— В кризис хороша любая работа, — рассмеялся я. – Ты собираешься сказать Хайндрику, что бы он меня везде возил?
— Конечно. Пора заставить его немного поработать, — сказал он с глубоким удовлетворением. – Что ты собираешься с ней делать?
— Не знаю. Отправлю в мусорный бак.
— Не смей. Отдай ее мне.
— Алексей, я не хотел бы лишиться друга в твоем лице.
— Ступай вниз. Герцог ждет тебя и налегает на коньяк. Мне тоже неплохо бы было выпить после созерцания такой красоты, — он засмеялся.
Конрад нашелся в библиотеке. Я постучался и, услышав сухое «войдите», открыл дверь. Кажется, корова его расстроила, или он уже жалеет, что дал мне разрешение на свободное перемещение с телохранителем. Будь что будет, подумал я, садясь напротив: не стоит нарушать его личное пространство, которое он сейчас делил с практически пустым коньячным бокалом.
— Иди сюда, котенок. Сядь рядом. Я не кусаюсь, — сказал он с фальшивой веселостью. Похоже, он настроен на ссору. Не умеет проигрывать. Я послушался и подсел к нему, позволив обнять меня. Он притянул меня к себе и стал целовать, ласково теребя волосы. Вздохнув, он прижал мою голову к своей груди.
Совсем не то, чего я ожидал. Я прикрыл глаза от удовольствия.
— Не нужно так ревновать, милый. Это было очень давно, и я с ней и словом не перемолвился в Париже. Все это в прошлом и никогда ничего не значило, — очень мягко сказал он.
— Ммм? Есть, в чем признаваться, Конрад? – спросил я, чувствуя, как внутри закипает гнев.
— Эта корова на переднем плане… Моя связь с той певичкой в Париже продолжалась всего одну ночь, но ты же знаешь американок. Немного секса, и она уже считает, что ты обязан на ней жениться или обеспечить пожизненное содержание. Мне казалось, ты понял и простил меня.
Что за черт?! Опять эта Сексуальная Цыпочка?
— С ее стороны тебе совершенно ничего не угрожает. Просто ненормальная женщина, которая не понимает слова «нет». Я даже не помню ее имени, — взволнованно проговорил он.
Я недоумевал. С чего вдруг он про нее вспомнил? Натворил что-нибудь и прикрывается старой связью? Или он думает, что я что-то скрываю от него, и добивается признания такими «аккуратными методами»? Что-то не то с коньяком? Ну ладно, подыграем ему.
— Конрад, ты хорошо себя чувствуешь? Я ничего не понимаю.
— Та идиотская картина наверху. Корова очень похожа на нее, уже не говоря о том, что три женщины танцуют в точности, как в ее видео. Что означают утки и горы, я еще не понял. Должно быть, это что-то специфическое, аргентинское.
— НЕЕЕЕТ. Никакого скрытого смысла там нет! – запротестовал я.
— Гунтрам, не дурачь меня. Это совсем не похоже на твой обычный стиль. Ты меня за что-то наказываешь, — вид у него был такой несчастный и печальный, что у меня заныло сердце. Как я мог причинить ему боль?
— Нет, нет, нет. Это просто дурацкая картина, которую я собирался выбросить. Я надеялся, что ты придешь от нее в ужас и позволишь мне ездить куда-нибудь еще, кроме студии Остерманна, — поспешно сказал я, беря его ладони в свои. – Я бы никогда не стал бы так грубо тыкать тебя лицом в твое прошлое.
Я – полный идиот: раскололся меньше, чем за пять минут!
— Чего-то такого я и ожидал, — бесстрастно сказал Конрад. Он отнял руки и принял свою обычную царственную позу. – В следующий раз говори мне прямо, чего ты хочешь.
— Хорошо. Извини. Но ты бы сказал «нет» — не отрицай! – разочарованно проговорил я. Снова он меня переиграл.
— Что опять, Гунтрам?
— Я устал сидеть взаперти. Хочу выходить из дома. Самостоятельно, — уточнил я.
— Тебе известно, что в данный момент это невозможно. Все, что я могу сделать – это позволить тебе гулять по городу с Холгерсеном или другими телохранителями.
— Я не преступник, а чувствую себя, как заключенный! Невозможно прожить всю жизнь, прячась, только потому, что один ненормальный бандит любит искусство. Это сводит меня с ума! Я скоро начну перерисовывать картинки из интернета!
