— Эта корова должны была отправиться в мусор! — шокировано воскликнул я. Разве она не осталась у Алексея?

— Ты ненормальный? Я бы сам ее купил, если бы сегодня не выполнял функции аукционера. Она стала приятным сюрпризом — обычно ты так серьезен… Восхитительное уродство!

Я положил конверт с деньгами в рюкзак, не зная, что с ними делать дальше. Может быть, стоит последовать совету Хайндрика — открыть собственный счет. В каком-нибудь банке, не имеющем отношения к империи Линторффов.

Я должен с ним поговорить. Сейчас девять вечера. Может быть, где-то там, где он находится, у него сейчас свободное время, если только он не на деловом ужине или встрече с партерами. Это было бы логично, разве нет? Я изменил ему, и мы можем считать сезон неверности официально открытым.

Достав мобильник, я в сотый раз написал: «Можно с тобой поговорить?»

У него заняло полчаса ответить мне.

«НЕТ».

Вот и пообщались…

Не знаю, какого лешего я тут делаю! Прошло уже десять дней, как мы вернулись в Цюрих. Если он хочет расстаться, и у него не хватает смелости сказать это мне в глаза, мог бы передать через Монику. Возможно, мне надо взять дело в свои руки. В Буэнос-Айрес я вернуться не могу. Мне больше нечего там делать. Можно уехать куда-нибудь в Европу или в Штаты… Я мог бы найти работу и начать все заново. Мне почти двадцать два, и я привык трудиться. Вряд ли это будет так уж сложно. Совершенно ясно, что он не простит меня.

Телефон зазвонил, и я ринулся отвечать, не поглядев на экран.

— Конрад?

— Не совсем то, что я ожидал услышать, но нужно привыкать.

— Извини, Константин. Я ждал его звонка.

— Хотел узнать, как ты поживаешь. Все хорошо?

— Константин, нам не стоит разговаривать. А суть такова, что Конрад полностью игнорирует меня из-за того, что я тебя поцеловал. Прости.

Почему я всегда вываливаю этому человеку всю правду и болтаю с ним, как со старым приятелем?

— Ты рассказал ему? Гунтрам, искренность — это то, чего все ждут от отношений, но избегают любой ценой. Честно говоря, это был глупый поступок, милый.

— Было бы хуже, если б Конрад узнал об этом от кого-либо другого. Он очень сердит. Разгневан. Не разговаривает со мной. Не думаю, что он когда-нибудь простит меня. На этот раз я все испортил окончательно.

— Если тебе нужно куда-нибудь уехать, чтобы подумать, можешь пожить в одном из моих домов. Просто скажи мне, и кто-нибудь тебя заберет.

— Это еще хуже. Нет, спасибо. Мы должны разобраться сами. Если ты вмешаешься, он обозлится на тебя.

— Скорее всего, но я сталкивался с его гневом и раньше, переживу. Береги себя и не стесняйся, звони, если ситуация обострится.

— Хорошо. Спасибо тебе. До свиданья.

— До скорого, Гунтрам. Я буду звонить снова — я беспокоюсь о тебе.

Я снова проверил телефон, но пропущенных звонков не было. «НЕТ» на самом деле означало «нет».

Первое октября

Он не звонит мне и не подает никаких признаков жизни. С меня довольно. Я пытался отвлечься с помощью учебы и рисования, но это бесполезно. Я схожу с ума. Ни одного сообщения — ни через Монику, ни через Фердинанда, ни через Фридриха. Ничего. Nothing. Nichts. Nada.

Дважды звонил Константин, и мы разговаривали, главным образом, о моем рисовании и о грядущем аукционе Кристи. Он нашел забавным распродажу, устроенную Остерманном в студии, и фурор, который произвел пейзаж с коровой. Константин сказал, что Конрад чуть не лопнул от злости, увидев портрет читающих детей в его библиотеке. «Собаки» висят в офисе Константина в Санкт-Петербурге, а «Женщины» — в Москве.

После разговора с ним я воспрянул духом.

Так дальше не может продолжаться. Завтра я уезжаю. Если Конрад не решается расстаться, я избавлю его от этой проблемы.

Сначала я поеду в Женеву, а оттуда куда-нибудь туда, куда можно уехать на поезде. Я еще не знаю. Может, во Францию, потому что мне нужно оформить новый паспорт. Мой старый лежит в сейфе, от которого я не знаю кода, а Конрад мне его не скажет. Я смогу относительно легко получить новый, если обращусь в полицейский участок и заявлю, что потерял старый.

