И стал я захаживать в здешнюю библиотеку, одевшись попроще: книжная пыль - одна из самых въедливых. Там царила на первый взгляд полнейшая анархия, типа бери с полки что хочешь, только домой без расписки не уноси. Хочешь - переписывай, хочешь - читай при масляном светильнике, хочешь - ешь и запивай своим кофе или гранатовым соком, но испортишь - будет на твоей совести. Вроде как в джаханнам, мусульманский ад, попадёшь. Хотя насчёт последнего не один я тут сомневался.
Нет, книги были вполне себе чистые, словно сами себя охраняли. Много позже я понял, что оберегал себя весь этот мирок. Не примитивно, в смысле - ты выругался, а оттого град на посевы выпал. Нет, куда затейливей...
Так вот, сижу я под сводами в тенёчке и листаю громоздкие "Хроники Амбера", поставленные на пюпитр. В прошлой жизни, видимо, не проникся. Иллюстрации там оказались потрясающие: цветные, объёмные плюс в стиле Маурица Эшера. Листать можно было только палочкой, вроде компьютерного стилуса. В бытности меня студенткой нас приучали к такому с помощью исторических анекдотов - рассказывали, как Карл Девятый Французский траванулся мышьяком, когда перелистывал книгу об охоте, обслюнявливая пальцы. Или о редких летописях чумных времён, бациллы которых пережили своих хозяев и своё время.
И только, получается, увлёкся не размышлениями по поводу, но самим текстом - подходит ко мне старец в благообразной бороде и тюбетейке (тоже классика) и хвалит мою манеру обращения с книгами. Я объясняю, попутно мы обмениваемся словесными реверансами и расшаркиваниями. Равиль - Исидри, Исидор - Равиль. Заодно выясняем, что ровесники, - его борода старит и светлые волосы с проседью. Говорил я или нет, что в Муарраме водятся далеко не одни жгучие брюнеты?
А чуть позже Равиль предлагает:
- Отчего бы уважаемому Исидри не навести порядок в фондах? У нас тут почти нет опыта: списки составляем, карты с записями тасуем, но полной картины не получается. Не знаем истинной ценности, не можем бегло читать, как, я вижу, вы; не понимаем, что за жизнь стоит за буквами, строками и страницами.
Зря, что ли, я ведь позиционировал себя как заядлый книголюб? Приходится соответствовать, решил я.
- Согласен, - отчего-то без запинки ответил я. Даже не спросил ничего типа "какое жалованье вы мне положите". Как мог вкратце убедиться, отношений "товар - деньги - товар" в здешнем повседневном быту почти не водилось: общество держалось на туманной системе взаимных услуг и долгов чести. Подсчёты в квадруплях, динарах и прочем нужны были, чтобы заключить, что королевская казна или сокровищница Амира Амиров традиционно пусты, но завязки бюджета всё-таки сходятся друг с другом. Впрочем, забегая вперед, скажу, что в мой кошель кое-что потихоньку капало, отчего он начал приятно круглиться.
Так что я взялся на пробу отделять зёрна от плевел и дамские романы от Джойса. Только и трудов, что клади пред собой на некое подобие конторки, просматривай и выноси вердикт - а книгоглотатель я был известный. С легковесным чтивом разделывался в один глоток, известные мне творения пробегал по диагонали, чтобы заново удостовериться в качестве, а те, которым время воспело хвалу, вообще не открывал.
Вот что явно было для меня насущным и требующим вдумчивости, так это свидетельства моих соотечественников, решивших утолить свой эпистолярный зуд. Писали они по-русски или на инглише, вопросами стиля себя не утруждали, так что вряд ли искали громкой славы. На расшифрованные скондцами шпионские донесения их писанина тоже не тянула. Похоже, им всего-навсего хотелось почесать пером бумагу, зато я чесал у себя перстами в затылке, и крепко.
... Полное собрание жареных фактов и умеренно приперченных казусов. Оказалось, что "цивилизованный" и даже "сверх меры утончённый" (слова автора, обозначившего себя как Ким Березник) Сконд по факту ютится между морем и огромной сковородкой пустыни, на которой обитают лишь тощие кочевые племена да караваны мулагров. Последнее - гибрид дикого осла, по-рутенски онагра, и ламы; а как такое может случиться - кто его знает.
