- А куда делись деньги, имущество, ценности?
- По слухам, он перевёл их за границу, а может быть закопал...
- Так торговый дом Агратов потерял свои позиции в правление Кимбы?
- Видишь ли Кейт, директора обеих городских школ и единственный практикующий врач обучались в Европе за счёт торгового дома. И не только они. Гранты выдавались инженерам, техникам, учителям, священникам. Многие, конечно, повыезжали из страны, но их обязательства перед семьёй остались.
- И много уехало?
- Человек пятьсот. Многих Авит-младший пристроил на работу. Ходят слухи, что даже епископ Фернандес обязан им своим назначением. Раньше он был главой миссии и занимал пост аббата. Теперь его замещает приор Гийом.
- Фернандес же стар. Ему лет семьдесят или даже больше?
- Аббатом он был ещё в конце мировой войны, а вот епископскую митру получил лет пять назад в последние годы колонии.
- И всё-таки, Аграты до сих пор влиятельны?
- Не могу точно сказать, - Жюль пожал плечами. - Наследник торгового дома Габриэль живёт в Париже, женат на француженке, вроде как, делами дома не занимается...
- А партнёры Авита? Никогда не поверю, чтобы они оставили дело...
- Ничего не могу про них сказать. Знаю, что иногда всплывают долговые расписки и другие обязательства перед торговым домом. Я думаю, что основная документация были переправлена в Париж и находится у Габриэла на Авеню Клебер...
- Ты что-нибудь можешь о нём рассказать? Почему он унаследовал торговый дом? Разве и Авита не было детей?
- Ты не поверишь, но Авит-младший не был даже женат. Следовательно, законных наследников у него не было.
- Он, что был педик?
- Был такой слух, но это неправда. Я точно знаю, что Авит имел женщин...
- ???
- Ответ прост. Он был бесплоден. Если бы его законная жена родила, а при местных нравах довольно часто случается, ему пришлось бы признать ребёнка. Если бы появился мальчик, то весь дом перешёл бы в чужие руки. А у Габриэла есть сын Стефан. Ему должно быть лет двенадцать...
- А что он из себя представляет?
- Кто,? Стефан? Не знаю...
- Я имел ввиду Габриэла.
- Ааа! Я его видел только один раз в Париже. Это было лет десять назад. Тогда ему лет двадцать пять. Такой лощённый молодой человек. Мне он и его жена показались жуткими снобами,- Гомез передёрнул плечами от омерзения. - Не люблю таких людей! Конечно, они могли за эти годы сильно измениться...
- Спасибо, Жюль, - произнёс наёмник. - В ближайшее время тебе вернут гостиницу в собственность, - он хлебнул ещё чери и добавил. - Да, и запиши меня здесь под именем, Кейт Браун.
- Что-то я засиделся! Пора идти, - слегка шатающейся походкой директор отеля пошёл к двери, что-то бурча себе под нос. В двери он обернулся:
- Кейт, не забудь, что ты обещал мне дать лицензию на рулетку...
- Да, да! - устало проворчал Шеннон, закрывая дверь на ключ. Подойдя к столу, он с удивлением заметил, что хозяин оставил бутыль с чери. Наёмник наполнил бокал и выпил её залпом.
2. Реакция
В европейских газетах о перевороте в Зангаро почти не упомянули, только в "Ле Монд" наутро появилась маленькая заметка. В ней говорилось, что 12 июля 197.. года мятежные подразделения зангарской армии свергли президента накануне Дня Независимости и власть временно, до всеобщих выборов, перешла в руки Комитета Национального Спасения. Автором её, естественно, был Алекс. Большинство парижских обывателей пробежали глазами по заголовку и углубились в чтение местной хроники. Лишь немногие из любопытства или по долгу службы прочли её до конца. Наутро был День Республики, и вся страна в очередной раз готовилась праздновать взятие Бастилии. Внимание прессы было приковано к этой знаменательной дате и лишь очень немногие солидные газеты перепечатали эту новость в последующие несколько дней. На планете Земля было всего три человека, которые уделили ей своё внимание. Двое жили и работали в Москве. Одним из них был начальник Второго Африканского отдела МИД Борис Иванович Караваев. В этот день он допоздна засиделся в своём кабинете на Смоленской площади, подбирая формулировки для доклада в ЦК. Утром он имел разговор с послом в Зангаро Леонидом Васильевичем Добровольским, который волею обстоятельств приходился ему шурином. На эту должность его рекомендовал лично Караваев. Связь была паршивая, поскольку приходилось вести разговор через радиостанцию "Комарова".
