— Да, я отпустил людей до завтра. Они заслужили это. Работали без выходных почти месяц. Я зайду за Гунтрамом после двенадцати.

— Ты же не серьезно?! Это опасно! — воскликнул фон Кляйст.

— Фердинанд, люди выдохлись. Я не могу требовать, чтобы они все время работали. Ты тоже можешь отдохнуть и посмотреть что-нибудь для Гертруды и детей. Ты перестраховываешься: я вполне могу постоять за себя.

— Я все равно против.

— Пока Гунтрам останется с Алексеем и, возможно, они съездят в его квартиру, посмотреть, не забыл ли он чего-нибудь. — Здорово, у меня свидание с русским громилой, саркастически подумал я. — Потом мы что-нибудь поедим, сходим в город, поужинаем и вернемся в отель.

— Я не доверяю здешним людям.

— Я тоже, но они потеряют больше, если пойдут против нас. Возвращайся к своим делам.

Позже за мной заехал Алексей на огромной машине, которые они так любят, и отвез в бывшую квартиру. У него, конечно же, имелись при себе ключи. Эти ребята из КГБ всегда ко всему готовы. Жорж был в восторге от «большого мальчика»: Алексею около 35 лет, и как у многих русских, у него детское выражение лица — пока водка не меняет их.

— Нам нужно возвращаться, — резко прервал нас Алексей, устав от настойчивых заигрываний Жоржа. Он собрал мои вещи и пошел на улицу, к машине.

— Жалко, что он такой бука, — вздохнул Жорж.

— Скажи спасибо, что все кончилось мирно… Я буду скучать по тебе, может быть, даже по твоей шумной собаке.

— До свидания, мой мальчик. Звони, если понадобится совет опытного человека.

— Хорошо. Спасибо тебе за всё, — я крепко обнял его. Он был единственный, кто попрощался со мной в Аргентине.

В 11.30 Конрад вернулся с последней встречи и сменил деловой костюм на брюки беж, белую рубашку и твидовый пиджак. В этой будничной одежде он выглядел моложе и чертовски привлекательно — я едва не пустил слюни.

— Можно спросить у тебя кое-что личное? — игриво сказал я.

— Если ты хочешь узнать, где я прячу деньги, то нет.

— Ну не настолько личное. Ты никогда не думал попробовать носить джинсы?

— Нет. Я не Джон Уэйн. (1)

— Иногда кажется, что ты из Средневековья, — хихикнул я. Безнадежный случай!

Мы сели в один из автомобилей-монстров; Конрад решил вести сам, оставив шофера в отеле. Объехав город, мы отправились обедать в Пуэрто Мадеро — бывшие портовые доки, после реконструкции превратившиеся в модный район. Он хотел мяса, конечно же, все гринго обожают его, впрочем, и сами аргентинцы (в том числе не совсем настоящие) тоже. Конрад сказал, что его фирма хочет купить один из здешних складов, чтобы открыть постоянный филиал.

— Мне показалось, что аргентинцы тебе не понравились, — озадаченно заметил я.

— Не понравились, но эта страна обладает определенной инвестиционной привлекательностью. Здесь огромные неэффективно использующиеся природные богатства, и в связи с кризисом цены очень низки. Сельское хозяйство и добыча полезных ископаемых — вот на чем мы сейчас сосредоточимся. Промышленность нас не интересует — производственная база требует модификации, и издержки на оплату труда высоки, поэтому прибыли можно ожидать самое меньшее через семь лет. Кроме того, местные политики постоянно вмешиваются в наши дела.

— Никаких проектов с земельными участками в ближайшее время? — с надеждой спросил я.

— Никаких, пока действует наше соглашение, — его серьезный тон снова напугал меня.

Он продолжал распространяться о богатстве сельских районов, о том, какой у нас никудышный правящий класс, что они умеют думать вперед не дальше ближайших выборов. Эти люди — как дети: много хотят от других и ничего не дают взамен. Они так и не поняли, чем был аргентинский дефолт в глазах мировой экономической элиты, и удивились, когда их едва не выкинули с Давосского форума в этом году.

Конраду захотелось прогуляться по докам и посмотреть центр. Он несколько раз проезжал этот район на машине, но у него не случилось возможности спокойно все посмотреть. Меня рассмешила мысль, что он хочет пройтись обычным туристическим маршрутом.

