— Федька, ты Иву не видела? — спросил Янко.

— Она там, наверху, за кулисами, — показала Федора.

— С ума спрыгнуть, оно ещё и Федька, — Горан посмотрел себе на кончик носа и высунул язык, наглядно демонстрируя своё впечатление от упомянутой персоны.

— Да, и в этом нет ничего такого-эдакого, — с достоинством ответила Федора, тряхнув головой, отчего её крупные серьги в виде ярко-красных Сатурнов подпрыгнули и заходили ходуном. — И вообще, не вертитесь, молодой человек, я рисую!

Горан вновь скорчил физиономию и отвернулся к зрителям.

— А зачем, вообще, вас-то задействовали? — спросил Янко, похихикав.

— Не знаю, Мирослав сказал, его попросил профессор Каркаров, — пожал плечами Горан. — Мол, нужна спецура, на всякий пожарный, все дела… Видимо, есть причины.

— Ну, ладно, не буду тебя отвлекать, пойду поищу нашу подругу, — кивнул Янко, устремляясь к одной из лестниц.

— Послушайте… Горан, да? Так вот, Горан, не могли бы вы немного правое плечо вперёд подать, и подбородок чуть выше? Ну, пожалуйста! И не надо на меня так смотреть, я ж не прошу вас мантию снять! — краем уха услышал он деловито раздающую указания Федору. — Вот спасибо! А руку левую вверх можете?.. Ой, ну опять это выражение лица! Я же прямо так и нарисую! Ай!

Обернувшись на раздавшийся треск и федорин вскрик, Янко увидел, что деревянная перекладина, служившая семикурснице сидением, подломилась, и Федора, сложившись пополам, застряла между стенкой помоста и нижней ступенью. Горан уже был рядом и с бубнением и ворчанием выковыривал злосчастную художницу из плена. Та отбивалась, возмущённо вопя и требуя, чтобы он не топтался по упавшему планшету. Янко на всякий случай ускорился, очень надеясь, что лестница, которую выбрал он, не окажется в деструктивном поле Федоры.

***

— Ивка, ты идёшь или тут торчать собираешься? — над краем сцены, там, где была приставлена одна из запасных лестниц, показалась голова Янко. — Пойдём в ложу, там звук лучше будет.

— Игорь просил его дождаться, — отмахнулась Иванна, осторожно выглядывая из-за кулис. — Иди, мы скоро подтянемся, недолго осталось — текст я видела, ещё три абзаца — и он объявит начало культурной программы.

Сцена параллельно зрителям была разгорожена натрое. С первого, ближайшего к аудитории сегмента вот уже примерно четверть часа вещал Каркаров. В этом году, помимо протокольной напутственной речи, он сделал объявление о грядущем Турнире, чем произвёл сильнейший фурор среди студентов. Даже сквозь плотный ментальный блок Иванна ощущала накатывающие волны восторга, предвкушения и энтузиазма, всё больше укрепляясь в мысли, что в самое ближайшее время стоит убраться подальше от эпицентра — такого концентрата эмоций её защита не выдержит. Иванна находилась у края сцены в промежуточном её сегменте, у первой линии кулис; вторая линия скрывала задний сегмент, в котором, защищённые сейчас «куполом безмолвия», завершали последние приготовления Дайсукэ, Анна и их аккомпаниаторы.

— Так, хватит тут топтаться и гомонить! — зашипела на них самопровозглашённый худрук Ярослава, проскальзывая под занавесом в иваннин сегмент из дальнего; все последние дни она занималась организационными вопросами предстоящего концерта и была чрезвычайно довольна и воодушевлена всем происходящим. — Сдвинься чуть вглубь, а то тебя тряпкой накроет, как занавес открывать станем, — велела она Иванне; осмотревшись, Ярослава вновь приподняла низ занавеса и призывно замахала рукой: — Фриц, Аникей, давайте живо сюда, пора на позиции!

Один за другим с той стороны пробрались пятикурсник с огромным, едва ли с него самого размером, тимпаном и семикурсник с барабаном. Ярослава опустила тяжёлую ткань и стала расставлять обоих по местам. — Так, вы всё помните? Аникей, инвентарь не потерял?

— Помним, помним, — кивнул раздувающийся от гордости семикурсник, лихо покручивая барабанные палочки между пальцами. — Не потерял.

