— Нет, Гунтрам, ты должен остаться. Скорее всего, настоящая цель его визита — познакомиться с тобой.

Мы прошли в библиотеку, где Фердинанд беседовал с мужчиной лет пятидесяти, точнее, он с каменным лицом слушал болтовню гостя. Когда Фердинанд увидел Конрада, он сразу же вскочил, а гость остался сидеть.

— Привет, старик. Всё ещё неплохо выглядишь.

Я не ослышался? Должно быть, он действительно близкий родственник, раз позволяет себе так называть Конрада.

— Как поживаешь, Альберт? Твой банк не развалился?

— Держится пока, — хихикнул гость и заключил Конрада в медвежьи объятья, смачно похлопав по спине. Конрад не остался в долгу. — И кто это прекрасное создание, прячущееся за твоей спиной?

— Его зовут Гунтрам де Лиль, и он — мой избранный компаньон, — очень серьезно объявил Конрад. Альберт был абсолютно потрясен его сообщением, но быстро пришел в себя и пожал мою руку, пристально разглядывая меня.

— Должен признать, что я представлял его себе по-другому. Обычно твои пассии вульгарны, а в нем даже есть порода, — сказал Альберт весело.

Это что, был комплимент, и я должен поблагодарить его? Обойдется. Лучше я пока не буду открывать рот.

Он громко рассмеялся, заметив мое неловкое молчание.

— Да, хорошая порода и старая школа, — загадочно добавил он и подмигнул мне. — Кстати, я жду формального приглашения на ужин. Давай, Конрад, я знаю, ты умеешь красиво излагать, мы ж с тобой вместе учились.

— Не доставите ли вы нам удовольствие поужинать в вашем обществе? — спросил Конрад; кажется, я даже расслышал скрип его зубов. Надо взять на заметку: Конрад не любит дружеского подтрунивания.

— Всенепременно, благородный рыцарь, — шутливо поклонившись, ответил Альберт. — Пойдемте, Гунтрам, поговорим с вами об Аргентине, а то кузен на всю жизнь пресытился моим обществом, — сказал Альберт, потянув меня за руку. — Надеюсь, вы умеете поднимать ему настроение, иначе соскучитесь с ним до смерти, — шепнул он. — Не надо ревновать, Конрад. Я скоро снова начну тебе докучать.

Он отвел меня к дальнему диванчику возле окна и принялся расспрашивать о политической ситуации в Аргентине, об учебе, школе, работе в книжном магазине и в трущобах, религии и так далее. Интересно, выдержал ли я этот экзамен?..

— В душе Конрад — благородный человек. Рад, что у вас все серьезно. Только будь поаккуратнее с ним. Не гладь его против шерсти, если понимаешь, о чем я, — заговорщицким тоном наставлял меня Альберт, пока Конрад и Фердинанд разговаривали по-немецки в дальнем конце столовой. — Чтобы удержать все, чего он достиг, ему приходится быть холодным, расчетливым и безжалостным. По-другому в финансовом мире нельзя, если хочешь сохранить контроль.

— Вы говорите о нем, словно он какой-то Макиавелли…

— Да, только у Конрада больше влияния. Одни его хедж-фонды оцениваются в 500 миллиардов, и это не считая принадлежащих ему двух частных банков.

— Это же почти как бюджет страны, — пробормотал я, пораженный услышанным. Я, конечно, знал, что он богат, но чтоб настолько! По сравнению с ним я — незаметный муравьишка.

— Его персональное состояние меньше — где-то 12-15 миллиардов, но он контролирует огромные суммы денег, и даже если он всего лишь замыкает первую десятку акул, он может поставить рынок на уши, если захочет.

— Теперь я понимаю, почему он так много работает, даже в выходные. Но зачем он тратит время на меня? — задумчиво сказал я, скорее себе, чем Альберту.

— Потому что он влюблен.

Теперь я на него смотрел внимательно.

— Я знаю моего кузена с детства. Даже если он делает вид, будто я его раздражаю, мы с ним хорошие друзья. Сегодня я впервые вижу его таким — влюбленным, а не ослепленным страстью. Ты не замечаешь, но он чуть ли ни каждую минуту смотрит в нашу сторону, проверяя, не обижаю ли я тебя. Да он кишки мне выпустит, тронь я тебя хоть пальцем!

— Я смотрю, ты уже запугал Гунтрама страшными историями обо мне, Альберт.

