И вот, наконец, свет и шум стали абсолютно нестерпимы. И в этот момент их перекрыл подобный раскату грома голос Выразителя:

- НАКОНЕЦ ЭТО СВЕРШИЛОСЬ! ВРАТА ОТКРЫВАЮТСЯ! – и в ту же секунду всё стихло. Шум и свет исчезли внезапно. Люди осторожно приоткрыли глаза, ящеры оглядывались.

Площадь была пуста. Камера с Ревнителем исчезла.

- Выразитель! – позвал Васильев.

- Я СЛУШАЮ.

- Кому достанется сила Бога?

- ТОМУ, КТО БУДЕТ ДОСТАТОЧНО СМЕЛ, ЧТОБЫ ВОЙТИ ВО ВРАТА… ИЛИ ТОМУ, КТО ТАМ УЖЕ ПОБЫВАЛ.

- Что это…, – Пётр Андреевич хотел ещё сказать «значит», но не успел – в этот миг с оглушительным каменным скрипом и грохотом титанические Врата начали медленно открываться, повеяло прохладой и в проём брызнул мягкий белый свет, мгновенно поглотив и затопив всё…

…Меридиан, окутанный силовой сферой, изменялся всё быстрее. Он уже итак не был похож на планету – скорее на конгломерат из множества движущихся частей, перемещавшихся, подчиняясь странной неведомой логике и программе.

Левиафан, это чудовищное порождение научной мысли, продолжал накачивать сферу энергией, а флот ящеров и союзная армада уже не сражались друг с другом – они сообща атаковали станцию и её главный эффектор. Энергия бурлила повсюду. Её было так много, что если бы использовать её, то можно было за один раз взорвать несколько сотен планет. Но даже эта энергия, сыплющаяся на Левиафан со всех сторон, не могла причинить ему вред… И, всё же, каждое мгновение от тела Левиафана отделялись тысячи махоньких, сияющих серебром в свете солнца, точек. Спасательные капсулы. Ящеры, повинуясь приказам оставшихся в живых адмиралов, пришедшим по ментальной сети, покидали своё величайшее творение, ибо вскоре оно должно было быть уничтожено дабы не допустить триумфа самозванцев. И не только они – члены экипажа и гарнизон «Затмения» тоже уходили со станции, не встречая сопротивления ящеров и теперь лишь наблюдая за финальным актом разыгрывающейся пьесы.

Полковник Рос сидел в довольно неудобном, приспособленном для нужд Шао’ссоров, кресле и смотрел в иллюминатор. Вместе с последним отрядом штурмовиков он прикрывал отход и эвакуацию экипажа до последнего. А когда ящеры вдруг перестали стрелять, отряд быстро погрузился в ближайшую капсулу, похожую на гигантское яйцо, и покинул станцию. Двадцать человек в крохотном кораблике с ничтожной бронёй посреди бушующего энергией космоса.

Ему, как и остальным, прекрасно был виден могучий Левиафан, окружённый обоими флотами, и то, во что превратился Меридиан, окутанный силовой дымкой.

- Похоже, от нас здесь никогда ничего не зависело, – задумчиво произнёс он с замиранием сердца. Масштаб открывавшейся взору картины воистину потрясал.

- Что, сэр? – переспросил один из штурмовиков.

- Не знаю, чем тут всё кончится, но мы должны гордиться, что приняли в этом участие.

- Это верно, – согласился кто-то.

И в этот момент за стеклом иллюминаторов что-то вспыхнуло. Все прильнули к этим небольшим оконцами, и увидели…

Луч, которым Левиафан так долго буравил Меридиан, вдруг стал прерывистым. Он сверкал и пульсировал, становясь всё тоньше и силовая сфера над планетой таяла!

Словно реагируя на это, Меридиан – этот странный многомерный конгломерат, в который превратилась планета – конвульсивно содрогнулся. Казалось, он вот-вот готов взорваться. Из сияющих зелёным щелей между циклопическими чёрными блоками пробился ярчайший белый свет. Настолько тугой и плотный, что складывалось впечатление, будто его можно потрогать.

И вот луч, шедший со станции, отключился, а сам Левиафан в тот же миг как будто умер – все огни на его корпусе, все молнии и защитные поля вдруг разом исчезли и замолчали все его орудия! Тотчас сотни тысяч взрывов вспухли на титаническом теле станции, выхватывая и откалывая огромные куски брони – объединённая атака обоих флотов, наконец, достигла цели! И после этого новая атака флотов была ещё яростнее! Каждая новая атака подобно волнам прибоя раз за разом накатывалась на станцию, всё глубже вгрызаясь в неё и оставляя чудовищные пробоины и раскалённые борозды!

