— Нина, капельницу! — крикнула женщина — анестезиолог.

— Что случилось? — схватил её за рукав Ростислав.

— Схватки прекратились — вот что случилось, — с досадой прокричала врачиха.

— Ну, ладно, хватит! — Будогорский взял себя в руки и, решительно отстранив женщину в белом халате, вошёл в операционную.

Дальнейшее произошло на автопилоте. Чтобы избежать ‚охов‘, ‚нельзя‘ и прочего, он наложил заклятие обездвиживания на весь клинический персонал и подошёл к Юле. Она была без сознания. Кровь багровым пятном расползалась по гинекологическому креслу. Ростислав принял решение спонтанно. Он телепортировал Бабе Яге, и через минуту та уже была на месте.

— Э-эх! — только и смогла крякнуть старушка и принялась за ворожбу.

Кровотечение остановилось. На щёки Юлии вернулась краска. Яга положила ей руку на живот и тихо сказала Будогорскому:

— А теперь считай со мной до десяти. Ежели не срастётся у нас с тобой — считай, потеряли мы девку.

— Раз… — медленно начал он считать.

На счёт ‚шесть‘ Юля открыла глаза, а на ‚семь‘ раздалось тоненькое попискивание — это родился первенец, девочка. К концу десятка на свет появился и второй ребёнок, мальчик. Бабка ловкими руками повитухи уложила детей на стол, обтёрла их своим передником и завернула в платок.

— Смотри, чтоб платок мой не сымали, — наказала Баба Яга. — Да детей чтоб не разлучали. А то беда будет. Ну всё, милок. Обращайся, коли что. А меня здесь видеть не должны.

Она провернулась на пятке костяной ноги и была такова. Будогорский снял заморозку с практикующих ‚гиппократов‘, и они закрутились возле пациентки.

— Это ещё что за грязная тряпица на новорожденных? — гневно вопрошал медсестру педиатр. — И почему они спелёнуты друг с другом?

Ростислав посмотрел докторице прямо в лицо и внушительно произнёс:

— Так надо, доктор.

Та моргнула:

— Ну, надо так надо… Леночка, в детскую ребятишек.

У Юлии благополучно закончились роды, и она стала приходить в себя:

— Что с малышами? — был первый осмысленный вопрос, который она дала своим обычным голосом.

— Дети полностью жизнеспособны. Нужды помещать их под колпак нет. Девочка 2 кг, 49 сантиметров. Мальчик такого же роста, но чуть поменьше весом — кило девятьсот пятьдесят. Поздравляю Вас, Вы отлично справились! — произнёс Евгений Владимирович, довольно потирая руки. — Дети будут находиться в смежной с Вами палате. Так что сразу, как только Вас переведут на отделение, Вы их увидите.

— Вы тоже молодец, папаша. Обошлись без истерик, — обратился к Ростиславу доктор. — Следуйте в палату.

Юлька нащупала руку Будогорского и тихо засмеялась:

— Что, теперь ты меня больше не любишь?

Она стащила с волос позорную шапочку и попросила:

— Побудь со мной.

Шагая рядом с её каталкой, Ростислав улыбался. Теперь он твёрдо знал, ЗАЧЕМ он здесь: чтобы спасти её жизнь. Её и её детей. И ещё убедился в том, что больше не любит её. Не любит так, как до этого… но, может, и не меньше, просто по-другому. За пять дней, которые Юлия провела с близнецами в больнице, Будогорскому нужно было приобрести всё для малышей: кроватку, коляску, пелёнки, распашонки, ползунки, чепчики, рожки… всё по километровому списку, составленному Юлей. До родов она ничего не приобретала. Дурная примета, видите ли. Из-за её странной причуды Ростиславу пришлось долго юлить, упрашивая МакГонагалл дать ему отпуск на недельку. А ведь помимо Школы была ещё кампания Гарри (к слову, в последнее время ребята проявляли активный интерес к личной жизни своего учителя). Подростки сейчас находились в Тибете в одной тихой обители. Они постигали тайны, необходимые для воспитания духа и тела. Гарри, Рон и Гермиона относились к Будогорскому столь же ревностно, будь он их любимой вещью. Да, Ростислав был им нужен. Но Юлии ещё нужнее. Поэтому он и разрывался на два фронта. Спал по два — три часа. Вот и сегодня сразу после рандеву с будущей помощницей по хозяйству (Катериной, Юлиной знакомой) Будогорскому надлежало сразу же отправляться на Восток. Он уже успел побывать у Юльки и притащить ей соки, фрукты, йогурты. Похоже, несмотря на обилие питья, молока у неё нет и не будет. Жаль, малыши будут на искусственном вскармливании. Грудное молоко быстрее поставило бы их на ножки. А вот, кажется и тётенька, которая будет нянькать Асю и Гошу (Юля так решила назвать ребятишек). По оценке Юлии Катя — super. Но, поскольку у Будогорского как ни у кого работала поговорка ‚по одёжке встречают‘, он разглядывал женщину с откровенным скептицизмом: лет сорока пяти, кожа серая, круги под глазами коричневые, волосы пегие, широкая в кости, в бесформенной немодной одежде…

