— Да уж. Иногда мне кажется, что у Фердинанда вообще не было детства. Он всегда такой серьезный, да и мой кузен не лучше. Надо заметить, каникулы определенно пошли ему на пользу, он не выглядит таким напряженным, как до этого. Сейчас он напоминает мне те времена, когда нам было по двадцать.

Затем все общество переместилось в гостиную, чтобы выпить кофе. Я выбрал местечко на софе в самом темном углу, потому что Михаэль присоединился к гостям, беседующим по-немецки, а дамы с удовольствием заговорили о следующем сезоне в Байройте (5) и прошлогоднем Венском бале. Темы совершенно не мои, поэтому я держал рот закрытым, слушая, как они из вежливости чирикают по-английски.

В одиннадцать все решили, что пора закругляться, и разъехались по домам. Мы с Конрадом вместе отправились в спальню, и я получил один-единственный поцелуй и приказ «а сейчас спи, у тебя вид, словно вот-вот заболеешь».

Примечание переводчика:

(1) Uradel (по-немецки: "древняя знать" или "первобытная знать"), относится к старейшей знати, в отличие от дворянства, приобретенного через грамоты и т.п. Слово Uradel применяется для обозначения тех рыцарских семей североевропейской знати, чье дворянское звание приобретено до начала XV века.

(2) В конном поло используется специальный тип лошадей — «поло пони». Лидером в разведении поло пони является Аргентина.

(3) Между первой и второй войной в Персидском заливе многонациональные морские силы (по мандату ООН) осуществляли блокаду Ирака. Эти действия назывались «эмбарго» и «воспрещение морских сообщений».

(4) Кабукичо — знаменитый токийский район развлечений.

(5) В Байройте, Бавария, проводится ежегодный летний фестиваль, на котором исполняются произведения Вагнера.

========== "16" ==========

17 января

Это правда. Я убедился, что он действительно встает в шесть утра.

Было еще темно и очень холодно, когда я почувствовал рядом с собой шевеление.

— Поспи еще. У меня тренировка с Гораном до половины восьмого, а потом мы можем вместе позавтракать перед тем, как я уеду в офис, — успокаивающе шепнул мне Конрад, и я снова задремал.

В семь пятнадцать я услышал, как Фридрих накрывает завтрак в гостиной. В этом доме надо распрощаться с надеждой подольше спать по утрам. Решив, что дальше тянуть нет смысла, я поднялся с постели, умылся, достал домашнюю одежду. Надо заметить, под домашней одеждой здесь понимают не совсем то, к чему мы все привыкли. Забудьте про мешковатые штаны или безразмерные свитера. Серые шерстяные брюки, сорочка, галстук в полоску и бежевый пуловер. Хорошо, что хотя бы пиджак надевать не надо.

— Доброе утро, Фридрих.

— Доброе утро, Гунтрам. Герцог скоро придет переодеваться, и мне нужно приготовить ему костюм, — ответил он, быстро, но внимательно инспектируя мой внешний вид.

Конрад ворвался в комнату, как ураган, и я заметил на его бицепсе кровоточащую ранку.

— Что случилось?

— Ничего особенного — всего лишь результат моей собственной неуклюжести. У Горана всегда припасены какие-нибудь неприятные козыри в рукаве, — проворчал он, заворачивая в ванну.

— Фридрих, хоть вы-то понимаете, о чем идет речь? — расстроился я.

— Не обращай внимания — он злится на себя, а рана неопасная. В поединке Горан не связывает себя никакими правилами, действует исподтишка и весьма свиреп. Герцогу надо бы об этом все время помнить. Когда они сражаются, то бывают довольно жестоки, и мелкий порез — это сущая ерунда по сравнению с тем, что они могут друг другу устроить, — сообщил он так спокойно, словно не видел в этом ничего странного.

— Он сказал, что собирается потренироваться перед работой.

— Это тренировка вроде армейской. Он занимается так каждое утро, чтобы не утратить быстроты реакций, — объяснил мне Фридрих, торопясь вслед за Конрадом.

Через несколько минут Конрад, только что принявший душ, одетый в темный консервативный костюм, стремительно прошагал из ванны в комнату и сел за стол. Он что-то пролаял Фридриху по-немецки. Кажется, у кое-кого выдалось плохое утро.

