Мои ладони вспотели, пока она пялилась на меня. Ее вопрос яйца выеденного не стоил. Ответ напрашивался сам собой. Но у меня пересохло в горле, и я чувствовала, как тепло заливает шею, а секунды неумолимо тикали.
Выражайся словами.
Пальцы ног вжались в мягкие кожаные подошвы моих сандалий, когда я, превозмогая першение в горле, с трудом выдавила из себя:
– Я… я новенькая.
Есть! Я сделала это. Я заговорила.
Вот вам всем! Слова для меня – это полная фигня.
Ладно, возможно, я преувеличивала свои достижения, поскольку, если разобраться, произнесла только два слова и одно повторила. Но я не собиралась портить себе радость победы, учитывая, как нелегко мне давалось общение с новыми людьми. Для меня это было равносильно тому, чтобы зайти нагишом в класс.
Кейра как будто не заметила моей внутренней сумятицы.
– Я так и подумала. – Она замолчала, а я все никак не могла понять, почему соседка смотрит на меня так выжидающе. И тут до меня дошло.
Мое имя. Она ждала, когда я назову свое имя. Воздух со свистом вырвался у меня вместе с новыми словами.
– Я… Мэллори. Мэллори Додж.
– Круто. – Она кивнула, откидываясь на спинку стула. – О. Вот и он.
Мы больше не разговаривали, но я была вполне довольна собой после семи произнесенных слов с учетом повторов. Роза и Карл могли бы гордиться мной.
Мистер Ньюберри изъяснялся вычурно, что могло повергнуть в замешательство любого новичка, но сегодня меня это не беспокоило. Я как истинный победитель почивала на лаврах.
А потом пришло время обеда.
Посещение большого и шумного кафетерия я восприняла как внетелесный опыт. Мой мозг кричал, умоляя найти место поспокойнее, попроще – безопаснее, – но я заставила себя идти вперед, передвигая ноги, как учили.
Когда я встала в очередь к раздаче, нервы натянулись, как канаты. Впопыхах я схватила лишь банан и бутылку воды. Вокруг меня было столько людей, столько шума – смеха, криков, постоянного гула разговоров. Я чувствовала себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Все сидели компаниями за длинными столами. Насколько я могла судить, поодиночке никто не обедал. И, поскольку знакомствами я не обзавелась, мне предстояло стать белой вороной.
В ужасе от этой мысли, я с силой стиснула в руке банан. Запахи моющих средств и пригоревшей пищи накрывали меня тошнотворной волной. Грудь стянуло обручем, горло сдавило. Я жадно втягивала воздух, но он как будто и не попадал в легкие. Стайки мурашек побежали по шее.
Я чувствовала, что с этим уже не справлюсь.
От скопления людей и звуков просторный кафетерий казался чересчур тесным. Дома никогда не было так шумно. Никогда. Мой взгляд беспомощно заметался по залу. Рука дрожала так сильно, что я боялась выронить банан. Однако инстинкт взял верх, и ноги пришли в движение.
Я поспешила к двери, выскользнула в коридор и пошла прямо, мимо шкафчиков, возле которых суетились какие-то ребята, судя по запаху, только что вернувшиеся с перекура. Я сделала несколько глубоких, расслабляющих вдохов, но легче не стало. Впрочем, чем дальше я уходила от кафетерия, тем спокойнее становилось на душе и без всяких глупых вдохов. Я свернула за угол и резко остановилась, чудом избежав лобового столкновения с парнем чуть выше меня ростом.
Он зашатался, и его налитые кровью глаза расширились от удивления. От него исходил странный запах, который поначалу я приняла за дым, но, вдохнув глубже, уловила тяжелый, земляной, густой аромат.
– Виноват, сhula,[2] – пробормотал он, и его медленный взгляд скользнул снизу вверх, встречаясь с моими глазами. Губы скривились в ухмылке.
В другом конце коридора более рослый сверстник прибавил шагу.
– Джейден, куда ты бежишь, брат? Нам нужно поговорить.
Парень – по-видимому, это и был Джейден – обернулся и, потирая ладонью коротко остриженные темные волосы, тихо выругался:
– Mierda, hombre.[3]
Открылась дверь класса, и в коридор вышел учитель, сердито оглядывая обоих ребят.
