— Здесь так красиво, — прошептала я, восторженно глядя на заснеженные деревья.

— Это мое любимое место. Я часто прятался здесь, когда был ребенком, — улыбнулся Джейсон. Мы побродили по заброшенным аллеям и присели на лавочку. Парень выудил из своей сумки два теплых одеяла и вручил одно мне: — Держи, так будет теплее.

Завернувшись в одеяла, мы пили горячий шоколад, припасенный Джейсоном, и смотрели на закат.

— Твоя мама здорово готовит, — сказала я, наливая второй стакан горячего напитка из термоса.

— Эээ, вообще-то это я сделал… — смутился парень.

— Серьезно? Не знала, что ты умеешь готовить, — удивилась я.

— Немного. Когда дома толпа мужчин, не знающих, как зажигается плита, и норовящих стянуть кусок с твоей тарелки, волей-неволей учишься обращаться с ножом, — улыбнулся он. Я не ответила, да это и не нужно было.

Закат догорал, небо становилось всё темнее, но с нашего места открывался прекрасный вид на тонкую линию алевшего багрянцем горизонта. Я улыбнулась и прошептала:

— Какой красивый закат… День умирает, чтобы возродиться. Это бесконечный цикл, цикл жизни и смерти. Мы видим, как угасает свет солнца, но мрак не наступает: его разгоняет свет звезд и луны. Возможно, когда свет нашей жизни погаснет, нашу смерть озарит иной свет.

Джейсон призадумался, а затем сказал нечто странное:

— Ты умеешь видеть прекрасное в страшном, а глубокий смысл в мелочах, меня всегда это в тебе поражало. Ты удивительная.

— Не такая уж и удивительная, — смутилась я. — Просто смотрю на вещи с разных сторон.

— Не каждый так может. Ты видишь людей, ты их чувствуешь. И не только людей — всё вокруг.

Я усмехнулась:

— Ты меня переоцениваешь.

— Ну, ты же говорила, что каждый имеет право на собственное мнение, — лукаво улыбнулся парень. Я рассмеялась:

— Научила на собственную голову! Ладно, Джейсон, уже стемнело, нам не пора возвращаться?

— Пора… но не возвращаться. У меня для тебя сюрприз.

— Какой?

— Сейчас увидишь, идем.

Он быстро спрятал термос и одеяла обратно в сумку, и мы поспешили в дальний конец парка. Там, на холме, стояло небольшое заброшенное здание.

— Надеюсь, это не дом с привидениями? А то я трусиха, — поежилась я.

— Нет, скорее, это дом с чудесами, — таинственно ответил мой спутник и открыл дверь. Внутри оказалась лишь одна комнатка, а потолок почти отсутствовал. Зато в центре этой комнаты стоял большой самодельный телескоп.

— Джейсон! Это потрясающе! Неужели ты сам его собрал? — восхитилась я. Парень зарделся:

— Ну да… Я только начинал тогда конструировать, поэтому он не очень хорош, но многие созвездия всё же можно рассмотреть. Что ты хочешь увидеть? — спросил он.

— Эээ… не знаю… Честно говоря, я плохо разбираюсь в астрономии.

— Это ничего. Тогда я покажу тебе самые красивые звезды, хорошо?

Парень настроил телескоп, и я приникла к окуляру.

— Как красиво! Это просто потрясающе, Джейсон! Словно время застыло. Такая глубина, такая торжественность, такое безмолвие… Это прекрасно…

Он показал мне еще множество звезд, а потом мы расстелили на полу одеяло, сели на него, достали второй термос с шоколадом и посмотрели на небо. Удивительный мир открывался моему взору. Тысячи галактик несли свои радости и печали в бесконечном потоке времени, обходя нас стороной, но посылая нам свой свет и надежду.

— Это лучшее Рождество в моей жизни… — прошептала я, а Джейсон сказал:

— Скажи, тебе сейчас хорошо?

— Очень. Ты даже не представляешь, насколько, — честно ответила я. И тут случилось неожиданное: Джейсон повернул мое лицо к своему и быстро приник губами к моим губам. Этот поцелуй длился лишь мгновение, но сердце мое забилось так часто, будто хотело вырваться из груди.

— Вот… я… я должен был… — прошептал парень. — Я люблю тебя. С самой нашей первой встречи люблю. Ты единственная, кто понимает меня, ты единственная, кому я могу довериться, ты единственная, кто дает мне надежду, я… я тебя люблю!

