Если ранее — в Ветхом завете — это совершалось на основании предания об Адаме и Еве, то Павел, как поклонник греческой философии, соответственно прогрессивным требованиям времени, формулировал так: “Жёны, повинуйтесь своим мужьям яко же Господу, потому что муж есть глава жены, как и Христос глава церкви, и Он же спаситель тела”. (Поел, к Ефесянам. гл. 5 ст. 22 и 23).
Иначе говоря, факт остался тот же, переменилась лишь его подкладка.
“Христианство” в том виде, как его основал Павел, смешав еврейские предания с собственными мыслями и греческой философией, — оказалось как нельзя более пригодным для требований времени: одряхлевшей цивилизации надо было что-то новое, но такое, которое не разрушало бы её вполне, а лишь оживило бы.
Новая религия, постепенно вырабатываясь в сложный цикл обрядностей, несла с собою желанное обновление: давала на смену старых богов — нового, и, вместе с тем, не разрушала всех обычаев и устоев языческого мира, а узаконивала существовавший государственный строй, не протестовала ни против рабства, ни против войн, — и удерживала старый строй семьи, основанный на порабощении женщины.
Одножёнство, введенное христианством, как и в наши дни, — оказалось пустою формальностью: оно не мешало никогда иметь наряду с законной женой — десятки незаконных.
Так что уверения всех сторонников церковной веры, будто бы христианство освободило женщину, — оказываются совершенно ложными.
Бебель справедливо замечает, что не христианство освободило женщину, а “успехи западной культуры вопреки христианству”. “Христианство” в том виде, как его преподавала церковь — давало женщине лишь надежду на избавление от “юдоли плача и скорби” — земной жизни — награду будущей блаженной жизни — рай.
И немудрено, что женщины с радостью шли навстречу новому учению, которое всё же являлось проблеском света в их безотрадной жизни. И характерно то, что они часто являлись первыми провозвестницами нового учения: в России — Ольга, во Франции — Клотильда, в Грузии — Нина. И за всё, за весь этот энтузиазм, “отцы церкви” разражались проклятиями на женщин. Не будучи, очевидно, в состоянии совладать с своею чувственностью — они не переставая громили женщину как “сосуд дьявола”.
…Распространяясь повсеместно, христианство несло с собою и закрепощение женщины на религиозной основе, которое как раз подходило к существовавшему уже ранее обычаю, и таким образом не делало никакой революции в семье. Каноническое право в этом отношении вполне согласовалось с римским, — так было узаконено и освящено религиею юридическое бесправие женщины. Вот как “освободило” женщину христианство! Цивилизация пошла своим ходом, почти не признавая её за человека. Мужчина, не переставая, учился, шёл вперёд, двигал искусства, науки, пользуясь женщиной, как хотел и когда хотел, для своих целей. И лишь немногие выдающиеся по своим духовным силам женщины — большею частью из высших слоев общества — могли пользоваться теми же умственными сокровищами.
Долгие века женщина была заперта в узком домашнем быту. Экономическая эволюция выдвинула её на сцену как самостоятельное существо, которому дана жизнь, но не дано средств к существованию, и перед современным обществом, среди массы других — встал и женский вопрос.
Социализм явился учением, соответствующим требованиям времени. Все неправды, все вопиющие злоупотребления правящих классов, все тёмные стороны жизни — предстали пред его судом, и приговор его беспощаден, хотя и вполне заслужен.
Даже самые ярые противники социализма не могут отрицать того, что в нём находятся те же истины, которые когда-то, давным-давно, были сказаны и совершенно забыты церковным христианством.
Пусть социализм отрицает религию. В том виде, как она практикуется теперь во всех цивилизованных странах — она ничего другого не заслуживает. И всякий искренний, убежденный социалист, умирающий за свои идеи — не есть ли это тот же мученик, каким привыкли мы воображать мучеников первых времён христианства?