— Ты сегодня останешься здесь с Фридрихом и Гораном. Я вернусь в семь вечера, — резко сказал он, довольно сильно схватив меня за подбородок и целуя далеко не ласково.

Я был на все утро отправлен на «отсидку» в библиотеку с бумагой, карандашами и книгами, и мне строго наказали не ввязываться в неприятности (????) Впрочем, сидеть в уютном тепле камина, в то время как снаружи все покрыто двадцатисантиметровым слоем снега, не так уж и плохо. Я пообедал с Фредериком и Гораном, суперкиллером из Сербии. Оживленного общения не вышло, в основном, из-за привычки Горана отвечать почти на любой вопрос одним словом. Пять слов в предложении — это его рекорд. Когда мы поели, Горан спросил, не хочу ли я сходить на конюшни и посмотреть щенков ротвейлера. Я согласился.

Мы прогулялись вокруг замка и пошли смотреть малышей, которых еще не отняли от матери. Полностью черные, за исключением светлых пятнышек над глазами, они оказались очень милыми.

— Мистер Павичевич, герцог рассказал мне о том, что вы для меня сделали в Венеции, и я хочу поблагодарить вас.

— Это часть моих обязанностей.

— Искренне сожалею, что вам пришлось рисковать из-за меня. Ведь эти люди — преступники.

— Не думай больше об этом. Все закончилось, — длинная пауза, он о чем-то размышлял. — Холодает. Лучше вернуться в замок.

Я снова отправился в библиотеку, на этот раз со Стендалем.

В семь часов объявился Конрад и сразу набросился на меня с жадными поцелуями.

— Давай поужинаем и пойдем в постель, — шепнул он, деликатно покусывая мочку острыми зубами. Я откинул голову, чтобы ему было удобнее, и он принялся зацеловывать ключицу, ловко расстегивая пуговицы на моей рубашке.

— Ну же, Гунтрам, пойдем в постель!

Я засмеялся: только Конрад делает подобные предложения в столь жесткой манере.

— Ты такой романтичный мужчина!

— Я предлагал сначала поужинать, — он изобразил обиду. — Но ты тянул, и время вышло. Мы сразу идем в постель.

— Ладно. Надеюсь, в твоей аристократической кухне есть микроволновка, — сказал я к его удовольствию.

Надо ли говорить, что мы заперлись в спальне и занялись любовью. Он сгорал от желания и хотел получить всё немедленно. Если его возвращение с работы будет таким каждый день, повар разучится делать суфле.

Двумя часами позже я, полумертвый, лежал головой на груди Конрада, наслаждаясь мягкими поглаживаниями спины и чувством умиротворения.

— Теперь ты успокоился? — спросил он.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вчера ты очень нервничал по поводу приезда сюда. Почти орал на меня в самолете.

— Конрад, нам надо поговорить. Ты не можешь за две секунды перевернуть мою жизнь вверх дном. У меня дома есть свои дела.

— Я говорил, что нам обоим надо пойти на уступки ради нашего будущего.

— И твой вклад — это… — протянул я, начиная злиться из-за его холодной самоуверенности. Черт побери, мы говорим о моей жизни!

— Я постараюсь приходить домой в семь каждый день.

Потрясающе, Конрад. Хорошая шутка. Я бросил на него убийственный взгляд. Он невозмутимо смотрел на меня.

— Я не буду ходить по шлюхам, — добавил он.

Вот это да! Ну что тут скажешь… Я тронут до глубины души!

— Как я уже сказал, ты можешь продолжить образование здесь и работать под началом Гертруды, раз уж вы вчера так быстро нашли общий язык. Она отвечает за благотворительные проекты моего фонда, — закончил он таким тоном, словно это лучшее предложение, которое я когда-либо смогу получить.

Я вспомнил слова Фридриха и глубоко вздохнул, на самом деле испытывая острое желание ударить его подушкой по голове. Да, это плохая идея — драться с человеком, который тренируется до кровавых ран в то время, когда обычные люди пьют кофе и едят круассаны. Пора прибегнуть к дипломатии и логике.

— Надеюсь, ты сможешь понять мою точку зрения, Конрад. Мы с тобой знакомы всего две недели, и ты хочешь, чтобы я одним махом отказался от всего, что у меня есть и чем я дорожу. У меня работа, друзья, университет, люди, которым мне нравится помогать, и планы на будущее. Ты слишком много от меня требуешь, и я не уверен, что готов пойти на такие жертвы.