На протяжении всего урока химии я судорожно бил колпачком ручки по тетради из-за того, что учитель диктовал материал слишком медленно.

Голос учителя был резко приглушен заигравшим веселым и навязчивым мотивом, который я мог бы узнать из тысячи. Этот рингтон стоял на звонке у Виктории.

– Что за звонки на моем уроке? Виктория? – спросил учитель строго, но с ухмылкой.

Виктория без движения сидела с прижатым к уху телефоном и слушала что-то в районе двадцати секунд, после чего сбросила звонок и поникла.

Она начала медленно, как будто без сил, собирать вещи. Я сидел от нее далеко, но мог понять, что Виктория была на грани того, чтобы разрыдаться. После чего девушка резко вышла из класса и оставила за собой неловкую тишину. Учитель сразу же метнулся вслед за ней.

Аудиторию начали наполнять миллионы шепотков, непонятливых голосов, насмешек и прочей человеческой гадости. Как люди могут смеяться над тем, о чем не знают? Раньше я относился сомнительно к тому, что кто-то из моих одноклассников может так низко поступать, но как же я ошибался…

Я подошел к Джону и спросил его, отчетливо проговаривая каждое слово:

– Мы пойдем за Викторией?

– Ты что? Еще три урока, а сбежать мы не можем. Как только поймут, что кого-то нет, то нам конец!

– Как ты можешь думать о такой глупости, когда с человеком приключилось что-то серьезное? Я не узнаю тебя, Джон!

– Послушай, Уильям. Сейчас я за ней точно не пойду. Мы не можем быть точно уверены, что произошло нечто действительно страшное, а вот проблем у нас будет целая куча после такой выходки!

– Ты часто видишь ее в таком состоянии, что она вся в слезах молча выходит из класса?

– Черт! Я постою на стреме, но на большее я не согласен! Доволен?

Я молча ушел обратно за свою парту, потому что кто-то предупредил всех, что учитель вот-вот должен вернуться.

Урок продолжался, как будто ничего и не было, только грустное лицо учителя и повисшее в классе безмолвие напоминало о произошедшем.

Отчаянные болтуны осмелились задать учителю вопросы такого типа: «А куда она ушла?» Но он отвечал на них молчанием, съедающим нас очень и очень медленно.

Прозвенел звонок на перемену. Все вокруг только и говорили, что о Виктории. Я услышал столько ужасного и мерзкого за эту перемену, что едва не решил стать мизантропом.

Проскользнуть к выходу было не сложно, в это время родители как раз забирали своих детей в младших классах, поэтому мне с легкостью удалось раствориться в толпе. Джон в свою очередь сообщал мне о передвижениях нашей классной руководительницы посредством сообщений.

***

С того таинственного ухода Виктории прошло уже как два часа. Я бродил с наушниками в ушах по всем тем местам, где мы обычно проводили время, но ее нигде не было.

Каждый раз безуспешно проверяя все новое и новое место, моей скорби не было предела.

Опять начался дождь, у меня на этот случай был зонт, но им я пользовался как тростью, что позволяло мне ощутить всю полноту картины. Бродя по парку, я вспомнил, как мы с нашей веселой компанией весело тут проводили время пять лет назад. Действительно наслаждались жизнью, и никто из нас никогда не оставался в стороне.

– Сигареты не найдется? – спросила женщина, сидевшая вальяжно на скамейке.

– Я еще не слишком стар, чтобы тебя не узнать, Виктория, – сказав эти слова, я тяжело выдохнул, но не стал ей говорить, что искал ее очень и очень долго и даже сбежал с уроков. Не хотелось ее лишний раз тревожить.

– Да я и не притворяюсь другой.

– Ты вся промокла.

– Неважно.

– Но, Виктория, ты ведь…

– Н-Е-В-А-Ж-Н-О. Важны совсем другие вещи. Ты это понимаешь?

На ее глазах опять проступили слезы. Я решил действовать. Присев на мокрую скамейку и одновременно раскрыв зонт над нашими головами, я защитил нас от ледяных кристаллов, падающих с неба.

