- Я его видел во время революции. Он у них самый - главный!
- Скажи Мозес, твои люди - надёжны?
- В мэрии - да! Я с ними сидел в столичном застенке.
- А где остальные?
- Стоят на постах в городе, кто-то ночует дома. Они все местные и за Вас будут стоять горой. Даже люди Дако, хотя они из винду...
Едва рассвело у здания мэрии остановился "унимог" с двумя вооружёнными солдатами в кузове. На звук мотора из мэрии выглянул любопытный солдат. Увидев, что из кабины вылезает Энво, он скрылся внутри. Несмотря на теплую погоду, он был в парадной форме и в плаще, несмотря на сухую погоду. Вслед за ним вылез Фортус Кан, постоянно поправляя сползающий вниз ремень. Люди, случайно оказавшиеся на площади, стали озираться на прибывших. Никто не произнес ни слова.
- Где арестованные кимбисты? - спросил Энво, подходя к часовому, стоящему у входа в здание.
- Здесь, - сказал Хаджи Мишел, выходя на ступени перед мэрией. - Здесь, под замком.
- Мы приехали за ними.
- Могли бы так же прийти за призраком самого Кимбы.
Из мэрии вышел Мозес Нис и ещё двое или трое солдат. Все они были вооружены. Увидев Энво, один из них зашипел от ненависти.
- Я требую, чтобы нам выдали этих людей, - произнёс Фортус Кан, доставая какую-то бумагу. - Вот приказ Совета Национального Совета Зангаро. Мы должны привезти их в Кларенс на суд, а Вы предоставить нам охрану
- Они годами выжимали соки из Турека. Ваш самозваный Совет сам не знает, чего требует. Уходите, как я сказал тебе. Уходите все. Пусть Совет с нами договорится...
- Теперь поздно договариваться, - Фортус Кан, делая знак своим солдатам. - Мы предлагаем тебе добром, но ты отказываешься. Говорю это сейчас, чтобы все слышали. Ты же сам член Совета!
- Скорей я стану есть свое дерьмо и пить свою мочу, чем соглашусь выпустить этих кровососов.
Никто не произнес ни слова. Так они долго стояли, не двигаясь, точно застыв в перерыве между действиями.
- Отдайте их нам, - после долгой паузы выкрикнул Энво.
- Ты себя освободи. Освободи себя, а то тебя Кимба держит, - Хаджи Мишел гордо выпятил грудь и оглядел площадь. Жители Турека постепенно скапливались вокруг мэрии, образовав небольшую толпу.
- Ну? - угрожающе сказал Энво, и из складок его плаща выставился "скорпион". Ниса появление автомата удивило. Он смотрел на него, не отводя глаз. Желтый жир смазки не был вытерт и блестел на свету. Не знают, что ли, как его вытирать?
- Ну? - кричал взбесившийся полицейский. - Ну?
- Подожди, - попробовал его остановить Фортус Кан. Его лицо исказили растерянность и испуг.
- Нечего ждать, - заорал Энво, наводя ствол на Хаджи Мишела: - Ну?
У Хаджи Мишела глаза налились черной кровью, и в них словно плясали пьяные змеи.
- Я узнал тебя цепной пёс Кимбы, - холодно сказал он, смотря в упор на полицейского. За его спиной заклацали затворы винтовок. В моментально наступившей тишине было слышно, как один из солдат, чертыхаясь, не может загнать патрон в патронник. После недолгой паузы, вождь речных бакайя смачно сплюнул сквозь зубы и громко произнёс:
- Собачье семя.
От того, что угроза не сломила вождя, столичные эмиссары растерялись. Энво не знал, что ему делать дальше. Нис видел, что он выдохся, и ждал, когда вмешается его спутник. Краем глаза он видел, что солдаты, вылезшие из машины, опустили свои винтовки и потихоньку двинулся к ним. Поняв его план, за ним последовали ещё двое солдат.
- Ну, - вновь крикнул Энво, но уже не так резко. Может быть, они не стали бы спорить дальше и уехали бы восвояси. И, может быть, ничего бы не случилось, если бы его солдат, что шипел от ярости, не бросился бы со ступенек на своего прежнего мучителя, точно приземляющийся парашют. У Энво сработал рефлекс: заметив движение и услышав крик, сразу же, не дожидаясь стрелять. Спуск "скорпиона" сразу соскочил, затрещали выстрелы и пули, догоняя друг друга полетели в сторону крыльца. Смельчаку попало в живот и сердце. Он был так близко, что пули прошили его насквозь. Они разворотили ему внутренности, подбросили его в воздух силой толчка и опрокинули навзничь, на ступеньки мэрии, с пробитым, изуродованным животом, из которого пульсируя потекла кровь. В Хаджи Мишела попала только одна пуля. Она вошла в глаз и, выходя, размозжила череп: вождь береговых бакайя беззвучно сполз на ступеньки. Из его черепа текло чёрное месиво, образуя вместе с кровью лужицу на полу.
