Я остановился в последнем помещении, чтобы посмотреть на документы времен второй мировой войны, но ощущение становилось все сильней и сильней. Реальное или воображаемое, оно действовало на нервы. Без четверти пять не в силах больше терпеть, я направился прямиком к выходу. Даже не сказав «Au revoir et merci», толкнул тяжелую створку, чтобы уйти.
— Monsieur, un moment s'il vous plait. J’aurais besoin des quelques renseignements pour une enquěte. Votre nom, prénom et lieu de naissance.*
Честно говоря, эта просьба показалась мне странной, и первой мыслью было сказать ему неправильные данные, но, увы, у него уже оказалась приготовлена ручка и открытая папка, и он выглядел, как один из тех дедушек, которым ты не можешь сказать «нет». Я написал все, что он хотел.
— Vous êtes français?** — спросил он озадаченно.
— Отчасти. Еще и американец. Мой отец был французом, но я здесь впервые. Родился в Нью-Йорке, но живу в Аргентине. Редко пользуюсь французским паспортом, потому что стесняюсь своего жуткого французского.
— Значит, француз по крови. А язык можно подучить. Вы совершенно точно не американец. Thibaudet a votre service,* — сказал он, коротко кивнув, и быстро закрыл дверь. Странные перемены настроения!
После музея я решил прогуляться до Эйфелевой башни, пересечь Сену по направлению к Триумфальной арке, а потом полюбоваться Елисейскими полями при ночном освещении. Было холодно, но огни фонарей создавали вокруг ауру волшебства. Почему-то до сих пор казалось, что на меня смотрят; ощущение пропало, лишь когда я вернулся в хостел.
Весь следующий день я провел в Лувре, но даже там мне всё время чудилось, что за мной следят. Я не мог избавиться от этого ощущения, пока не сел в ночной поезд, отправлявшийся в Венецию.
На этом пока что всё. Я планировал — и «план» здесь ключевое слово — писать понемногу каждый вечер, главным образом, чтобы упорядочить мысли и зафиксировать впечатления от путешествия. Кто знает, когда я снова попаду в Европу…
Венеция
Все-таки ночные поезда — не лучший вариант. Конечно, сам по себе поезд современный, комфортабельный и шел точно по расписанию, но очень трудно было заснуть: шумно, и он останавливался на каждой станции. Тем не менее, утренний вид из окна поезда, пересекающего по насыпи венецианскую лагуну, прекрасен и искупает все неудобства.
Для меня стало неожиданностью, что вместо автобусов, развозящих приезжих, у железнодорожного вокзала нас ожидали лодки. Отстояв очередь, я купил билет до моста Риальто. Линия 1, вот куда мне надо.
Найдя свой хостел, я оставил там рюкзак. Путешественникам на заметку: палаццо на итальянском вовсе не означает дворец; это просто здание, как я выяснил этим утром, когда добрался наконец до палаццо-хостела, построенного в XVII веке. Действительно, надо было плыть на речном трамвае (вапоретто) до остановки Риальто, потом идти прямо, по направлению к Сан-Поло. Затем — мимо Рыбного рынка, хотя его почти не видно, но если пройти до конца улицы, попадешь туда, куда надо. Признаюсь, я опешил, когда увидел свой хостел. Жестоко. Досчитав до десяти, нажал на звонок. По крайней мере, у этого «палаццо» была крыша.
Войдя внутрь, я очутился в помещении, которое, наверное, когда-то давно могло сойти за фойе. Напротив входа располагалась лестница — не в рай, конечно. Освещение, как и краска на стенах, отсутствовали; и почему, скажите мне, здесь лежат эти деревянные брусья? Я очень осторожно обошел их, опасаясь, что на голову свалится кусок растрескавшегося потолка, и поднялся по ступенькам.
Хозяин гостиницы оказался забавным улыбчивым человеком. Он взял мой паспорт и пробормотал что-то вроде: «американец». Я сделал равнодушное лицо и ждал, пока он переворачивал страницы. Со всем достоинством, какое смог наскрести, я важно сообщил ему, что мой друг приедет через несколько дней.
Он поднял бровь и хихикнул:
— Блондинка или брюнетка?
