Они будут голодны всегда

Маг убрал волосы с её лица - Иефа дёрнулась, как будто он коснулся её раскалённым железом - и сказал что-то. Губы шевелились, произнося слова, но у слов не было смысла, потому что это были последние слова в её жизни, слова, не способные что-либо изменить. Зулин помолчал с минуту, видимо, ждал ответа, но не дождался, вздохнул. Потёр ладони.

Они шагают по выжженной земле

"Не надо!" - хотела крикнуть Иефа, но не смогла.

Маг положил левую ладонь ей на лоб, правую - на солнечное сплетение и закрыл глаза.

Дремлешь, похожий на памятник, непостижимый сырой земле...

Вот и всё.

А ведь ты была кем-то.

А ведь ты собиралась стать кем-то. И кто-то ждал тебя, а теперь ничего не будет.

Заледенел дом, дым - кубиками... в полутон лоб, стопкой лицо...

За окном - мир с кулаками, яркий яд простецов.

Игольное ушко. Ты игольное ушко. Ты ключ.

Она плясала перед дверью и умерла! Может быть в этот раз получится...

Зулин плёл формулу.

Может быть в этот раз получится...

Плёл формулу заклинания

... умереть не так страшно.

Мир менялся, кто-то чужой и равнодушный белой кистью закрашивал ночное небо, смутные контуры леса, жёлтую звёздочку костра. Иефа закричала, но белая кисть стёрла её крик вместе с синим осенним воздухом. Руки мага вспыхнули молочным светом, и полуэльфка ослепла на несколько секунд, а когда снова смогла видеть, видеть было больше нечего - всё исчезло, растворилось в белом мареве, не было больше холодной земли, не было впившихся в тело верёвок, и не за что было зацепиться, не на что опереться, чтобы утвердить безвольно болтающееся в пространстве тело.

- Стив! - крикнула Иефа. - Норах! Кто-нибудь!

Её зов сгинул в тумане, едва сорвавшись с губ. Иефа шарила взглядом по сторонам, но не находила ориентиров.

Заледенел дом...

Я хоронила котёнка, папа.

Там всё началось.

Заледенел дом, занемел, занавесился...

Иефа не сразу почувствовала, что возвращается боль. Просто из солнечного сплетения потянулась белая нить, которая становилась всё объёмнее и ярче, а потом начала жечь, невыносимо жечь, и полуэльфка поняла, что пришпилена к пространству раскалённой до бела спицей, один конец которой торчит из её тела, а другой теряется в молочном мареве, и эта спица обугливает нутро, и нельзя думать ни о чем, кроме белого огня где-то под сердцем. И это невозможно было терпеть, с этим невозможно было смириться.

- Элена! Элена, помоги!

Ответа не было. В этом пространстве Иефа была абсолютно одна - если не считать того, кто держал её, нанизанную на спицу, как насекомое на булавке.

- Кто-нибудь... - из последних сил прошептала полуэльфка и повела правой рукой, разгоняя туман, и тогда из марева, будто молния ударила, возникла вторая спица и пронзила её ладонь.

- Заледенел дом... - словно заклинание, пробормотала Иефа и перекатила голову с одного плеча на другое, шалея от боли. - Заледенел дом, занемел... Кто-нибудь! Пожалуйста...

Третья спица прошила левое плечо, распластав рубец от эльфской стрелы.

- Занемел, занавесился... Скоро небо перебесится - будет апрель... Так... Так устанет куролесить... за каждой дверью...

Туман заволновался, заклубился, пополз в стороны, словно кому-то дорогу давал.

- За каждой дверью, каждой лестницей... - шептала Иефа, цепляясь за слова, как за скалу в бурном болевом потоке. - Мир - звук...

В белом мареве начали угадываться темные очертания фигуры. Кто-то стоял там, наблюдая за ней и готовясь...

- ...мир - зверь...

Ещё одна спица, на этот раз в правый бок, кажется, в печень. Почему я не умираю? Я ведь должна была - давно должна была... Почему я не умираю?

- Заледенел дом...

Контуры чётче, ещё больше боли, предела нет, потому что жизни уже тоже нет, и, наверное, это само естество твоё корчится, пришпиленное к белой подушке, пронзенное спицами в четырёх местах. Нет, уже в пяти.

- Эй... помогите... кто-нибудь...

Он - чёрный, непонятный, не различить лица - легко шевельнул рукой, и новая спица выметнулась из пространства, вонзилась в тело.

