Покинувший здание Джек передислоцировался во множественные внешние камеры наблюдения, размещённые на стенах соседних небоскрёбов, пытаясь хотя бы физически отследить Яна и Марту. В Метрополии уже достаточно давно шёл дождь, что не слишком положительно сказывалось на возможностях наблюдения, ливень шумел, прорезая тишину пространств между домами-титанами, он становился невыносимо громким и надоедливым. До электронного наблюдателя доходили сигналы службы безопасности покинутой локальной сети, уровень информационного шума только возрастал.
"Они ждали того, что за ними будут следить. Тебе следует быть ещё более осторожным" - скудно отрапортовал Джек Сергею.
Скрывшись от ливня под прозрачной крышей одного из павильонов, во множестве расположившихся вокруг покинутого небоскрёба, Ян и Марта старательно мониторили окружавшее их пространство на предмет присутствия электронных "духов". Их оппонент, кем бы он ни был, производил впечатление чертовски проницательного и способного к анализу автономного разума, исчезая в момент, едва ли не предшествующий частичному обнаружению, он смог склонить парочку к излишней, пусть и полностью обоснованной подозрительности. Которая, надо сказать, не была излишней. Странное сочетание обилия электроники и воды, бесконечно движущихся, будто живых, обособившихся в отдельные, не зависящие от человека миры, которые при этом были полностью подвластны человеку, успокаивали разумы и сердца, пока снующая везде информация, обволакивающая незримой паутиной каждый атом жизни, могла довести до психоза.
"Он отстранился, - откомментировала Марта. - Мы в безопасности? Пожалуйста, скажи, что так". Но Ян медлил, щурясь, он всматривался в абстрактное пространство за стеной ливня, будто пытаясь увидеть незримого врага, на самом же деле он думал, размышлял в тех отделах своего фрагментированного сознания, которые были доступны только ему. Вкусивший сполна прелесть наполовину компьютеризированного сознания, оценивший его по достоинству, Рудень прекрасно понимал логику ИИ, но что-то подсказывало ему, что он столкнулся не со стереотипным нечеловеческим разумом, тупым и следующим определённой логике. Всё могло ограничиться простой слежкой по победного, или фатального, конца, но это был не тот случай. За странным чем-то, или же кем-то, смотря кому об этом говорить, устаревающим с каждым днём верующим в превосходство человека над машиной или же ничуть не менее фанатичным ультрапрогрессивистам, стояло нечто большее чем статичная логика.
"Мы в безопасности, - медленно и чётко пропечатал Ян в общем фрагменте сознания, отвечавшим за коммуникацию, - но нам стоит переходить в наступление. Вероятно, к этому причастен твой бывший работодатель. Хотя, это слишком изощрённо и скрытно для него..."
"Но это не точно" - подумал он, уже про себя.
***
Кирилл Висельник, когда-то он чертовски не любил свою фамилию, хотя с каждым годом взрослой жизни она нравилась ему всё больше и больше, сидел в четырёх стенах своей просторной светлой квартиры, в гостиной, выдававшейся полуостровом из планировки. В громадные, французские, окна с трёх сторон проникал бледный солнечный свет, который совершенно не ощущался, был чем-то нематериальным или, по крайней мере, невероятно лёгким. Кирилл занимался самым печальным, по мнению его современников, делом - вручную работал на самом обычном компьютере, без каких-либо расширителей для подключения напрямую компьютеризированного сознания. Естественно, подобный процесс был не столь быстрым, но человеку, зарабатывавшему огромные деньги просто за то, что он несколько раз в месяц ходит на осмотры и диагностики, он был, в определённой степени, приятен. Он помогал развеяться, неспешно прожигать многие и многие часы не совсем впустую, ведь делать ему, по большому счёту, было нечего.
Друзей у Кирилла было не столь и много, да и нельзя сказать, что он наслаждался их компанией, так, обыкновенное удовольствие, аналогичное которому можно получить, скажем, от просмотра фильма или незатейливой игры в виртуальной реальности. В жизни у него была одна значительная страсть - желание понять людей с вживлёнными аугментациями, он искренне не понимал, как может живое существо допустить внедрение в себя чего-то не только неживого, но ещё и обладающего внутренним потенциалом действия и мышления. В его сознании модификации напоминали скорее паразитов, нежели помощников, потому он никогда и не думал о собственном киберпротезировании. Порой он писал сказки, в которых высмеивал современную полумифическую атмосферу, создающуюся некоторыми особо отмороженными людьми, особо от него доставалось людям, верящим в сверхъестественные вещи и трактовавшим компьютеры как материализацию самой идеи преобразования. Ради шутки же он даже выпустил статью-исследование про соотнесение философии Платона и современных воззрений подобных людей, а позже в интервью назвал их, ровно как и философа, идиотами.
