— Хорошо спалось, мой маленький?

Не дожидаясь ответа, он уселся на диван и игриво потянул меня, заставив приземлиться себе на колени. Поймав меня в ловушку своих рук, он возобновил поцелуй. Хотя это было потрясающе, и я не отказался бы целоваться с ним, пока хватает воздуху, мне нужно было получить от него несколько ответов. Я отстранился, мягко оттолкнув его. Кажется, он немного обиделся — как ребенок, у которого отняли конфету.

— Конрад, мы должны поговорить. Я ничего не понимаю!

Лучше придерживаться «щенячьей» тактики — прямая атака приводит к катастрофе, что я уже испытал на собственной шкуре.

— А нельзя это всё отложить на потом? — пробурчал он, пытаясь снова меня схватить.

— Нет, пожалуйста. Вся эта ситуация сводит меня с ума.

— Ладно. Говори, что у тебя на душе. У нас еще есть полчаса до приезда этой аргентинской женщины.

— Я совершенно запутался. Вчера ты избил меня и едва не изнасиловал, а сегодня твоя охрана предъявила мне полный список требований, которым нужно подчиняться, поскольку теперь я — твой новый питомец!

— Не питомец. Компаньон, — пояснил он.

Есть какая-то разница?

— Ты не можешь ворваться в мою жизнь и управляться с нею, как тебе захочется. Нет смысла отрицать, что меня тянет к тебе, но это не дает тебе права помыкать мной, как платной шлюхой.

Всё, я сказал это. Он выглядел недовольным, и, похоже, вот-вот был готов взорваться. Дерьмо. У меня снова большие проблемы!

Минуты медленно тянулись, и единственное, что я слышал — это его тяжелое дыхание, словно он пытался успокоиться.

— Я думал, мы уже это проехали, — отрывисто сказал он. — Я люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Кто-нибудь может попытаться похитить тебя из-за моих денег. Поэтому тебе нужна защита. Ты, разумеется, не шлюха, и я никогда не обращался с тобой, как со шлюхой. Я всего лишь пытаюсь упорядочить твое безалаберное существование.

— Конрад, у меня была своя жизнь в Аргентине, и в конечном счете я вернусь к ней. Третьего февраля, если точнее. У меня там работа, университет, квартира, друзья и много всего другого. Ты не можешь просто так взять и перевернуть мою жизнь.

— Ты слетаешь туда, приведешь дела в порядок и вернешься ко мне. Я дам тебе время.

— Тебе не приходило в голову, что я не могу быть с тобой?

— Почему нет?

— Потому что мы очень разные! — крикнул я и немедленно пожалел, что не сдержался. — Разница в возрасте. Ты образованный человек, я — нет. Твоя жизнь состоялась, моя — еще нет. Я даже еще не закончил учиться! Ты — красивый, а я — самый обыкновенный, таких миллионы. Думаю, ты просто очарован новизной — девственник в твоей постели — и это всё. Нас ничего не связывает.

— Почему ты о себе такого низкого мнения? — мягко поинтересовался он.

— Я реалист, — сказал я, на самом деле не желая отвечать на его вопрос. Должно быть, в его глазах я совсем никчемный, раз он считает, что мне нечего терять, и что я вроде щенка, которого можно от нечего делать подобрать и поселить у себя. Мне вовсе не хотелось еще больше унижаться.

— Я тоже. Всю свою жизнь я добивался того, что считал важным, но мне не довелось испытать такой чистой любви, какую можешь дать мне ты. Не знаю, почему ты так принижаешь себя… Ты уникален. Только одно я прошу — дай нам шанс начать вместе. Позволь мне узнать тебя, а себе позволь войти в мой мир. Давай подождем месяц, прежде чем что-то окончательно решать. Ты уже знаешь, что чувствуешь ко мне, а я признался тебе. Сейчас мое самое большое желание — состариться вместе с тобой. Став тем, кем я стал, я упустил множество важных вещей и теперь хочу наверстать упущенное.

Он взял мое лицо в ладони и заглянул в глаза, словно хотел убедиться, что я все понял. Я обнял его за шею и наклонился, чтобы поцеловать его. Он не замедлил ответить, прижав меня к себе и почти высасывая из меня душу своим поцелуем.