- Зулин! Зулин, помоги! Зулин! Пожалуйста!

Он приблизился на несколько шагов, остановился. Иефа смотрела - и не узнавала.

- Зулин...

- Зуул-лин... Зло должно быть наказано, - произнёс он чужим бесцветным голосом.

- Зулин, не надо, пожалуйста... Не надо! Это же я...

- Зуул-лин.

- Помоги мне, пожалуйста... пожалуйста! Зачем ты это делаешь? За что...

- Зуул-лин... Ты - зло. Зло должно быть наказано.

- Ты хотел мне помочь, помнишь? Ты хотел меня вылечить... Но ты меня убиваешь, Зулин! Пожалуйста, очнись!

- Каждый провинился, - сказал маг и вздрогнул, посмотрел на свою ладонь и вдруг стал на секунду похож на себя прежнего. - Зло... - он провёл рукой по лбу, и раскалённые спицы задрожали, зашевелились. В голове Иефы взорвался разноцветный фейерверк, хотя - нет, не в голове - в пространстве вокруг мага - красные, зелёные, жёлтые вспышки, где-то это уже было, так знакомо, так безнадёжно-конечно. И спицы дрожат и ворочаются в обугленном изнутри теле. Раскалённый воздух царапает горло. Как это может быть, чтобы что-то ещё осталось, когда столько боли? И кто-то за его плечом, точно такой же, как он, один, второй, третий, только глаза у них... У него?

- Ты - зло...

И ещё формула - магическая формула радужным многогранником переливается над головой мага - и она не завершена, в ней не хватает грани, как будто он запнулся, прежде чем произнести последнее слово, или как будто специально подвесил её - на потом...

А их всё больше. Таких же чёрных, таких же странных, чужих, и глаза... Что с глазами?

- Меня зовут Иефа, - прохрипела полуэльфка. - Я бард. Ты помнишь меня, Зулин. Я пела жизнь твоему фамильяру. Ты так горевал по нему, помнишь? Я вернула его тебе. Я половину нутра своего отдала той ночью, и никто не стоял на карауле, но на рассвете он вернулся. Помнишь? Маленьким облезлым котёнком... Зулин! Ты кормил его остатками глухаря, помнишь?

Маг пошевелил губами, словно собирался сказать что-то, но не сказал - не смог... не помнил, как. Его братья-близнецы дружно и безмолвно скопировали его движение.

- Твой кот, Зулин! Твой толстый, капризный, но очень умный и обаятельный кот! Его зовут Зверь! А меня зовут Иефа, и ты помнишь меня, ты должен помнить...

- Ты - зло, - повторил, будто сомневаясь, маг и добавил, уже уверенней, - у зла нет имён. Зло должно быть наказано.

- Но что тогда - ты?! Ты же убиваешь меня, разве ты - не зло?

- Мы... Мы исправляем. Каждый провинился. Ты тоже.

- Зулин! Зулин, вспомни, эта формула, которую ты не закончил - это формула лечения, ты хотел помочь мне, вылечить меня... Мы же столько пережили вместе, мы столько раз друг друга спасали... И ты уже убивал меня один раз - вспомни! Ты убил меня, а я всё равно верю в тебя, верю, что ты не... Зулин... потому что ты... ты мой друг! Зулин! Ты мой друг! Помоги мне, Зулин...

Маг склонил голову на бок, закрыл глаза, снова зашевелил губами, страдальчески нахмурил брови.

- Друг... - с натугой выговорил он и открыл глаза. Его молчаливые копии дружно отшатнулись, отступили на шаг.

- Друг, - повторила за ним Иефа, у которой в глазах всё плыло. - Ты мой друг, Зулин.

- Я убил тебя...

- Ты жалел об этом.

- Жалел... - почти растерянно произнёс маг и обернулся. За его спиной никого не было. Зулин снова повернулся к полуэльфке и глаза его расширились от ужаса, будто он впервые увидел, что происходит с ней. - Иефа?!

- Я больше не... могу...

- Иефа, что... как же... почему?! Что ты...

- Замкни формулу, Зулин...

Маг уставился на свои руки и задрожал, спицы задрожали вместе с ним, и полуэльфка успела подумать, что теперь уже не важно, завершит ли он формулу, потому что, кажется, он опоздал.

- Я не могу, - жалобно проговорил маг. - Я не могу! Я не должен! То есть, я должен, но... мне нельзя, я никогда... я никогда никого...