"Странный вывод, - подумал я. - Гормоны и инстинкты что - меняются от этикетки?"

- А чем кончилось? - спросил я вслух. - Замуж выдали, покинула родимый дом?

"И как есть впопыхах, по ходу", - прибавил в уме.

- Не совсем так. Есть такие Дочери богини Энунны, верховного божества здешних язычников. Вот она и ушла к ним, забыв о желании возглавить семью, и уж года два там днюет и ночует. Века три назад правоверные мухамадийа сочли бы такое недопустимым отступничеством и ересью. Но Великая Праматерь через своих служительниц учит привлекать к себе мужчину и удерживать, легко зачинать и рожать, а также сливать воедино кровь и семя двоих так, чтобы получить наилучший плод. И никто больше так не умеет. Все наши девушки у них учатся. Да что, и мужчины ведь тоже, если хотят, чтобы их выбрали в мужья.

Мне было страшновато спросить, как к отступнице относятся домашние, но Замиль понял:

- Родители сначала гневались, горевали, что надежды их не оправдались, но недолго. Хафизат сумела их переупрямить. Навещает нас и тех моих сестёр, что вышли замуж и живут своим домом. Только свою светёлку не желает занимать и насчёт платьев, шаровар и прочего сказала, чтобы роздали тем, кто нуждается. Она по сути никогда не любила роскоши: ни пышного, ни мягкого.

Я мигом представил себе этакую монахиню, всю в полуночных бдениях и духовных трудах.

- Да что мы стоим, - спохватился он. - Бери вон это, Ильгизар, это по виду как раз для юноши. В поясе ты тонок, роста почти одного с сестрой, вот ступня у тебя изрядно больше, так я что-то своё подыщу. Мужчине требуется хорошая подпорка.

Где-то через полчаса я облачился в длинную блузу и штаны шафранового оттенка, перепоясался широким шарфом и даже кое-как всунул ноги в сандалии с широким бортом - ступня чуточку переливалась через край, далеко уйти я бы не сумел, но стоять оказалось вполне сносно. Волосы под руководством Замиля распустил по плечам и накрыл шапочкой гранатового цвета - в тон шарфу.

- Любуйся, - коротко приказал мой новый товарищ.

Зеркало в наш рост было спрятано в одной из ниш, откуда Замиль выгреб кучу одеял. Из него смотрел на меня этакий утончённый и барственный Бунин. (Вряд ли сам поэт был в жизни таков - тёмно-русых кудрей до пояса он уж точно не носил, зато вот эспаньолку с усиками - да. Два кардинальных отличия. Но замнём для ясности.)

У меня возникло странное впечатление. Будто я сцена, на которой молодой человек играет девушку, что приняла на себя роль юноши со всеми вытекающими. Причём маска двойная... и вообще не поймёшь, кто глядит из её прорезей.

- Как по-твоему, не слишком нарядно получилось? - спросил я.

- Ну, ты же не суфи, чтобы ходить сплошь в небелёном, и не ассасин, чтобы вздевать на себя чёрное с серебром, - пожал Замиль плечами.

А потом он повёл меня "трапезничать". В сад, где посреди цветущих куртин, картин - или как там их - был выстроен низкий помост с резными перильцами, так называемая суфа. На суфе было щедро набросано валиков, ковров и тканых одеял, посреди этого возвышалось высоченное блюдо с пареной пшеницей, щедро усыпанной луковыми полумесяцами и морковными звёздами. Сателлитом упомянутому светилу служила широкая тарелка со стопкой тонких лепёшек, веснушчатых от кунжута. По бокам гигантов, на чистейшей белой скатерти, располагалось пёстрое семейство из четырёх чайников, стольких же двуручных чашек и десятка-другого пиалушек со сладкими заедками: тонкий намёк на пристрастие Музаффара и Нариман к обильным родственным связям. Я уселся, привычно скрестив ноги, и стал входить в курс: ибо питались тут все из одной из чаши, беря кускус пригоршней и подгребая лепёшкой, а вот чаи гоняли каждый из своей личной посуды. Мне без особого напряга удалось приноровиться к обычаю, хотя не поклянусь, что так-таки ничего не перепутал. Кажется, заниматься самообслуживанием мне не стоило, хотя ни чая не пролил, ни зёрнышек на дастархан не просыпал. Матушка Замиля, бойко снующая между своими мужчинами, так и любовалась мной во все глаза, словно прикидывая, хорошая ли из меня выйдет невеста для сына. Или жених для одной из дочерей - не знаю. Судя по их отсутствию за... хм... столом, все были пристроены.