В это же время звуки директорской речи сменились нарастающим радостным гулом аплодисментов и приветственных воплей, после чего за кулисы прошёл сам Каркаров, дал отмашку Королёвой, что можно начинать, и встал позади Иванны, предложив той послушать первую песню здесь же.

По кивку Ярославы, которая сразу же нырнула обратно в третий сегмент, оба студента приняли боевую готовность, переглянулись и начали тихо отбивать ритм. Публика заинтересованно загомонила, а когда первая линия кулис раздвинулась — озадаченно приумолкла. Акустика у возведённого в рекордные сроки навеса была более чем достойная — судя по всему, негромкую дробь было отлично слышно даже на дальних зрительских трибунах. Звук нарастал, ритмы тимпана и барабана как будто вошли в резонанс с конструкциями, и казалось, что дрожит сама земля. Постепенно абстрактный гипнотизирующий пульс убыстрялся, становился всё громче, и вдруг Иванна с удивлением узнала мелодию школьного гимна. Приблизительно одновременно с ней мелодию узнала и остальная аудитория — притихшие было студенты разразились радостными воплями.

Иванна в восторженном изумлении повернула голову и подняла взгляд на Каркарова, но его, судя по всему, тоже не просветили насчёт сет-листа приглашённых знаменитостей, и он был не меньше её впечатлён тем, что сейчас творилось на сцене.

Барабанщики заиграли вступление и на первой минуте вдруг развернулись спинами друг к другу и промаршировали в разные стороны сцены, остановились у краёв и встали лицом к зрителям, не переставая отбивать буквально проникающий в костный мозг ритм. Через несколько секунд, должно быть, «купол безмолвия» рассеялся, грянула до сих пор невидимая каллиопа, с оглушительным раскатом грома полыхнул фейерверк, над навесом расцвёл пылающий двуглавый орёл, а вторая линия кулис вдруг засияла подобно Северному сиянию, заколыхалась и распалась на мириады радужных искр, явив публике скрытый до сих пор сегмент сцены. Зрители испустили дружный вздох восхищения; Иванна, находясь под крышей навеса, огненного орла не видела, однако и метаморфоз занавеса ей хватило выше крыши. Она затаила дыхание, стараясь сосредоточиться на удержании ментального щита.

Под вопли взорвавшейся восторгом аудитории вперёд, к рампе, выплыла платформа, на которой замер обхвативший себя руками Дайсукэ с обращённым к небу лицом. Супруга его вместе с органисткой из оркестра в четыре руки вдохновенно терзали клавиши каллиопы, находящейся по центру сцены у задней стены навеса.

Мелодия гимна звучала непривычно — в оригинальной аранжировке не было партии ударных. Барабаны привнесли в музыку будоражащий пульс, придавший приевшейся мелодии особую остроту.

Отыграло вступление, и музыка вдруг смолкла, только мерное биение тимпана нарушало возникшую мёртвую тишину. Иванна насчитала шестьдесят ударов, прежде чем зазвучал голос Дайсукэ. Она уже неоднократно слышала, как он поёт, и успела отметить, что его английский почти лишён того характерного, с трудом искоренимого, выговора, что обычно присущ среднестатистическим японцам. Курьёзным было то, что сейчас на латыни он пел с едва уловимым акцентом, более всего похожим на русский; Иванна предположила, что заучивать слова на слух его муштровала Ярослава.

…Трубный глас каллиопы ознаменовал начало припева; вместе с органом вступили остальные инструменты. Дайсукэ запел в полный голос, с третьей строчки припев подхватили зрители. Восторг, казалось, достиг апогея; Иванна сама готова была присоединиться ко всеобщему хору, но от переизбытка эмоций, которыми был буквально пропитан воздух, у неё перехватило дыхание. Сделав шаг назад, чтобы поймать слегка пошатнувшееся равновесие, она наткнулась спиной на Каркарова и с облегчением прислонилась к нему.

— Игорь, тебе ответственное задание: если я сейчас начну отключаться — уведи меня отсюда, — попросила она, во все глаза глядя на море студентов перед сценой, которые раскачивались в такт музыке, зажав в поднятых к небу руках волшебные палочки с зажжённым Люмосом, и в едином порыве вдохновлённо подпевали.

— Хорошо, я прослежу, — он обнял Иванну и, положив подбородок ей на макушку, тихонько загудел под нос мелодию гимна. Иванну это умилило настолько, что она даже слегка пришла в себя, выплыв из затягивающего водоворота чужих эмоций.