— Рад, что ты наконец понял то, о чем я говорил тебе в Риме. Понадобился почти месяц, — сухо сказал он.
— Ты сам говорил, что Репин опасен, — я расстроился оттого, что меня быстро вычислили и теперь высмеивают.
— Да, но я продолжаю жить своей собственной жизнью… В конце лета отправлю тебя на две недели в Аргентину. В сельский дом. Тебе нужно отдохнуть, а я в августе буду много ездить, так что нет смысла тебе киснуть здесь. Ты можешь уехать, а я присоединюсь к тебе после пятнадцатого. Моника все организует.
— Ты отпустишь меня в Аргентину? – спросил я, надеясь, что не ослышался.
— Да. В августе. Только в поместье, Гунтрам. Без меня никаких забегов по городу. Холгерсен и его ребята поедут с тобой. Можешь пригласить своих друзей навестить тебя, если хочешь. В доме достаточно места.
— Это… Я даже не знаю, что сказать.
— Поезжай, хорошо проведи время и нарисуй что-нибудь получше этого ужаса наверху.
— Я думал, что после моего последнего раза в Аргентине ты больше никогда меня туда не пустишь…
— Зачем тогда, по-твоему, я подарил тебе дом? Меры предосторожности приняты, земля вокруг принадлежит мне. Так что там должно быть безопасно. В середине августа я приеду к тебе, и мы вместе проведем неделю в городе.
Я бросился ему на шею и стал страстно целовать. Он тоже не остался равнодушным.
— Пойдем в спальню, — пробормотал я, наслаждаясь тем, как он покусывает мою шею. Он ничего не ответил, продолжая кружить языком по коже. Мои стоны стали громче, а возбуждение – сильнее.
Не прерывая поцелуев, он толкнул меня на диван. Я обвил руками его шею и потянул на себя, выгнув шею и подставляясь под его губы.
Внезапно Конрад остановился и скомандовал:
— В спальню!
Он встал и дернул меня за руку. Мы, держась друг за друга, взобрались наверх и направились прямиком в спальню. У двери он отпустил меня и сел на край кровати, на ходу сорвав пиджак и сдернув галстук, сбросив туфли.
— Погоди, вот Фридрих увидит, как ты обращаешься с одеждой, — лукаво усмехнулся я.
— Иди сюда, котенок. Не тяни, — искушающе прошептал он, вытаскивая ремень и проворно расстегивая воротник. Я приблизился к кровати и встал рядом, вне пределов его досягаемости, ожидая инициативы от него.
— Хочешь устроить шоу? – спросил он.
— Бессовестный! – я изобразил возмущение, сняв куртку и отбросив ее в сторону. Завтра Фридрих будет кричать на обоих. Конрад схватил меня за руку и заставил встать между его раздвинутыми ногами. Его огромная ладонь отправилась в путешествие по моей спине, и я расслабился под его прикосновениями, прикрыл глаза, наслаждаясь разрядами электричества, бегущими по всему телу.
Его пальцы занялись пуговицами моей рубашки. Затем Конрад ловко стянул её и стал целовать меня в живот, щекоча кожу невесомыми касаниями. Я положил руки ему на плечи и замурлыкал, как кот, когда он стал расстегивать мои брюки. Он медленно огладил мой член, и я почувствовал, что вот-вот сойду с ума от желания. Наклонился, чтобы поцеловать его, а он воспользовался моментом, уронив нас обоих на постель.
Я выпутался из своих штанов и начал шарить в его.
— Очень хочется, милый? – хихикнул он, но я продолжал свое занятие, даже не потрудившись ответить на его подначку. Я настолько растворился в ощущениях от его поцелуев, что даже не заметил, когда он успел перевернуть меня и навалиться сверху. Мы целовались еще увлеченнее, чем прежде; его рука скользила по моему члену все быстрей и быстрей. Я хотел продержаться подольше, но вскоре выплеснулся ему в ладонь.
Я еще не отдышался, когда он вошел в меня и стал ритмично вбиваться. Обхватив его бедра ногами, я попытался поймать его ритм. Через некоторое время я почувствовал, что он кончает.
Мы оба совершенно выдохлись. Устроил его голову на своей груди, я стал медленно поглаживать ее, пытаясь изгнать остатки напряжения, которое до сих пор чувствовалось в его плечах. До меня вдруг дошло, что все то, что произошло с нами в Аргентине в прошлый раз, может повториться.