— Обычно сначала смотрят, а потом уж покупают, — пошутил я.

— Я так и сделал. Прочитал несколько книг и отчетов, прежде чем приехать сюда. Вся приобретаемая земля была оценена экспертами. Но о коровах я так ничего и не знаю и знать не хочу. Кроме того, это не такие уж большие вложения. Мы только заняли начальные позиции.

— Если не секрет, каков размер инвестиций? — поинтересовался я, не особо надеясь на ответ.

— Я начал с трехсот из личных средств и, может быть, увеличу до пятисот, если получу доходы. Не хочу рисковать капиталом банка. Ситуация здесь все еще нестабильна.

— На такую сумму можно купить половину Патагонии, — оторопело проговорил я, стараясь не удивляться слишком сильно.

— Можно. Но я предпочитаю сконцентрироваться на Буэнос-Айресе и прибрежных провинциях, — невозмутимо ответил Конрад. — Ты хорошо знаешь этого человека, Долленберга?

— Не очень. Больше его брата, Хуана. Отличный парень, честный; может, и не самый лучший ученик в классе, но зато очень коммуникабельный. Я редко сталкивался с Пабло, потому что он старше; кроме того, ему не нравился Федерико, и он не хотел, чтобы Хуан с ним общался. Поэтому я удивился, когда они пригласили меня к себе на каникулы. Пабло держался со мной вежливо, но сохранял дистанцию — как полагается старшекласснику с «гномами». Он был постоянно занят делами поместья и очень ответственно ко всему подходил. Его дед — настоящий джентльмен и очень умен. Он воевал, а после войны переехал в Аргентину. Я мог разговаривать с ним часами.

— Я подумывал о том, чтобы предложить Долленбергу место в аргентинском филиале. Нам нужны эксперты по сельскому хозяйству, и хотя он молод, но мог бы выполнять для нас отдельные поручения. Проблема в том, что он твердо настроен уехать из Аргентины.

— Его можно понять. Он едва не потерял ребенка.

Мы долго шли молча, пока он не решил вернуться в отель.

Устроившись на диване в гостиной, мы включили какой-то фильм. Конрад, как подросток на первом свидании, взял меня за руку. Сердце ухнуло вниз, а в животе затеплилось возбуждение. Я попытался думать о чем-нибудь противном, вроде тех двух скунсов, что видел как-то раз в деревне, но это не сработало. Смущенный, я опустил глаза, пытаясь игнорировать приятное тепло, идущее от его тела. Он взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза, излучавшие нежность; наклонился и прижался к моим губам. И это окончательно лишило меня выдержки.

…Мы вели себя, как животные в случке. От того, как он держал меня, как умело целовал, от моих собственных влажных поцелуев у меня кружилась голова. Сами того не заметив, мы упали на огромную постель, и он накрыл меня своим телом. Я прогнулся, притираясь к нему пахом, чувствуя его возбуждение. Закинул ногу на бедро Конрада, чтобы он никуда не делся, и как обычно, этот мой жест окончательно свел его с ума. Мне отчаянно захотелось заняться с ним любовью и забыть, наконец, ужасные события прошлой ночи.

Он прервал поцелуй, я разочарованно заворчал, обвил руками его шею, не желая отпускать, но Конрад был сильнее.

— Разреши мне доставить тебе удовольствие, — загадочно сказал он. Интересно, а чем мы занимались до этого? — Позволь раздеть тебя.

— Делай, как тебе нравится, Конрад, — задыхаясь, проговорил я.

Ловко расстегивая мою рубашку, он ласково целовал и лизал постепенно обнажавшуюся кожу. Язык плясал вокруг сосков, извлекая из меня стоны. Не отдавая себе отчета, я запустил пальцы в его волосы. От его тягучих движений мое возбуждение сделалось почти болезненным. Он проложил дорожку осторожных поцелуев вниз по животу к пупку и поиграл с ним языком.

Внезапно Конрад снова остановился, я едва не заплакал с досады. Он успокаивающе улыбнулся, взял меня за лодыжку и медленно стянул носок. Круговыми движениями помассировал голень, отчего я странным образом расслабился, пальцы на ногах разжались.