Ягулче немного успокоился, когда в зал вошли инженеры из республиканского министерства строительства и городского планирования, местные представители власти. У него словно камень с души упал. Но вдруг он увидел среди присутствующих биолога Цветана Горского, и в душе снова шевельнулись сомнения. Не мог несчастный Ягулче до конца быть спокоен. В голове его промелькнули мысли о Цветане Горском и его друге с сомнительным прошлым — белогвардейце Игоре Лозинском, который вообще неизвестно как оказался здесь, да еще водил дружбу с эмигрантом из Албании — адвокатом, который с семьей перебрался в Скопье.

Пока шла война, Ягулче Дримский ничего не мог предпринять в отношении Лозинского. В тех условиях другие задачи были для него приоритетными. Но и тогда ему не давал покоя вопрос: как вселилось в человеческие души огромное уважение к Игорю Лозинскому, как он завоевал себе такую славу среди людей? Людей, которые оставались абсолютно равнодушными к решениям власти, к призывам партии. «Но, — сказал себе Ягулче, — лучше об этом не думать, пока ему не станет до конца ясно, что здесь делает Цветан Горский и кто его прислал».

Когда Трим Тоска, албанец, известный участник борьбы за освобождение Югославии от фашизма с самого начала народно-освободительной войны, решил, что в зале стало уже достаточно тихо, он встал и представил собравшимся важных лиц, присутствующих на заседании: сначала представителя Центрального Комитета партии, потом представителей Министерства строительства и городского планирования, дальше — местных функционеров, в том числе, и биолога Цветана Горского. Ягулче Дримский ожидал услышать и свою фамилию. Но — этого не случилось! Его прошиб холодный пот, он побледнел, испугался, даже прикрыл рукой медаль. В тот момент он почувствовал, как колотится его сердце. Трим Тоска заметил, что Ягулче Дримский нервничает. Он попытался ободрить его мягким взглядом, но это не помогло. Тогда Трим Тоска, возвысив голос, сказал:

— А сейчас, уважаемые товарищи, позвольте особо представить вам Ягулче Дримского, человека слова и чести, борца, закаленного в битвах против оккупантов, человека, выступающего за построение нового общества, имеющего большие заслуги в ликвидации классового врага. Но самая главная его заслуга — это то, что он сумел установить порядок в распределении воды между жителями. Никто не сумел справиться с этой задачей лучше него, ни в прошлом, ни в наши дни…

Бедный Ягулче Дримский не мог поверить своим ушам! Он всего ожидал, но чтобы такое… Сначала он выглядел смущенным. Но быстро собрался с духом. Встал, выпятил грудь чуть вперед, чтобы хорошо была видна медаль. Хотя до конца он так и не понял, что происходит. Не знал, сидя ли или стоя слушать дальше речь Трима Тоски. Но, надеясь на лучшее, все-таки остался стоять. Трим Тоска, после того как шум в зале стих, продолжил:

— Уважаемые товарищи, наша великая партия, получив одобрение от всех местных и республиканских органов власти, после того, как в течение нескольких месяцев изучала биографии партийных кадров, приняла решение поручить строительство первой гидроэлектростанции на нашей реке, недалеко от ее истока из Озера, нашему стойкому борцу товарищу Ягулче Дримскому.

Партия назначила Ягулче Дримского главой созданной Дирекции по строительству гидроэлектростанции и регулированию уровня воды в Озере…

Вот теперь Ягулче Дримский окончательно пришел в себя. Успокоился. Стоял, гордо глядя на портрет Сталина, висевший рядом с портретом Тито. Взгляд Ягулче стал решительным и твердым. В какой-то момент он даже представил себя между ними! Но ненадолго. Чем выше, тем опаснее, сказал он себе. Он помнил про те волны страха, которые накатывались на него раньше. Зачем подставлять голову под пули?! Ягулче вдруг подумалось, что у него даже не спросили согласия на новое назначение. А к чему было спрашивать — ведь он не был членом партии.

До настоящего момента для Ягулче все складывалось хорошо, хотя ни партия, ни власти не давали никакой оценки его работе. Ягулче занимался водой и людьми, и никто его не трогал. Никто ему не мешал. Жил он себе мирно и спокойно до этого дня.