Я снова попытался позвонить ему, но не получил даже «НЕТ» в ответ. У меня достаточно денег, вырученных на аукционе, чтобы продержаться несколько месяцев, пока я не найду работу. Около двадцати тысяч долларов наличными. Лучше бы, конечно, оставить ему письмо или написать и-мейл. Нет, лучше и-мейл, потому что письмо может затеряться и Конрад будет волноваться. Я усмехнулся собственному идиотизму. Волноваться? Конрад? Он даже не берет трубку, засранец! Я — сумасшедший.

В любом случае, и-мейл лучше.

Дорогой Конрад

Гунтрам, ты — Идиот. Да, с заглавной буквы! Не стоит писать «дорогой», когда собираешься кого-то послать лесом. Просто напиши записку… и не нужно много слов, потому что он, скорее всего, даже не дочитает ее до конца.

Мне жаль, что у нас с тобой ничего не вышло. Я никогда не хотел причинить тебе боль своими действиями. И лучшее, что я могу сейчас сделать для нас, это уехать. Ты никогда не простишь меня, и даже если б простил, я бы не смог жить с тобой, зная то, что знаю сейчас. Ты видеть меня не можешь, и это твой дом. Поэтому логично мне отсюда уехать. Если потребуется моя подпись, чтобы закрыть счета, пожалуйста, попроси Монику связаться со мной, и я дам ей адрес, куда прислать бумаги. Все остальные документы лежат у тебя на столе. Прощай.

Гунтрам

Это нужно было сделать. Я пошлю письмо из университета перед тем, как сбежать от Хайндрика. Посмотрим, кто лучше: он, со своей военно-морской подготовкой, или я с опытом удирания от учителей и полицейских в трущобах.

Я собрал в стопку бумаги из университета и банка, купчую на дом и кредитные карты. Не знаю, почему я положил туда же портрет матери и ребенка. Взял рюкзак, в котором обычно носил рисовальные принадлежности, и сложил туда лэптоп, деньги, семейный фотоальбом, лекарства на месяц, смену белья и две рубашки. Мне больше ничего не нужно, и честно говоря, сшитый на заказ пиджак от Генри Пула слишком бросается в глаза, если ты живешь в хостелах.

Третье октября

Я все еще не разучился. Два года изнеженной жизни не успели лишить меня способности ускользать от представителей власти… ну ладно, в данном случае от Хайндрика и его ребят. Вчера утром я как обычно отправился в университет в сопровождении Хайндрика. Пошел на первую лекцию, а в девять тридцать четыре стоял уже перед входом в университет, дожидаясь девяти тридцати восьми — времени, когда автобус, идущий на железнодорожный вокзал, отходит от остановки. Пришлось пробежаться, но я успел запрыгнуть в него.

Я купил билет до Женевы и уже сидел в поезде, когда мой телефон яростно зазвонил. Я принял звонок.

— Блять, ты где?! — заорал мне в ухо милейший Хайндрик.

— В поезде.

— Я вижу, ты, идиот! Поднимай свою задницу, выходи на следующей станции и жди нас там. Если герцог не прибьет тебя, я сделаю это сам, мелкий уёбок!

— Я почему-то считал, что у офицеров шведского Королевского флота манеры гораздо лучше. Не расстраивайся, я пришлю тебе открытку, — я нажал отбой.

Дааа, Хайндрик, похоже, в бешенстве. Пусть отсосет!

Значит, придется распрощаться с GPS-телефоном. В Женеве. Я переписал номера Константина, Горана и Фердинанда и выключил его.

В Женеве я купил билет до Авиньона. С Парижем связано слишком много воспоминаний, а Авиньон выглядит подходящим местом, чтобы отдышаться перед тем, как двинуться дальше. Возможно, в Испанию или на север Франции. Я посмотрел на табло отправления и увидел, что через тринадцать минут с платформы номер шесть отходит поезд в Мюнхен. Бедный мой телефон, возможно, ты успеешь застать Октоберфест. Я снова включил его и увидел двенадцать пропущенных звонков.

Пока я быстро шел туда (это пальто ужасно жаркое), я проверил, от кого были звонки. Семь от Хайндрика — должно быть, у него есть много чего мне сказать, два от Горана — плохо; он, наверное, очень сердится; скорее всего, Конрад обвинит его, и это плохо, потому что Горан — нормальный парень, — два от Фердинанда и один от Конрада. Вау, я впечатлен. Он знает, как набирать номер. На одну долю секунды я задумался о том, чтобы ответить на его звонок: все-таки ограничиться при расставании с любовником одним и-мейлом после почти двух лет совместной жизни не очень-то вежливо. Но что мы можем сказать друг другу? Он проклянет меня в пяти поколениях и велит мне возвращаться домой. Но для чего? Чтобы сидеть и ждать, когда он меня простит? Ждать, когда он побьет меня за чудовищную измену? Нет уж, пусть катится в ад.