Кой чёрт им вообще занадобилось, прикидывал я, этак оригинально спрямлять путь, когда в сто раз легче, да и прибыльней, было бы пройти по дорогам, своим качеством превосходящим Аппиеву, плюс к тому тенистым? И тем более - отчего Сконд до сих пор не попытался обводнить выморочную землицу? По словам очевидцев, от белого песка, состоящего из необычно крупных кварцевых кристаллов, глаза слепли хуже, чем от снега в солнечный день. А такие дни в этих местах лишь изредка прерывались грозами, когда на горемычную землю обрушивались не столько потоки воды, сколько молнии. Немудрено, что практически каждого, кто углублялся в Белые Равнины, одолевали миражи и мороки - по большей части в виде белых великанов или гигантских мулагров слегка розоватого оттенка.
С этого рассуждения мои глаза и мысль перескочили с пустынь на лес, который прикрывал Сконд с запада. Очевидцы немало удивлялись, что местные жители никогда не мстят дикому зверю, который поранил или убил человека. Ходульная фраза Киплинга "Берегись двуногого кровь пролить" была бы здесь кардинально не понята. Сами они объясняли дело тем, что-де сами охотятся на братьев меньших и не всегда по нужде, нередко из удали, так что те имеют право на выкуп крови. "Ибо человек - не просто животное, но животное из самых худших, - пояснил некто Березнику. - Распоследняя скотина и то не мнит себя царём природы, коему всё остальное на потребу". Чем немало озадачил и его самого, и меня, который это читал. Хотя цитировать христианскую догму о том. что Бог создал мир специально для Адама, здешним людям как-то не особо к лицу - все их веры сильно отличаются от исходного варианта. Следует уточнить: вроде как отличаются и вроде как от исходного.
Ещё один мой соплеменник, настоящий или бывший, дивился на то, что детишек из знатнейших семей, обычно мужского пола, но изредка и девочек, сразу же после рождения забирают другие отец с матерью, обычно рангом пониже, иногда вообще крадут из колыбели и лишь потом договариваются с теми, кто породил. Почётный киднэппинг налагает на похитителя, то бишь приёмного отца, множество обязанностей: тот даёт ребёнку воспитание, причём куда лучшее, чем своим собственным прямым потомкам, обучает наукам, ритуальным танцам, верховой езде и владению оружием, нередко отыскивает подходящую невесту или жениха. Да-да, особенно возмутило рутенского летописца то, что оба пола в якобы традиционном (коли уж мусульманском) Сконде проходят совершенно одинаковую выучку, девочки вроде как даже посолидней. Правда, как он сам признавал, кому что даётся, то и даётся, а силком ничего не впихивают.
После этого пассажа я куда лучше понял историю св. Юханны и того вертдомского принца, которого усыновили и подняли на трон скондские иноверцы. Я, в отличие от тех рутенцев, далеко не семи пядей во лбу, зато побывал на изнанке мира и мог судить об относительности сущего и непомерном его разнообразии. Даже на Большой Земле имеется грузинский "институт аталычества". А уж девиц, воспитанных на мужской манер и всю жизнь играющих роль воина, и наоборот, мужиков, занимающихся женским ремеслом и искусством, - вообще пруд пруди. В тех же Албании, Афгане и у североамериканских индейцев - там, где поведенческие рамки, задаваемые обществом для обоих полов, очень жёсткие. Выйдешь из них - получай в лоб иной ярлык.
Так, то прямо, то по умолчанию, я узнавал не столько Землю, сколько Сконд и вообще Вертдом. Настоящий Ильгизар, только постраничный.
Не надо думать, однако, что я лишь развлекался, читаючи. Я вспоминал древнее искусство раскладывания по полочкам и постановки библиотечных шифров, захиревшую в тотально компьютеризованном мире. Это была работа в охотку и касалась не одной беллетристики: вся действительность Муаррама, Сконда и Вертдома поддавалась мне как мягкое дерево ножу, я почти не задумывалось о том, как должно быть на самом деле, а, как могли бы сказать китайцы, плыл по течению реки, наслаждаясь видом берегов.