Неожиданно часовой подскочил к Энво и ударил его ногой по автомату, а стоящий рядом Мозес Нис вцепился в горло его напарнику, сдавливая его пальцами. Солдаты, стоявшие у машины, сразу же бросили винтовки. Фортус Кан был настолько поражён происшедшим, что отражал его удары только в силу защитного рефлекса. На Энво накинулась, толпа, окружившая мэрию. Его швырнули наземь, как швыряют падаль. Он уже лежал без сознания, глаз у него был в крови и заплыл, а все били ногами по голове и животу, пока он не умер. Нис приказал затащить Фортуса Кана и обоих солдат в мэрию и запереть в чулане, приставив к двери часового. Затем он вышел на площадь. То, что осталось от Энво лежало словно грязная тряпка в луже крови.
- Уберите это и закопайте, - приказал Нис. - Где тела?
Часовой указал рукой на церковь.
- Хорошо.
Взгляд Ниса остановился на "унимоге". Его нужно было загнать во двор мэрии и послал солдат за шофёром.
Он появился часа через полтора: маленький винду, недовольный тем, что его в воскресный день сорвали с гамака. Удостоверившись в том, что машина в порядке, а пленные под замком, комендант Турека пошёл в церковь, где лежали тела погибших. Нис не чувствовал своей вины в происшедшем, поэтому даже не посчитал нужным сообщить об этом в Кларенс. Вечером он лично проверил замок на чулане, в котором сидели пленники и спокойно завалился спать. Ночью его разбудил рёв грузовика: Фортус Кан и его люди бежали из-под стражи. Вместе с ними увязались двое солдат...
Маленький самолетик летел над выжженной, оголенной равниной, перемежающейся невысокими горными цепями с чёрными, обожжёнными солнцем вершинами. "Бичкрафт Бонанза", на борту которого оказался Лангаротти, шёл над линией железной дороги, ведущей от Оранжевой реки прямо на север. Кроме пилота на борту находилось ещё шестеро пассажиров - все они летели в Юго-Западную Африку, каждый по своим делам.
Самолёт периодически садился в небольших городках забирая и высаживая пассажиров: Китмансхуп, Рехобот, Виндхук... Под крылом медленно проплывала пустыня: треть миллиона квадратных миль песков и опалённых солнцем кустарников. На всей этой громадной иссушенной солнцем и безлюдной саванной были разбросаны пыльные городишки, рудники и ранчо, в которых ютились люди всех цветов кожи. Одни здесь жили веками, другие приехали на заработки, а третьи оказались здесь волей случая. На протяжении всего полёта пейзаж практически не менялся. Только вблизи Китовой Бухты мелькнула синяя полоса Атлантики.
- Вот и конечный пункт нашего полёта, Уолфиш-Бей! - громко произнёс пилот. - Майне херрен, мы идём на посадку. Во время непродолжительных остановок, Жан-Батист перебросился с ним несколькими словами. По национальности он был то ли баском, то ли каталонцем и неплохо говорил по-французки. Пилот обстоятельно рассказал Жан-Батисту, где находится управление Алмазной Компании и какие там царят порядки. По-видимому, он решил, что привёз ещё одного искателя лёгких денег. С полученной информацией найти Хейде не составило труда: уже вечером корсиканец встретился с ним в пивном баре. Экс-полицейский оказался старше Хаага, лет на десять: мужчина за сорок, с сединой в волосах. У него были мощные плечи, длинные руки с широкими ладонями, плоский мускулистый живот и бычья шея под широким лицом с узкими монгольскими глазами. Когда-то приятные черты его лица смазаны трудностями жизни. В отличие от Хаага, он встретил предложение Лангаротти без энтузиазма.
- Почему я должен срываться со своей работы в Алмазной компании. Да, нет перспектив! Да, работа мне не нравится! Но, я сижу на постоянном окладе и делаю, что умею. Лет за десять я скоплю небольшую сумму, чтобы провести старость,- ворчал он.