Публика рукоплескала мудрёным выходкам полубезумного, по их меркам, человека, отказавшегося от аугментаций. Даже низкую скорость его работы смаковали как особую прелесть, напоминающую о тех временах, когда все люди были скованны ограничениями своих тел и не могли похвастаться более чем двумя-тремя качественными романами, выпущенными за год. На самом деле, он часто думал о прошлом, о том, которое напоминал современникам своим существованием, довольно забавно было быть своего рода ожившей мумией, где-то он уже встречал похожий сюжет, у некоего автора, жившего почти два столетия назад, а также он с ностальгией вспоминал те времена, когда Ян не напичкал свою головную коробку электроникой до предела. И оттого, что это прошлое было таким близким, было лишь приятнее его вспоминать и неприятнее думать о том, что это всего лишь прошлое. Лео утверждал, что во всём виновата эта "девка", ошивавшаяся рядом с "богатым дурачком из Метрополии", но согласиться с ним Кирилл никак не мог. Забавно, но человечность по Висельнику начала проявляться в Яне только тогда, когда он стал скорее компьютером, чем человеком и, в общем и целом, виновна в том была Марта, но вовсе не нажива двигала ею.
Кирилл потянулся, встал, прошёлся по комнате, после чего вновь сел и продолжил печатать "...неподалёку от деревни проживала мистическая девушка, не то ведьма, не то чудище, так или иначе, но её боялись все жители. Но однажды проезжавший мимо молодой дворянин..." Он подумал и стёр текст, нет, этих двоих стоило поместить в более близкие к нему времена, уж больно они были пропитаны этой странной, цифровой, романтикой современности. Не сказать, чтобы ему нравилась пассия его друга, не сказать, что не нравилась, несмотря на скудные, по общепринятым меркам, прямые вычислительные способности мозга, Кирилл обладал тем, что было далеко не у всех его современников - способность рассуждать и любовь к этому делу. Возможно именно поэтому он всё ещё общался с Яном, он был таким же, пусть с иными взглядами и ценностями, но думающий человек всегда найдёт общий язык с иным таким же думающим. Кто точно не симпатизировал Висельнику, так это Лео, этот человек обладал удивительной способностью делать всё ругаемое им невероятно привлекательным. Почти всё в этом человеке можно было описать как "острое", конечно же - в плохом смысле, острый язык, угловатая внешность, острые, как перец, взгляды на мир, только вот разум был его мягок и податлив, подвластен химии организма и сиюминутным желаниям.
Кирилл откинулся на спинку кресла без ножек, она мягко накренилась. Такие кресла стали относительно популярны за счёт моды на невысокие столики посреди комнаты, которые предоставляли возможность работать при столь романтизированном ретроградами дневном свете. Отсутствие ножек позволяло сидеть за такими столиками, работать и, по мере необходимости, расслабляться в объятьях мягкой кожи. Нельзя сказать, что это было удобнее или практичнее, чем, допустим, пуфик, подстраивавшийся под антропометрические данные пользующейся им персоны и его положения, но спрос был, и это было главным. Бледно-голубые глаза рассматривали минималистичный пейзаж потолка: одна мощная лампа в наполовину сферичном плафоне и бесконечные пространства белизны. Он встал и подошёл к окну, отодвинув в сторону мощные шторы, посмотрел на улицу, очки блеснули на солнце. В последнее время всё большую популярность обретали дома с парковыми площадями проекта "Новый Вавилон", предполагавшего постройку одного относительно высокого дома взамен кварталу, счёт этажей в подобных проектах не всегда ограничивался двузначными числами, хотя более распространён был другой вариант - расширение жилого пространства за счёт подвесного строительства, когда некоторые квартиры строили, можно считать, над пропастью. Это экономило драгоценные квадратные метры под парковые пространства, которые, зачастую, много превышали площадь основания самого дома.
