он, пока я не успел ничего сказать. — Я не пил из неё.

С сомнением кошусь на чашку, но мерзкая сладость на языке всё же заставляет взять её в руки, зачем-то принюхаться и сделать осторожный глоток. Крепкий чёрный горький чай… Какое блаженство. Отпив чуть ли не половину, наконец ставлю чашку на стол и поднимаю глаза на Соби. Он улыбается, глядя на меня, как мамаша на детёныша, который в один присест умял всю её стряпню. Моя мама так никогда на меня не смотрела…

Без сахара, говоришь?

— Я ухожу из школы, — сообщаю я в лоб. — И забираю тебя.

Несколько секунд Соби молчит, потом хмурится.

— Ты отучился только четыре года.

— Доучусь год экстерном.

— Думаешь, тебе разрешат?..

— Ритсу? Он — не проблема. Он сам будет рад проводить меня до ворот.

— Это… трудно, Сэймей.

— Не твоя забота. От тебя требуется только как можно скорее всё сдать, получить документы и уехать. Ты говорил, у тебя есть квартира? Вот там и будешь жить, будешь учиться в своей академии, а про школу Лун забудешь.

Агацума и так бы забыл про эту школу через месяц-полтора, после экзаменов, но эта новость почему-то действует на него странным образом. Он лихорадочно водит глазами по столу, продолжает хмуриться и явно не решается что-то озвучить.

— В чём проблема, Соби? Неужто расстроился, что раньше времени придётся проститься со своим сенсеем?

— Что? — он смотрит на меня так, будто только что включился в беседу, а до этого витал где-то в облаках. Потом моргает и быстро качает головой. — Ритсу-сенсей здесь ни при чём. Я просто волнуюсь.

— Что наконец-то останешься без его надзора? — усмехаюсь я, хотя внутри всё уже закипает.

— Сэймей, — Соби вздыхает, становясь совершенно серьёзным. — Я волнуюсь за тебя.

Поспорил бы тысяч на сто, в конце этой фразы точно потерялось слово «идиот». Я отворачиваюсь к окну, огрызаясь на непрозвучавшее оскорбление:

— Да пошёл ты.

А этот паразит усмехается. Он-то понял, что я понял. Но быстро берёт себя в руки и внушительно произносит:

— Сэймей, сдать экзамены по некоторым предметам, не посещая школу год, невозможно.

— Это по каким же, интересно? Софистика? Я на потоке первый. Наука о человеке? Это несложно, если подготовиться. Практика боя? Когда мы выйдем отсюда, знаешь, сколько практики у нас будет? А с ней и теория пойдёт. А остальные предметы — это тупая зубрёжка по учебникам, ничего сложного.

— А как же… — Агацума осторожно смотрит на меня. — Как же системное взаимодействие?

— Минами засчитает мне экзамен, даже если я понесу полную чушь. На самом деле это меньшее из зол.

— Но почему ты так уверен, что он?.. — он осекается под моим предостерегающим взглядом.