Потом мы вышли за ограду - прогуляться и осмотреться.

4

Я, разумеется, не полный дурень и прекрасно понимал, что Замиль возится со мной по поручению свыше - вероятней всего, не как с неким Хлестаковым, а как с любым пришельцем из-за границы миров. Но всё больше проникался мыслью, что на самом деле пришёлся ему по душе с первого взгляда, поручение же подоспело немного погодя.

Городок был в самом деле маленький - одной рукой обхватить. Но всё-таки попадались солидные особняки в два и даже три этажа; была даже одна многоярусная пирамида, на восьмиугольном основании, которая выглядела так, словно её отформовали из блоков не далее как вчера. Ступени были сплошь уставлены вазонами с неизбежной в Муарраме растительностью, девичий виноград старательно изображал из себя подобие водопада, на самой верхней площадке высилась кокетливая ажурная беседка. Размером этак с Дворец Съездов, прикинул я на глаз. Поскольку в непосредственной близости возникала типично рутенская техника, слегка ушибленная жизнью, я сопоставил оба феномена, сделав неизбежные выводы. И, как понял буквально через минуту, ошибся.

- Отлично сгодится, чтобы снять кошку с дерева, - ухмыльнулся мой юный хозяин, проследив за тем, куда и с какой миной я смотрю. - Диван мудрейших получил эти штуковины от рутенцев по обмену культурами. Только вот блоки, которые вырубают в каменоломнях и везут к месту на катках, слишком велики, чтобы стальной подъёмник мог с ними справиться. Песчаная же насыпь обходится дёшево, не воняет переработанной нефтью и не засоряет окрестности, потому как служит хорошей подушкой для укладки мостового камня. Видишь, какой храм получился? Самый большой в Сконде, всё при нём. Его служительницам не приходится стоять на перекрёстках. А строили всего-то сорок лет.

- Это годится, если работников уйма, - заметил я. - И рабсила дешёвая. У вас она откуда? Рабы, что ли? Крепостные крестьяне?

- Да нет, - моё предположение, кажется, нисколько его не задело. - Селяне у нас вольные, сами порой рабов имеют. Да нет, я уже знаю, что рутенцы говорят о рабах, оттого сразу отвечу. Это, во-первых, если длится или завершилась череда сражений и побеждённой или виновной стороне приходится восполнять ущерб. Ведь лагерей для пленников у нас не построено. И, во-вторых, если кто уже в совершенных летах, а не умеет сам себя обеспечить. Всех таких разбирают по семьям на правах самых младших их членов. Даже если это человек моря, или морянин, который один стоит десяти сухопутных землянцев... Ну, с морянами была особь статья: их таким образом скрывали те, кто интриговал против последней с ними войны. А что до великих построек - туда все идут по доброй воле. Кто искупает грехи и спасает душу, кому охота приложить ум и сноровку к чему-нибудь необыкновенному, а большая часть горбатится за еду и кров над головой. Эти думают, что устроились лучше всех: сытно, тепло или там не жарко - и ни за что сам не отвечаешь.

- Любая работа кончается.

- Только не такая - и не в Сконде. Видел, какие у нас плиты от самой границы? Тянутся в два ряда до Белых Песков и сами положены на такой же песок. Раздваиваются, огибают его, идут побережьем и предгорьями - и снова сливаются в одну реку. Веками и на века укладывали. И здания такие же, от мала до велика. И мосты.

- Ну а время, силы и здоровье? - спросил я, примерно зная, как с такими проблемами справлялись у нас на Земле в старину.

- Их сколько ни экономь, а через смерть не перескочишь. Для чего нам работать легко и быстро? Копить время, чтобы потом не знать, куда его с толком израсходовать?

А уж как мои условные сопланетники фанатеют от спорта по телику и в натуре, от культуризма, научно сбалансированных диет и прочего здорового образа жизни, мелькнуло в моей голове, как властвует над их жизнью громоздкая индустрия развлечений... В самом деле - комфорт для нового поколения обеспечивается раньше, чем возникают и впрягаются в ту же лямку сами детки; оттого наша цивилизация расползается по лицу Земли, словно жирная плесень.