Сын вполне мог похвастаться здоровьем и красивой, видной внешностью. Он учился в городе и собирался забрать с собой в город и Сакинат. По мнению Абидат, лучшего мужа для её дочери в селе нельзя было подыскать. Что касается Абдулгамида, он в душе сомневался в женихе дочери. Если бы жив был его отец Абдулкадыр, то никогда не согласился бы отдать свою внучку замуж за парня из рода Раджаба, сына Али. И если бы Сакинат по какой-либо причине сказала бы, что она не выйдет за него, Абдулгамид не отдал бы дочь. Но она ничего не говорила, молча принимая всё происходящее в её жизни. Хотя Абдулгамиду не хотелось выдавать свою дочь за парня, который, хотя и вырос среди жителей села, за семнадцать лет не сделал ничего – ни хорошего, ни плохого, однако ему пришлось дать согласие на предложение выдать Сакинат – он не видел ни одной явной причины для отказа.

Ты как ласточка, которая весной

Вьёт прилежно свое новое гнездо.

Сакинат, сестра моя, пускай с тобой

Мир и счастье прилетят в твой новый дом!

Это была последняя песня, которую спела для Сакинат подружка Аслимат. Песня прозвучала прощанием с детством и юностью невесты, остающимся где-то в прошлом. С этой песней и под дождём конфет, которые бросали на молодых гости и родственники, чтобы сельские дети собрали сладости, Сакинат вошла в дом Раджаба. Вошла в жизнь, которую не знала, с бурлящими мыслями и со смятенным сердцем. Сердцем, охваченным жарким огнём смутных надежд на лучшее, и надеждой на новую любовь, которая может зародиться в её душе. Её натура была по-прежнему верна чести и совести.

Самая значимая в её жизни ночь прошла без какого бы то ни было смысла. В ней осталось чувство пустоты и обиды, ощущение, что её не оценили, и надежда на что-то хорошее потухла.

Али, вдоволь угостившийся дербентским вином, был в приподнятом настроении, но и не подумал о мыслях и желаниях невесты, о том, как следует пробудить в ней любовь. У Сакинат, которая от досады и боли кусала себе руки, за одну ночь сердце охладело от жара. Хотя она и сама себе не признавалась, но вышло так, что самую дорогую и высокую честь в мире – девичью – она потратила просто так, ничего не получив взамен.

Родные и соседи, которые утром пришли поздравить Сакинат, не догадались, что у неё на душе. Глубоко запрятав свои горестные мысли и разочарование, Сакинат, как требовали обычаи села, делала все, что должна была делать вчерашняя невеста – молодая жена. Она принимала подарки, ласковым голосом отвечала на приветствия. Натянув на лоб белый платок с красивыми густыми кистями, она сидела на стульчике, не поднимая головы, в окружении девушек. Сакинат не могла объяснить самой себе, чего ей так сильно не хватает, но её глаза не лучились светом счастья. За одну ночь она сильно повзрослела.

* * *

Сакинат проснулась от страха. Взглянула в окно, поняла, что не опоздала, и спокойно вздохнула. Медленно, чтобы не проснулся спящий муж, открыла дверь и вышла на веранду. Умылась, заново заплела свою густую длинную косу. Подмела веником веранду, потом лестницу. Собираясь готовить завтрак, затопила харбукскую печь и поставила чайник – пора было приготовить чай. До того, как чайник вскипел, она вышла с кувшином за водой. Восходящее солнце едва освещало вершины гор. Сакинат была очень расторопной и работящей невесткой. Любая работа спорилась и горела в её руках, как у её мамы Абидат. Жавгарат была вполне довольна женой сына.

С тех пор, как Сакинат пришла в дом Раджаба, казалось, она забыла речь. У неё на «да» был ответ «да», а на «нет» – «нет». Жавгарат нравилось в ней все, даже то, что она не разговаривала. Свекровь Сакинат никогда не волновало то, что на душе у других. Она интересовалась только собой, и ни разу не задалась вопросом, что на душе у её невестки. Большую часть домашней работы Сакинат молча взяла на себя, и это понравилось свекрови, которая восприняла это как должное и ни разу не подумала поблагодарить новую родственницу.