Я молчала. Я была потрясена, ошеломлена, я не знала, что сказать. Я знала, что нравлюсь Джейсону, но чтобы настолько… Неужели это и впрямь любовь? А я? Что я чувствую к нему?.. Ответ пришел сам собой, в виде воспоминаний. Его руки на моих плечах, его губы на моих губах, его тихий голос, который повторял, что не оставит меня… «Джейсон, это ты изменил меня. Это ты показал мне, какой должна быть настоящая любовь, а не первая ветреная влюбленность», — подумала я и улыбнулась. Парень этого не видел: он растеряно ковырял пальцем одеяло и о чем-то лихорадочно думал.

— Эй, ты попробовал…

— Попробовал… Ты была права, лучше попытаться и проиграть, чем вообще не пытаться… — сказал он, но голос его дрожал. Я легонько коснулась губами его виска и спросила:

— А кто сказал, что ты проиграл?

Джейсон резко выпрямился и распахнул глаза.

— Ты хочешь сказать… Не может быть…

— Может. Я и сама не понимала, что чувствую к тебе, почему не могу ни в чем отказать и почему мне так больно, когда ты грустишь. А теперь знаю… Я тебя люблю… — шепнула я прямо в его губы и поцеловала. Джейсон растерялся, но тут же взял себя в руки и ответил на поцелуй. Его губы были мягкими и нежными, а руки теплыми и ласковыми. Я растворялась в ощущении абсолютного счастья и покоя. «Мне никогда не было так хорошо…» — подумала я.

— Джейсон… — прошептала я, отстранившись. — Знаешь, кто ты?

— Кто?

— Ты истинный брат Гермеса, — рассмеялась я и чмокнула всё еще влажные губы парня.

— Ты о чем? — не понял он.

— Ну, почитай мифы о богине Майе и Зевсе, — подмигнула я и пошла к выходу.

Джейсон нагнал меня в парке. Закинув сумку на плечо, он бодро шагал по ночной аллее, и я надеялась, что теперь он будет также шагать по жизни. Около моего дома он осторожно взял меня за руку и спросил:

— Можно я тебя обниму?

— Зачем ты спрашиваешь? Тебе всё можно, — ответила я и прижалась к нему. Он нежно обнял меня, словно боялся поранить, а я чувствовала, что так спокойно мне не будет нигде и никогда — только рядом с ним, только в его объятиях.

***

Я уезжала. Уезжала из Олд-Гемпшира, уезжала от своих друзей, но не уезжала от Джейсона. Я увозила его с собой, в своем сердце, а сама оставалась в его душе. И пусть мы не знали, когда сможем увидится вновь, я всё же надеялась, что когда-нибудь мы снова будем вместе. Я обнялась с Лили, которая заплакала и поспешила уткнуться носом в Робина, обняла Эрика, который был мрачнее обычного, обняла дядю Мартина, который косился на ненавистного Джейнза так, будто тот был прокаженным, и тут из-за угла показался Тим. Повисла неловкая тишина.

— Ребят… Я хотел извиниться. Я поступил подло. Я был идиотом, простите.

— Я не обижаюсь, — ответил Джейсон, — но извинись перед Мери.

— Да, я извиняюсь. Если можешь, прости. Ну, балбес я вспыльчивый.

— Ты хоть объясни, что случилось, — ответила я.

— Да понимаешь, позвонил декан и заявил, что ректор предлагает меня отчислить за то, что я, якобы, был замечен на фотографиях в журнале с обнаженкой. К счастью, мы только что разобрались: тот тип был просто на меня похож. Они заявили, что им жаль, что они перепутали — всё равно я красивее. Вот ведь… Ладно, молчу.

— Жуть какая, — передернула я плечами.

— Ага. Так что, простите меня?

— Раз Джейсон простил, то и я прощаю, — улыбнулась я.

— А? Я что-то пропустил? — удивился Тим.

— О, да. Вчера они провели вместе весь день, и… всю нооочь, — пропела Лили.

— Ничего себе, Джей, ну ты выдал! — притворно ужаснулся Тим.

— Вы не поняли! Мы просто… — забормотал мой парень.

— Джейсон, не оправдывайся. То, что между нами было — наше личное дело и никого не касается. К тому же, они тебя просто подкалывают, — устало сказала я. Парень промычал что-то неопределенное, посмотрел на меня и осторожно обнял.

— Мы же еще встретимся? — спросил он.

— Обязательно, — ответила я, чувствуя, как сердце сжимается от тоски.