– Уже, мистер Луна? Это так мы собираемся начинать учебный год?
Я решила, что мне пора сматываться, потому что в лице второго парня не проступало никаких признаков радости или дружелюбия, да и хмурый взгляд учителя, устремленный на Джейдена, не предвещал ничего хорошего. Я обошла их и поспешила прочь, опустив голову и избегая встречаться с кем-либо взглядом.
Все кончилось тем, что я оказалась в библиотеке, где до звонка играла в «Сладкую битву» на мобильнике, а весь следующий урок – истории – злилась на себя, потому что дала слабину и даже не попыталась преодолеть свой страх. Это правда. Я спряталась в библиотеке, как последний лузер, потратила время на глупейшую игру, которую мог придумать только дьявол. Одним словом, облажалась по полной программе.
Сомнения накрыли меня с головой тяжелым грубым одеялом. Я так далеко продвинулась за последние четыре года. Я больше не похожа на ту девчонку, какой была раньше. Да, у меня еще случались некоторые заскоки, но ведь я стала гораздо сильнее, не так ли?
Я могла себе представить, как будет разочарована Роза.
На последний урок я уже шла, как на Голгофу, – кожа зудела, а пульс, наверное, скакнул до предынсультных высот, потому что меня ожидал самый настоящий кошмар. Курс риторики.
Иначе известный как «Мастерство общения». Когда прошлой весной я записывалась в школу, то чувствовала себя невероятно смелой, в отличии от Карла и Розы, которые смотрели на меня, как на сумасшедшую. Они сказали, что смогут освободить меня от этого класса, хотя он считался обязательным в Лэндс Хай, но я твердо вознамерилась что-то доказать самой себе и всем остальным.
Я не хотела, чтобы они вмешивались. Я хотела – нет, я чувствовала, что должна это сделать.
Черт.
Теперь я жалела о том, что не включила здравый смысл и не позволила им добиться моего освобождения от этого курса, и с ужасом ждала худшего. Когда я увидела открытую дверь класса на третьем этаже, она показалась мне пастью удава.
Мой шаг сбился. Какая-то девушка обогнала меня и, поджав губы, оглядела с ног до головы. Я хотела развернуться и бежать. Забраться в «хонду». Уехать домой. Спрятаться ото всех.
И снова стать прежней.
Нет. Только не это.
Вцепившись в ремень сумки, я заставила себя двинуться с места, и у меня возникло такое чувство, будто я пробираюсь сквозь хлябь, по колено в грязи. Каждый шаг давался с трудом. Каждый вздох сопровождался хрипом. Светильники гудели над головой, уши, как локаторы, улавливали обрывки разговоров, но я все-таки превозмогла себя.
Мои ноги кое-как доковыляли до задних рядов, и онемевшие пальцы с побелевшими костяшками пальцев уронили сумку на пол возле парты, за которую я уселась. С трудом достав тетрадку из сумки, я вцепилась в край стола.
Я на уроке риторики. Кто бы мог подумать.
Я это сделала.
Дома я собиралась устроить себе офигительную вечеринку по этому поводу. Скажем, с жадным пожиранием глазури прямо из банки. Короче, на полную катушку.
Чувствуя, что костяшки пальцев уже начинают болеть, я ослабила мертвую хватку и, положив влажные руки на парту, покосилась на дверь. Первое, что я увидела, это широкую грудь, обтянутую черной футболкой, а под ней – хорошо сформированные бицепсы. Потом в поле зрения попала и прижатая к бедру в потертых джинсах потрепанная тетрадка, которая, казалось, через секунду развалится.
Это был парень, которого я заприметила еще утром.
Меня распирало от любопытства – хотелось посмотреть, как же он выглядит спереди, – но, пока я хлопала ресницами, парень повернулся к двери. Девушка, что обогнала меня в коридоре, как раз заходила в класс. Теперь, когда я сидела на стуле и могла дышать, настала моя очередь окинуть ее оценивающим взглядом. Что ж, симпатичная. Очень симпатичная, как Эйнсли. Прямые волосы цвета карамели, такие же длинные, как у меня, до середины спины. Высокого роста, в короткой майке, открывающей плоский живот. На этот раз взгляд ее темно-карих глаз был устремлен не на меня. А на парня, что стоял перед ней.