— Блондинка. Две штуки, — ответил я, понимая, что акции Федерико стремительно растут.
— Не приедет, — уверенно заключил итальянец, словно это было так же закономерно, как восход солнца по утрам. — Собираетесь в Музей Пегги Гуггенхайм?
— Что, простите?
— Музей, куда ходят все американцы, — объяснил он непонятливому туристу. — Разве вы не американец?
— Вообще-то я собирался на Сан-Марко или в Галерею Академии.
Почему он смотрит на меня, как будто я отрастил рог на голове? Неужели ему неизвестны основные городские достопримечательности?
— Вы первый за долгое время, кто спросил о них.
— Сан-Марко, Мозаики, Дворец Дожей, Площадь, Собор.
Наверное, он меня не понимает…
Примечания переводчика
Архитектурный памятник XVII века, в котором располагается Музей Армии.
** — Добрый вечер, месье. (фр.)
*** — Билет, пожалуйста — (фр.)
**** Запрещается… (фр.)
* — Месье, минуточку, пожалуйста. Мне нужны некоторые сведения для анкеты. Ваше имя и место рождения. (фр.)
** — Вы — француз? (фр.)
* — Тибоде, к вашим услугам. (фр.)
========== "4" ==========
Еще одной вещи здесь быстро учишься — что все направления относительны. Прямо не всегда прямо, а лево и право могут ввести в заблуждение. Оказывается, совсем непросто ориентироваться в средневековом городе, да еще и с каналами! Пожалуйста, верните мне прямоугольные площади и длинные проспекты, а ренессанс возьмите себе! К счастью, я помнил первое правило туриста: иди туда, куда все люди. При всей хаотичности их перемещений, они всегда знают, где еда и где весело.
После нескольких поворотов, почти уже заработав головную боль, я достиг главной площади. Всё было на месте: Собор, Дворец Дожей, Башня и Лев. У меня даже осталось время, чтобы заглянуть во Дворец, потому что мы должны были встретиться с Федерико в четыре где-то здесь, на Сан Марко.
Когда я вышел из Дворца, над площадью сияло солнце. До четырех еще было какое-то время, но сходить в Собор я бы уже не успел. На скамейке отыскалось освещенное солнцем местечко, и после холодных камер и подземелий венецианских дожей погреться было приятно. Я направился к скамье, обходя продавцов корма — площадь заполонили сотни голубей. Усевшись, достал недавно купленное дешевое карманное издание “Le Rouge et le Noir”(1). Если вы не сможете выучить французский со Стендалем, вы безнадежны. Я попытался читать, но эти венецианские голуби — настоящие бандиты. Они крупнее обычных, высокого мнения о себе и твердо убеждены, что туристам полагается их кормить до отвала. Если ты этого не делаешь, они зовут еще больше своих друзей и все вместе карабкаются тебе на ботинки. Кричать на них или вставать бесполезно — их это нисколько не впечатляет.
Десять раз прочитав одно и то же предложение в приятной компании голубей, я вдруг заметил кое-что. Во-первых, голуби куда-то подевались, во-вторых, солнце скрылось. Точнее, солнце от меня было заслонено. Огромным человеком. Высоким, под метр девяносто, коротко стриженным, в темном пальто, явно любителем физических упражнений.
— Жульен(2) уже ушел из отцовского дома? — спросил он по-английски баритоном, от которого у меня по спине поползли мурашки.
— Еще нет, — пробормотал я.
Он явно собирался сесть рядом, и я скорее подвинулся, иначе бы он раздавил меня. Разве европейцам не полагается быть утонченными и вежливыми?
— Стендаль был хорошим дипломатом, но мне больше импонирует точка зрения Лампедузы(3): достичь власти относительно легко — труднее удержать ее, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.
Я снова почувствовал себя семилетним мальчишкой, который забыл выучить урок. Сглотнув, я мысленно одернул себя; мне не нужны лекции по литературе или политике! Надо ответить что-нибудь глупое, он поймет намек и отстанет. Разве его в детстве не учили не вступать в разговоры с незнакомцами? Скорее всего, нет — с такими габаритами, как у этого человека, незнакомцев можно не опасаться.
