Приговора не зачитывали - или я пропустил волнительный момент в точности так же, как и суд. Тихий рокот невидимых барабанов звучал в моём теле, пока мне помогали подняться наверх по трехступенчатой лесенке. Под ногами морозно скрипело, но ступня не проваливалась.
Огляделся по сторонам. В саду собралось разве что десятка три-четыре обычных гостей. Подножие Дома Любви и Смерти утопало в тумане - такой скапливается по утрам в ложбинах и над солёной водой, что вплоть окружает Верт и откуда, по легендам, приходит на эту землю неведомое. Оттого мне почудилось, будто там, внизу, полно народа, который стоит с поднятыми кверху лицами и всё различает, несмотря на дальность расстояния и абсурдную перспективу.
А на белом песке ждали меня дирги. Хельмут фон Торригаль в нарядном доспехе, выгнутом из толстой кожи по форме человеческого тела, - меня почти смех взял, только представьте, как он, обратившись, будет высвобождаться из этаких ножен. Фируз Мерцающий, Фируз Покорный в подобии элегантного трико из чёрной лайки, чуть смахивающей на лайкру или там латекс, и кнутом, обёрнутым вокруг плеча, словно казацкая нагайка.
Я подошёл, на ходу высвобождая пуговицы из петель. Не менее полутора десятков от ворота до самого низу и тугие, вот чёрт!
- Погоди, - прошептал Фируз. - Я сам ловчее сделаю. Помни о словах.
Как-то быстро он разъял застёжку сверху донизу. Блуза упала со спины, на миг обвив собой локти, ветерок овеял потную грудь, скользнул по соскам, кошачьим хвостом прошёлся по ложбине спины.
Я принял протянутую ладонь. Сам взялся за другую руку, с поникшей кистью.
Сказал как мог более внятно, отделяя одно слово от другого:
- Мы друзья, и поистине одно наверху и внизу, на лице земли и в глубинах океана, в союзе и разлуке. Мы красная нить, что вплетена в бытие. Наш народ - сила, которая держит собой вселенные.
И отпустил руки.
"О стихии, что же я такое сказал от великого ума да в простоте душевной?" - мелькнула мысль, и словно в наказание за дерзость поперёк плеч полыхнуло струёй жидкой магмы. Амулет на груди вспыхнул жаром и зазвенел тысячью солнц.
А потом настали бесконечные радуги... Радуга-дуга, не давай дождя, дай нам солнышка, колоколнышка...
Мы идём, шагаем по Москве, Венеции, Лондону, Нью-Орлеану и Парижу. По всем мирам, где были, есть и будут карнавалы. И все в Полях, Садах и Парках улыбаются нам. Кто - все? Те, кто видел здесь Торригаля под ручку с его прекрасной ведьмой Стелламарис? Кому нам и кто мы? Ты да я да мы с тобой.
Едва я успел вникнуть в своё новое положение, как меня поволокло - и вмиг забросило в такую привычную котельную, где ждал-поджидал меня такой обыкновенный Сатана. В венце из первой сменной шкуры Уробороса, испещрённом орихалковыми звёздами.
- Докладывай, Простец, - сурово приговорил он.
Я пошёл к нему, такому не особо взрачному, с чувством, будто голова моя некрепко держится на плечах. Вообще-то последнее легко подвергается истолкованию. Общение с Фирузом выучило меня, что под внешностью хиляка и недорослика частенько скрываются истинный ум и непоказное величие. Только вот робеть перед ними не надо - это я тоже усвоил.
- Как ты считаешь, Ситалло, достоин Вертдом называться Раем? - спросил он, указывая мне место напротив.
Ситалло? Женское и ба-нэсхинское истинное имя?
- Не знаю, - ответил я. - Но Вертдом - хороший мир, потому что не отказывается платить свою цену. Не изображает ничего, кроме самого себя. Раны там заживают легко, моровые поветрия не косят всех подряд и не цепляются к кому попало, роды у женщин легкие, дети - те, кто выживает, - здоровы и наследуют базовую память предков, войны ведутся с неукоснительным соблюдением правил, самоубийства случаются отнюдь не по причине уныния, а во имя долга, чести, совести и прочих высоких материй, смерть приходит с миром, а не со страхом.
- А цена сей благодати какова?
Я невольно почесал шею: фантомная боль. Жилочки тоже, оказывается, ныли по всему телу, а до лопаток с прорезающимися оттуда крыльями вообще несподручно было дотянуться.
- Тому, на кого падёт выбор судьбы, приходится платить, - ответил я. - Без особого ропота и по доброй воле. Исполнение земли - так, кажется, оно называется. Только ведь в моём родном мире точно так же, но приходится вырывать всё силком: и доброе, и злое.
И будете вы знать добро и зло, пообещал Великий Змей.
Тут меня как оглоушило.
- Это ведь ты писал за нас реплики, драматург наш неблагодатный. Дёргал за ниточки, будто марионеток. Надевал на руку, словно Петрушку-дурачка. А меня - меня вообще лишил останков соображения и насадил на крючок, чтобы лучше клевало!
- Согласен. - Тёмный Шеф сохмурил брови, сжал губы - и вдруг рассмеялся, так что они в лад заплясали по всему лицу. - Оглупил, чтобы тебе действовать не по рассудку, а нутром. И как, сильно это повредило твоей самости? Ведь нет? О, ты ведь ещё одно определение-обвинение забыл мне предъявить. Асмодей - первостатейный сводник и блудодей. Считает¸ что и в самом вульгарном трахе имеется нечто божественное, если он бескорыстен: ни детей не обеспечивает, ни социальных связей, ни стабильного положения. Вот мы всем аццким (так и произнёс) советом и загнали тебя в самый важный Дом Любви и Смерти на континенте, где работает и, натурально, играет в подпольщика один из сильнейших вампиров Верта. Рассчитать, на кого он в целом свете не на шутку западёт, было несложно. Вы с Фирузом чёткая пара, все прочие кандидатуры - фальшивка и суррогат.
- Только не внушай мне, что всё затеяно, дабы соединить любящие сердца.
- И не собираюсь, хотя доброкачественно сотворённый блуд бывает весомей всего пучка мировых проблем. Начальная же цель была - узаконить Мерцающих в небольшой части Мультивселенной. Это совершилось бы и самотёком, но через век-другой, и ждать было скучно. Согласись, слишком они для такого значимы и интересны. Ты, в отличие от меня, не имел дела со всей популяцией.
- А что теперь Фируз - будет мучиться в одиночку от вашей безответственности?
- Не ссорься со мной, ради всего несвятого. Тебе надо, чтобы он пришёл сюда? Надейся. С недавних пор он делает лишь то, чего ты хочешь.
© Мудрая Татьяна Алексеевна