Вернувшись от родника, Сакинат приготовила оладьи. Испекла несколько чуреков, чтобы взять с собой на сенокос. Мужчины в доме ещё не проснулись. Свекровь тоже ещё не появлялась. Чтобы не сидеть без дела, Сакинат принялась гладить мужу одежду.

Если в семье хорошая жена, одежда мужа всегда должна быть чистой и выглаженной, чтобы не позориться перед односельчанами. Так твёрдо решила для себя Сакинат, такой приказ она себе отдала. На самом же деле ей не было никакого дела до одежды Али. Из дальней комнаты она принесла утюг и положила в него угли, взяв их из горящей печки. После этого начала гладить рубашку и брюки мужа, которые постирала позавчера, когда семья пришла с сенокоса. Закончив с мужниной одеждой, убрала из утюга золу, заново положила угли и начала гладить два своих платья со складками. Сейчас для Сакинат не было никакой разницы, во что она одета. Придя в семью Раджаба, она старалась делать все, что следовало делать молодой невестке по обычаям села, честно старалась влиться в новую семью – семью мужа и его родителей. Она стремилась выполнять все, чтобы новые родственники были рады и довольны ею. Но с каждым днём разочарование её росло, и глаза её открывались на тех, кто жил с ней под одной крышей. Думая о том, чтобы не опозориться перед односельчанами и не нарушить адаты – неписаные законы горцев – Сакинат жила молча, храня честь и совесть. Она видела, что члены этой семьи не смотрели друг другу в глаза. Они не задумывались о том, счастлив или нет человек, которой находился рядом с ними. Возникало ощущение, что эти люди родились только для того, чтобы спать и принимать пищу. Такой вывод Сакинат успела сделать за месяц, который прожила с ними. И она не знала, как их изменить.

За это время Али ни разу не пожелал взглянуть в глаза Сакинат, от души побеседовать, пошутить и посмеяться с ней. Он был похож на человека, который живёт где-то в другом месте, а сюда приехал временно, погостить. Он тоже жил так, будто дал обещание строго выполнять обычаи села. Его вполне устраивали такая жизнь и такая семья, в которой отсутствует бурная, горячая, нежная любовь.

* * *

Шёл конец августа шестьдесят седьмого года. Жители села Шалда страдали от жары и утром и вечером вспоминали время, когда необходимо было надевать теплую одежду. В обеденное время в селе солнце жарило сильнее, чем на равнине. Сенокосные работы на лугу были наполовину завершены. Весенняя пшеница приобрела слегка золотистый цвет. Чтобы собрать весь урожай, горцам ещё много нужно было работать.

Али со своей супругой, бросив полевые работы, собирался уехать в далёкий Ленинград. Все жители села давно знали, что они уезжают.

Жавгарат встала затемно и начала готовить гостинцы сыну и молодой невестке. Овечий сыр, банку свежей сметаны, пожаренный в масле хинкал. Чуду с творогом, чтобы кушать в дороге. Всю эту снедь она укладывала в небольшой деревянный чемодан, предварительно тщательно завернув в газеты.

Не успело взойти солнце, как на веранде дома Раджаба появилась Абидат. Она ещё накануне вечером подготовила свёрток с гостинцами для дочери. Хотя раньше Жавгарат и Абидат не были подругами, но сейчас словно стремились показать всему селу, как дружно они живут – казалось, обе соревнуются в том, кто из них больше расположения выкажет по отношению к другой. По их мнению, все, что связано с их детьми, должно было стать образцом для всего села. Обе для детей ничего не жалели и поступали строго в соответствии с неписаными обычаями села. Никто не имел возможность туда заглянуть им в души, чтобы понять, что там, а сами женщины не раскрывали свои сердца никому. И сегодня Жавгарат, увидев Абидат, улыбнулась, словно получила подарок.

– Заходи, Абидат. Как хорошо ты сделала, что пришла провожать дочь! От моих мужчин мне помощи никакой. Пока солнце в их окно не заглянет, они не встают. Вот, видишь, готовлю гостинцы. Помоги мне закрыть эти банки.

– Ну-ка дай сюда! – Абидат взяла чемодан, скорой рукой переместила все поудобнее и поставила на место. Всё принесённое ею она расположила в чемодане поверх гостинцев Жавгарат.