- Глазам не верю! – Воскликнул Рос. – Им удалось! Им, чёрт побери, удалось уничтожить реактор станции! – и только теперь, будто ждав подтверждения или разрешения от офицера, по всей капсуле стали раздаваться радостные победные возгласы. – Похоже, мы и вправду победили… Хоть я и не верил, что это вообще возможно, – заворожённо глядя на умирающий Левиафан, прошептал Рос. Но природный скепсис не позволял ему безоглядно поддаться радости, в отличие от остальных. Именно сейчас он вспоминал всех, кого знал… Всех, кто погиб в этой долгой битве, приближая победу. Как же их было много! По крайней мере их жертва не была напрасной. Их память нужно будет почтить. Обязательно. Когда всё закончится. Но и другой вопрос так же занимал сейчас полковника – как вернуться домой? Да, адмирал отдал чёткие распоряжения по этому поводу. Координаты стабильной точки перехода между реальностями были известны капитанам всех кораблей флота… Но сначала ещё нужно было оказаться на корабле, а разобраться с органическими системами управления капсулы не так-то просто…

Тут внимание Роса привлекло нечто… странное, неуловимое и неясное поначалу. Однако он, отвлекшись от размышлений, стал пристально вглядываться во тьму окружающего космоса. Вроде бы всё оставалось так же, как и пару минут назад, но странное чувство тревоги, возникшее столь внезапно, лишь усиливалось. Взгляд полковника блуждал по Левиафану, усеянному оспинами взрывов, по тысячам кораблей, атаковавших станцию. По Меридиану, видневшемуся вдали…

- Меридиан! – вдруг поняв, что его так встревожило, воскликнул Рос.

Это и вправду был Меридиан. Гигантский чёрный шар из десятков тысяч огромных сегментов… Он уже не перестраивался сам в себе! Он менял форму. Раскрываясь подобно невероятному цветку!

И этот свет, безконечно яркий, безконечно белый, что шёл изнутри этого конгломерата… Невероятный, сверхъестественный!

- Что это… такое? – удивлённо прошептал полковник, позабыв обо всём на свете, а штурмовики, недоумённо переговариваясь, ещё плотнее прильнули к иллюминаторам.

Меридиан открывался. Его гигантские чёрные лепестки, составленные из прямоугольных сегментов, загибались наружу, а то, что до поры было сокрыто внутри, в само сердце планеты, сияло всё ярче.

Обе армады, наконец заметив, что происходит, перестали атаковать изувеченный Левиафан и разворачивались, дабы лицом к лицу встретить новую угрозу.

Но было уже слишком поздно!

Меридиан раскрылся!

И из самого его сердца хлынул сверхъестественный белый свет, затопив и поглотив всё.

И тьма космоса отступила.

И стал свет…

Абсолютная белизна. Куда ни глянь – она была повсюду. Она – это небо, она – это земля, она – горизонт и сам воздух. Абсолютная сверхъестественная белизна. Белый свет, идущий отовсюду и являющийся сразу всем.

Ни единого звука. Полное безмолвие. Тишина, никогда не знавшая голоса человека и иного звука.

И он был здесь. Странник был здесь. Он уже видел это место раньше! Но сейчас здесь не было главной детали…

Зато была Джайна!

Он рванулся к ней, всё ещё ожидая, что не сможет пошевелиться… Но он был свободен! Игорь подбежал к девушке, не задумываясь о том, что, как и почему сейчас происходило вокруг. Это было не важно. Важна была только она!

- Нет…, – прошептал он, положив руку на холодный лоб волшебницы. – Боже, нет! Живи! Слышишь! – он закрыл глаза, сконцентрировался, собирая все свои силы. Но ничего не произошло. Силы покинули его! И сердце оборвалось. Свет заставил его вновь стать просто человеком, и даже его наноплащ сейчас был всего-лишь одеждой без каких-либо особых возможностей. Странник хотел оживить любимую – ещё было не поздно – влить в неё свою жизнь. Но это оказалось невозможно.

- Нет! Не может быть! – потрясённо прошептал он, впадая в отчаяние. Он надеялся, что никогда больше не будет терять близких. Надеялся, что сможет всех защитить. После смерти Ольги надеялся, что боль утраты никогда больше не ранит его. Надеялся, что не полюбит… Но полюбил вопреки всему! И он хотел защитить свою любовь, но снова не смог! Острейшая холодная боль рвала его сердце на куски, вымораживая душу, опустошая её и оставляя лишь горечь. Пытка столь нестерпимая, что сдержаться не было никаких сил. И он заплакал. Впервые с тех пор, как погибла Ольга. Тихо и обречённо. Душа стонала, пронзаемая болью, точно копьём. И не было ничего, что могло бы унять эту боль.