- Васильич! Что же, чёрт побери, там у тебя происходит?
- Я как раз пытаюсь выяснить что-нибудь поточнее, Борис Иванович.
- Лёня! Мне нужны факты для ЦК!
- Гм... вроде замешаны армейские части, но никто не знает сколько их... Может быть это пустяки, а, может, и нет. Пропали двое наших...
- Это мне известно из твоей шифрограммы! Как думаешь, к чему идёт дело?
- По-моему, обычная борьба за власть...
- Кто стоит за путчистами? Французы? Американцы?
- Этого я не знаю, товарищ Караваев.
- Так спроси у своего гэбэшника! Кто там у тебя в штате?
- Капитан Волков.
- Не знаю такого! Что известно по его линии?
- Он тоже не обладает информацией. Один из советников Кимбы укрылся в китайском посольстве. Я попытаюсь что-нибудь вызнать у него.
- Хрен, что скажут тебе маоисты, - в сердцах сказал Караваев и крепко выругался. - Какие меры думаешь предпринять?
- Встречусь с новым руководством страны в ближайшие сроки, чтобы прояснить ситуацию. Я послал ноту...
- Действуй Лёня! Подключай все связи, посольства дружественных стран, можешь даже китайцев! Вроде у тебя там есть посольство ГДР? Я, в свою очередь, помогу, чем смогу, здесь. Но, коль оплошаешь - не взыщи...
- Спасибо!
Как ветеран советской дипломатической службы, он знал, что информация о перевороте поступит в ЦК и по каналу госбезопасности. Поэтому он решил составить свою записку так, чтобы выгородить своего давнего друга Добровольского и переложить вину за недосмотр на неизвестного ему гэбэшника Волкова. Он отвлёкся от работы, вспоминая как в далёком 1939 году он был переведён на дипломатическую работу. У него за плечами были Магнитка, служба в РККА и Испания. В годы Отечественной войны Караваев оказался в советской военной миссии в Иране, где познакомился с переводчицей Женечкой Добровольской, и сразу же женился на ней. Затем были работа в ООН, США, Эфиопия, Африканский отдел... Короче говоря, зарекомендовал. Сейчас, карьера могла разрушиться из-за какой-то микроскопической страны с полоумным диктатором, который никогда не был марксистом. Как верному ленинцу, Караваеву претила политическая всеядность нынешнего руководства партии и правительства СССР. При Сталине всё было понятно: вот - враг, вот - друг, а теперь? Хрущёв мудрил, мудрил, и ошибся и в Нкруме, и в Оботе, и в Мамаду! А эти кормят пол-Африки, чтобы она не сбежала к империалистам или маоистам...
Тяжело вздохнув, Караваев продолжил работать над меморандумом по ситуации в Зангаро. Ему не хватало фактического материала.
- Сергей, - позвонил он по внутреннему телефону помощнику заместителя министра Голону. - Мне кажется, что Вы последний занимались Зангаро.
- Да! Я курировал посылку туда геологической партии.
- У Вас остались материалы?
- Конечно, Борис Иванович! Что-то серьёзное?
- Да, Сергей.
- Я сейчас их пришлю...
- Буду премного обязан!
Документы, присланные помощником заместителя министра, картину не прояснили. Они касались каких-то месторождений олова, поэтому доклад пришлось сочинять сказочку о больших залежах стратегического сырья, скрытых где-то в горах, и новых колониалистах, пытающихся их захватить... Пропагандистские штампы ложились на бумагу сами собой: зачем писать отсебятину, когда есть точно выверенные тов. Сусловым формулировки. Поздно вечером Караваев закончил свой шедевр, где в идеологически правильном окрасе был разоблачён заговор империалистов, увенчавшийся успехом вследствие недостаточного внимания со стороны советской разведки. В записке отдельно ставился вопрос о стратегическом значении Зангаро для Западной Африки и вероятном наличии там больших запасов руд цветных металлов. В заключении предлагалось помочь братской африканской стране всеми имеющимися силами, включая международное рабочее движение...