Присутствующие после категоричных слов Трима Тоски и подумать не могли, что у Ягулче Дримского не спросили согласия на ведение такой высокопрофессиональной работы, зная, что на такие должности назначались проверенные и преданные партии кадры. Инженеры по строительству гидроэлектростанций, прослушав убедительную речь Трима Тоски, не сомневались в достоинствах Ягулче Дримского с партийной точки зрения, но у них вызывал недоверие уровень его подготовки как специалиста. Однако дискуссии быть не могло. Последнее слово было за партией. У Ягулче Дримского хватило мозгов, чтобы понять, что его ставят на эту должность не ум показывать, а силу. Какую и против кого, пока ему не было ясно. Но рядом была партия, ее дело — думать.

Ягулче молчал. Он часто говорил, что молчание иногда золото, а иногда обман, да кто разберет, что оно такое есть в каждый конкретный момент. Ягулче был в нерешительности, потому что не знал, пора ли произносить ответные слова благодарности. Но не ему было решать, когда ему следует говорить. Поэтому-то Ягулче Дримский ни слова не проронил. Так и стоял молча. Трим Тоска дал ему знак, чтобы он сел.

— А сейчас, — сказал секретарь, когда в зале установилась полная тишина, — слово имеет товарищ Сретен Яворов.

Представитель Центрального комитета, приветствуемый бурными аплодисментами присутствующих, подошел к микрофону, подправил его под свой рост и начал речь:

— Товарищи, мы шагаем к коммунизму и делаем это намного быстрее, чем это когда-то могли себе представить наши выдающиеся стратеги. Освободительный марш Сталина будет продолжен нашим рабочим классом, который направит свой энтузиазм на обустройство страны. Великие люди, планирующие развитие на республиканском, федеральном уровне, со всех краев социалистического, братского содружества, указали нам, как каждый уголок нашей страны превратить в цветущий рай. Рай на земле существует там, где люди его заслуживают. Наши прославленные ученые и специалисты с помощью экспертов из братских социалистических стран пришли к выводу, что наши воды таят в себе миллиарды киловатт-часов электроэнергии.

Мы укротим все воды озер и рек, включая и эту нашу реку. Украсим Озеро ожерельем из гидроэлектростанций. В прошлом никто до этого не додумался. Вода потечет быстрее, давая людям свет. Нашим ученым известно, как осветить наш райский сад коммунизма.

В заключение, товарищи, от имени Центрального комитета партии желаю вам больших успехов в осуществлении этой исторической задачи. А Вам, товарищ Ягулче Дримский, желаю успешной работы во главе Дирекции во имя процветания нашей великой партии и наших народов.

Раздались аплодисменты. Все встали. Ягулче Дримский встал первым. Встал первым, но не знал, следует ли ему хлопать или нет — как бы другие не подумали, что он рукоплещет сам себе. Ягулче старался казаться спокойным. Секретарь Трим Тоска на этом закрыл торжественную часть заседания и объявил, что рабочая часть состоится после полудня. На ней будут представлены планы строительства первой гидроэлектростанции на реке, вытекающей из Озера, а эксперты выскажут насчет этого свои мнения, при этом и политики молчать не будут.

Ягулче Дримский сиял от радости. Этот день был самым счастливым днем в его жизни. Медаль блестела на его груди, рядом с сердцем. По тому, как время от времени подрагивала медаль, было видно, как бьется его сердце…

23

Ягулче Дримский почувствовал себя заново родившимся. Ему было радостно, как в праздник. Он сразу взял инициативу в свои руки. Для секретаря Трима Тоски и для представителя Народного фронта организовал прогулку по Озеру в большой лодке озерного патруля. Лодка летела по воде, разрезая синюю гладь и оставляя за собой волны. Ягулче Дримский был счастлив. Казалось, еще немного — и он полетит к небу.

Ягулче вдруг понял, что теперь он сильнее любого из местных руководителей. Имеет доступ к республиканскому секретарю, курирующему экономическое развитие страны. Правда, пока он вел себя с ним сдержанно, побаивался, как бы не переборщить. Сильным, очень сильным почувствовал себя Ягулче на озерных водах… Когда Ягулче мыслями вновь оказался на земле, он приказал рулевому патрульной лодки свернуть к монастырю Святого Наума на самой границе между Албанией и Югославией.