— Я еще не добрался до случая с текилой, — сказал Альберт, широко ухмыляясь. — И даже не высказывался по поводу твоего гардероба, — хихикнул он под убийственным взглядом Конрада. — Расслабься, кузен, я всего лишь сделал то, что должен был сделать ты, не будь ты таким параноиком. Обрисовал ему размах твоего бизнеса. Ну в самом деле, нельзя же взять ни о чем не подозревающего человека с улицы и забросить его в твой мир, ничего ему не объясняя, — очень серьезно сказал Альберт, глядя в глаза своему кузену.

— Даже если я согласен с тобой, ты переступил границы, рассказывая всё это Гунтраму. Это моя прерогатива.

— Приношу свои извинения. Но если он собирается стать частью семьи, он заслуживает того, чтобы услышать правду. Нельзя начинать серьезные отношения с умалчивания.

— Конрад, послушай, пожалуйста. Я прекрасно понимаю, почему ты мне ничего не говоришь, — вмешался я, опасаясь, что дело примет серьезный оборот. — В этом нет необходимости. Это твои деньги, не мои, и я не собираюсь вмешиваться в твои дела. — Ладно, по крайней мере, я завладел его вниманием и отвлек от намерения вцепиться Альберту в глотку. — Вот чего я не понимаю — как ты ухитрился не попасть на обложку Fortune Magazine!

Он громко рассмеялся и отвесил мне нежный подзатыльник.

— Я подкупил главного редактора, — шепнул он мне на ухо. — Думаю, кузен, тебя надо кормить, чтобы ты держал рот закрытым, — сказал он, то ли шутя, то ли угрожая.

— Ставлю десять к одному, что главное блюдо — мясной рулет, — сказал Альберт, нимало не впечатленный выпадом Конрада.

— Конечно. Раз приходится тебя терпеть, то я хотя бы поем свое любимое блюдо.

Они оба звучно расхохотались. Да, возможно, Конрад не так уж плохо к нему относится, его лишь раздражает легкомысленная манера поведения его кузена и недостаток уважения, как он любит говорить.

За столом Альберт сел справа от Конрада, а Фердинанд слева. Меня посадили рядом с Фердинандом и снова не дали вина. На этот раз пришлось пить яблочный сок.

Фердинанд как раз рассказывал историю из студенческих лет Альберта, когда мы услышали переполох в соседней комнате. Дверь отлетела в сторону, и мы увидели на пороге разгневанную Мартину.

Я поднялся из-за стола (леди на борту!), и она пошла прямо ко мне. За ней тащился один из телохранителей Конрада.

— Ты, слизняк! Ты все это устроил вместе с этим куском дерьма, который трахает тебя каждую ночь! Он украл 700 миллионов с нашего правительственного счета! — орала Мартина, белая от ярости. Молниеносным движением она схватила стакан со стола и выплеснула его мне в лицо. Яблочный сок. Я остолбенел.

— Линторфф, тебе прекрасно известно, что эти деньги принадлежат моей провинции, и если они оформлены на мое имя, то только для того, чтобы избежать эмбарго, наложенного на правительственные счета. Я обращусь в суд и уничтожу твой банк. Ты понятия не имеешь, как серьезно ошибся, организовав подставу для моего сына. Твои дни сочтены.

— Мадам, сбавьте тон, или я попрошу охрану вывести вас, — сказал Конрад со спокойствием, которое обычно предвещает у него бурю. — Наш банк сделал перевод, о которым мы с вами договаривались, и купил аргентинские Lecops*, как и было поручено, по очень, я бы сказал, приемлемой цене.

— У своего же гребанного хедж-фонда!** Ты взял наши свободные деньги и сконвертировал их в бесполезные облигации по номинальной стоимости, тогда как на рынке они стоят всего 30% от номинала! Ты также вывел деньги из Аргентины, хотя это запрещено. Я доложу об этом в Конгрессе. Гордись, Гунтрам, ты не только предал своего друга, но и украл деньги, предназначенные для нищих детей!

— Давайте поговорим серьезно. То, что вы называете облигациями, фактически является местной аргентинской валютой, выпущенной вашим собственным правительством, и они официально номинированы в песо. Кроме того, мы использовали выгодный вам обменный курс 1,4 песо за доллар, в то время как рыночный курс составляет 2,5 песо за доллар. Вы уполномочили нас торговать валютой, так что я не вижу тут никаких нарушений, но если вы желаете оспорить наши действия, можете обратиться в Цюрих. А сейчас покиньте мой дом, вы уже дважды оскорбили моих гостей.