– Почему все самые ужасные вещи всегда случаются со мной? Что я сделала не так в этой жизни, что все получается именно так? Я помогала людям во всем, лечила их душевные травмы… И что за это дает мне бог? Смерть моих родителей в автоката…

Продолжить фразу она была уже не в силах. Слова сменились всхлипами, а их громкость становилась все громче и громче, но этот проклятый дождь приглушал даже их.

– Ну почему…

От бессилия она уткнулась в мою грудь и сжала ткань моей футболки, слегка царапнув ногтями кожу.

А я мог обнимать ее только одной рукой, ведь другая крепко сжимала зонт. Прошло минут десять, но пусть и с мокрой школьной формой, я все же мог почувствовать, как моя душа полностью пропиталась ее слезами.

– Пошли за мной, – сказал я, когда она успокоилась, и через мгновение поймал взглядом ее кивок.

***

Я привел ее к себе домой и с грустью посмотрел на эту озябшую девушку. Она выглядела как гниющий ходячий труп в поисках пропитания. А я незамедлительно включил чайник и повесил сушиться нашу с Викторией одежду, взамен предоставив ей комплект бойца: мою футболку и шорты.

Дома у меня всегда было тепло, но, несмотря на это, я стал вести себя как назойливая мама и начал окутывать ее многочисленными одеялами. В гостиной у меня был уютный камин, который придавал атмосферу уюта и душевности.

Все это время она молчала. Сколько раз она плакала за этот день? Я никогда не умел сопереживать людям, но мог поддерживать в состоянии, когда их ничего не беспокоит.

– Я принес теплый чай, обязательно выпей.

– Хорошо.

Наклонившись вперед, я дотронулся до ее плеча и сказал:

– Все будет хорошо.

Она ничего не ответила, лишь взглянула на меня своими глазами, в которых без труда можно было прочитать все ее мысли, всю ее боль. Личность – это отражение воспоминаний, и это легко можно понять по самой Виктории.

Я уже планировал уходить, но она резко схватила меня за руку и попросила наклониться еще раз к ней. Я без лишних вопросов послушался ее, на что она потянулась рукой к моему лицу и стала медленно гладить правую щеку своей ладонью. После этого жеста Виктория одарила меня продолжительным поцелуем в щеку. Этот поцелуй точно был искренним и самым теплым на свете.

– Спасибо. Спасибо тебе за все, Уильям, – прошептала она ласковым голосом, тратя на эту фразу минимальное количество воздуха.

– Никогда не держи все в себе, ни в коем случае! Слышишь? Поделись со мной своей болью, я вытерплю, ты не выдержишь всего в одиночку! – произнес я это каким-то необычным тембром голоса, совсем для меня непривычным.

Мы на мгновение встретились с ней взглядом, и я смог уловить в глазах Вики неподдельное изумление, а затем она опустила глаза в пол и произнесла:

– Уильям, все плохое скоро закончится, – под конец фразы она одарила меня теплой и нежной улыбкой.

***

После такого бурного дня мне тоже нужен был отдых. Я отписался Джону насчет того, что случилось с Викторией. На что мне пришло сообщение от него:

—Джон 22:13

вот это ты герой, Уильям!

я хочу стать твоим Ватсоном.

а? как тебе идея???

—22:15

Неплохая идея, Джон.

Вперед к приключениям?

И я вновь погрузился в дыру своих сновидений, готовясь к новому дню.

Опять это безжизненное дерево, которое еле-еле выдерживает порывы ветра. Хмурое беззащитное древо жизни. Сколько оно стоит тут? Никто точно не знает этого, но я уверен, что очень и очень долго.

Это древо видало многое: события, участниками которого мы никогда не были и не могли бы стать, веселые и грустные моменты, нелепые и непонятные ситуации. Оно как стража наших теплых воспоминаний.

Я сижу под этим деревом, и на мои плечи медленно падают разноцветные листья. Если так пойдет и дальше, то прохожие начнут путать меня с кустом. Это место окружают сплошные болота с красивыми лотосами, которые придают слишком подозрительную атмосферу. Вдалеке за другим деревом я заприметил какой-то странный силуэт.