Во все времена у истины всегда являлись герои, готовые умереть за неё. И современное общественное движение за всех угнетённых — кто бы то ни был — женщина ли, рабочий ли,— не есть ли это отзвук порыва к идеалу, который, не переставая, живёт в умах и сердцах людей?
Новейшая школа политической экономии — солидаризм — провозглашает в своём учении ту же евангельскую истину любви к ближнему и говорит о воспитании и развитии чувства солидарности в массах.
Социализм правильно разрешает и женский вопрос, рассматривая его как одну из сторон общего, социального вопроса.
Женщина признана им равноправной мужчине, проституция — злом, признана и необходимость совместного воспитания обоих полов для развития взаимного понимания и уважения, без чего немыслима жизнь. Брак — современный брак, в котором женщина закрепощается полигамисту-мужчине и делается “de jure” одной женой, тогда как “de facto” муж может иметь их десятки — это поистине позорное и лицемерное учреждение — должен существовать в новом обществе в новой форме: путем свободного выбора и не менее свободного сожительства.
Книга Бебеля “Женщина и социализм” {Вероятно, Е. Дьяконова читала книгу А. Бебеля в немецком оригинале — русский перевод появился только в 1904 г.} должна сделаться своего рода евангелием для всякой мыслящей женщины. Она по объему — куда больше “Мыслей”; но из неё не только нельзя выкинуть ни одного слова, но наоборот: кажется, что ещё мало, что надо бы ещё разработать, ещё прибавить. В ней — идея любви к ближнему проведена гораздо последовательнее, нежели у Толстого. В каждой строчке чувствуется, что писал человек, глубоко проникнутый сознанием векового зла, вековой несправедливости порабощения одного пола другим и всех вытекающих отсюда общественных бедствий. Книга проникнута благородством, и каждая мысль в ней драгоценна.
Страстной надеждой на новое, лучшее будущее дышат заключительные слова этой книги, и в убеждённом тоне автора чувствуется проповедник религии любви к человечеству. Такою же радостною и светлою надеждой оканчивается и последний роман Золя “Le Travial” {“Труд” (1901).}, написанный под влиянием социалистического движения.
Истина — “люби ближнего как самого себя” — жива, и не странно ли только, что наилучшими её выразителями являются те, которые не признают никакого “христианства” и отрицают всякую религию?
И не характерно ли, что книга Бебеля — этот благородный протест — написана именно социалистом, а не кем-либо иным из числа тех, которые “признают религиозное учение Христа”.
Ведь если откинуть из этой книги призыв к борьбе — под всем остальным мог бы смело подписаться любой “христианин”. И однако никто из них не занялся ни вопросом о проституции, ни вопросом об экономическом строе современного общества в связи с положением женщины в этом обществе.
Рассуждая о нравственности с точки зрения личной морали, Толстой как будто не замечает, что всё это теснейшим образом связано с женским вопросом.
В своей известной программе… требуя уравнения крестьян в правах с другими сословиями, уничтожения телесного наказания, прекращения применения усиленной охраны, свободы образования и свободы совести — Толстой умалчивает о том, что, кроме крестьян, есть ещё угнетенные — женщины — которые законом поставлены в такое положение, что делаются собственностью мужа после того, как дьякон прокричит над ними в церкви — “а жена да боится своего мужа”.
Наша нелепая и жестокая паспортная система, при которой муж является собственником своей жены, оказывает развращающее влияние особенно в крестьянском быту, где муж часто пользуется правом выдачи паспорта жене, как средством вымогательства от неё денег.
Право это — не менее позорно, нежели телесное наказание. И если требовать свободы — то надо прибавить к ней раскрепощение женщины в браке, требовать уничтожения этого бессмысленного и позорного для человеческого достоинства порабощения одного пола другим.
Брак — дело любви — должен быть основан только на взаимной любви и согласии, и во взаимных отношениях нет места приговору закона: “Жена должна покоряться мужу и следовать за ним”.