Хотя я был уверен, что это все ничем хорошим не кончится, но все равно отчаянно жаждал стать для кого-нибудь близким человеком. Может быть, хотя бы один раз в жизни я должен рискнуть и оседлать волну. Некоторые поезда останавливаются на твоей станции всего один раз за всю жизнь. Если Конрад хоть чуть-чуть сбавит обороты, думаю, мы сможем ужиться.

Тихий стук в дверь прервал мое блаженство — как же классно он целуется! Может быть, я все-таки немножечко гей, хотя одна мысль, что другой мужчина, не Конрад, прикоснется ко мне, вызывала тошноту. Я попытался высвободиться и слезть с коленей, но он не отпустил, даже объятий не разомкнул.

— Входите.

Сейчас я точно умру от смущения!

На пороге возник Алексей, телохранитель из России, с мобильным телефоном в руке. Едва взглянув на меня, он ровным тоном сказал:

— Мой герцог, Горан на проводе и ждет инструкций.

— Как погода?

— Штормовая.

Что?! За окном вовсю сияло солнце. Но лучше помалкивать, когда сидишь на коленях у мужчины. Ни к чему привлекать лишнее внимание.

— Тогда отель, — бесстрастно ответил Конрад. Блондинистый русский исчез также быстро, как появился. Пора было сказать Конраду, что я думаю о его поведении, а то он явно собирался продолжить с того места, где мы остановились.

— Зачем ты это делаешь? — спросил я, уворачиваясь от его загребущих рук.

— Делаю что?

— Демонстрируешь своим людям, что мы — любовники.

— Потому что мы и есть любовники. Чем быстрее они это усвоят, тем лучше. Я не стыжусь наших отношений. А ты? — я уловил опасный блеск в его глазах.

— Может, здесь, в Европе, все гораздо проще, чем в Латинской Америке, но у нас двое мужчин не станут целоваться на улице — если только они не хотят потом объясняться с полицейскими в участке. Я не имею отношения к гей-сообществу, не хожу на парады, или как там они называются… Одно дело целоваться с тобой, совсем другое — раструбить на весь мир подробности своей нетрадиционной личной жизни.

— Рад, что в этом наши мнения совпадают. Я тоже не борюсь за права меньшинств и привык ограждать свою частную жизнь от внимания посторонних. И уверяю тебя, далеко не все геи танцуют на улицах с перьями на голове.

— Если честно, то я вообще не уверен, что я по этой части. Подожди, дай договорить! В школе я никогда не чувствовал потребности разглядывать мальчиков в бассейне и не пускал слюни в мужской раздевалке. Я и сейчас думаю, что женское тело гораздо красивее мужского. Мысль о том, чтобы лизаться с другим парнем, вызывает у меня тошноту.

— А когда я поцеловал тебя в первый раз, на Торчелло, что ты чувствовал? Отвращение?

— Нет, что ты, это было здорово… и казалось совершенно естественным, но я все равно этого не понимаю, правда. Ты — единственный, кого мне нравится целовать, — медленно проговорил я, пристроив голову у него на плече.

Он погладил меня по голове, зарылся в волосы и прошептал на ухо:

— Тогда я счастлив. Любовь — всегда любовь, невзирая на пол. Когда влюбляешься, остальной мир перестает существовать, и у тебя остается единственное желание — принадлежать любимому человеку. То, что ты уже так относишься ко мне, сулит нам прекрасное будущее.

— Ты чувствуешь ко мне то же самое? Я боюсь, что все твои заявления — всего лишь слова. Наверняка, есть сотни претендентов на твое внимание, гораздо лучше меня.

Я не ожидал, что он рассмеется в ответ, и мне стало больно.

— Мой милый Maus, не стану отрицать, что многие ищут моего внимания, в основном из-за денег, но по правде говоря, это мне нужно беспокоиться, что ты найдешь себе кого-то получше. Придется всё время быть начеку и отгонять от тебя девиц. Такие лица, как твое, толкают людей на безумства. — Он усмехнулся и добавил: — Договорились, я не буду целоваться на публике, но ты должен понять, что мой персонал — это не посторонние.

— Конрад, ты не мог бы быть не таким напористым? Не командовать мною, — надо воспользоваться его уступчивым настроением.

— Я привык, что меня слушаются, и если прошу тебя что-то сделать, то это из лучших побуждений. Я опытнее тебя и буду очень расстроен, если с тобой случится что-нибудь плохое. Но я постараюсь прислушиваться к твоим возражениям, если тебе так легче.