Чувствуя, что её бесцеремонно разглядывают, будущая няня от смущения заикалась:

— К-катя, — она протянула узкую ладошку. — М-мы договаривались с В-вами о встрече.

Барин взял себя в руки.

— Да. Конечно. Вот Вам предоплата, — он отсчитал пятьсот баксов. — И честное слово, Вы здорово облегчите мне жизнь, если заступите на службу прямо сейчас.

Катерина застенчиво улыбнулась.

— Я Вас представляла совсем другим.

— Почему же? — удивился Будогорский.

— Видите ли, — робко заговорила она. — Я давно знаю Юлию. Она терпеть не может красавчиков. И вот Вы… её муж.

— Вы ошиблись. Я не её муж, — у Будогорского отчего-то испортилось настроение.

Он коротко попрощался и зашагал прочь. Кажется, эта бабёнка брякает первое, что приходит в голову!.. Что ж, Юлия более-менее благополучно разрешилась от бремени. Вот удобный момент, чтобы свести к минимуму общение с ней и заняться своими непосредственными обязанностями.

— Тётя Петунья сейчас осталась бы довольна твоей причёской, — Рон провёл рукой по бритой голове Гарри и расхохотался.

— На себя посмотри, — проворчал Гарри, машинально дотрагиваясь до макушки.

Тут уж вытянулось лицо Рона:

— Что верно, то верно. Видок у меня того… — вынужден был признаться он и озабоченно поскрёб в затылке. — Но Гермионе и того хуже.

Вспомнив стриженную под ноль подругу, приятели загрустили. Вот уж почти месяц они жили в общине тибетских монахов близ местечка с труднопроизносимым названием Ту-тянь Хэянь. Монашье братство разместилось в обители невероятной красоты, выстроенной руками монахов ещё в первом веке до нашей эры. Чуждый язык, чужая культура и чужеродная природа — всё это, как ни странно, завораживало. И если к непривычным европейцу ландшафтам Гарри привык (хотя и не уставал ими восхищаться), а с китайским языком они справились с помощью магии, то с освоением восточной культуры дело обстояло сложнее. Гарри уже проходил ускоренный курс русской магии. Но вот у Рона и Гермионы такой практики не было. Им приходилось туго. Да и вообще, постигать искусство боя в кратком экскурсе — это вам не научение некоторым штучкам под руководством такого либерала как Будогорский. Надо сказать, что в понятие ‚искусство боя‘ входило не только умение красиво драться, но и вести аскетический образ жизни. Плюс к этому: владеть собой и правильно питаться. Согласно местным обычаям женщина не является слабым соперником, если прошла обучение в такой школе. И она должна во всём соответствовать мужчине — никаких послаблений. Их сенсей всячески подчёркивал, что любая самка, защищая своего детёныша, способна на такие чудеса ловкости, силы и выносливости, которые и не снились мужчинам. В обычной же жизни самки (он так и говорил: ‚самки‘) ленивы, капризны и изнеженны. Видимо, поэтому для девушек (помимо Гермионы курс обучения проходила ещё пара послушниц) в его колонии были созданы экстремальные условия. Спали они на дощатом полу — и Рон боялся, что Гермина того и гляди заболеет. Ходили исключительно босиком. Никаких специально отведённых мест для соблюдения правил личной гигиены у них не было, из-за чего девчонкам приходилось вставать раньше парней (это притом, что подъём и так был с восходом солнца). В результате Гермиона имела вид детдомовского ребёнка: худая, лысая, бледная и, как следствие, злая. С первого дня у неё сложились особые отношения с учителем. Она категорически отказалась от бритья головы, а просто убрала волосы под бандану. В самом начале занятия она сделала шаг вперёд и задала вопрос (по-английски, разумеется).