И вот тут Джейсон не выдержал. Он вскочил и закричал на Тима:

— Если тебе есть, что мне сказать, говори, говори любые гадости, но Мери не трогай! Она самый светлый человек, которого я знаю, и ты не имеешь права говорить ей такие вещи! Это не она не может разобраться со своей жизнью, а ты! Зацикливаешься на чем-то одном и не видишь остального! Ты в лесу деревьев не видишь, а ей пытаешься указывать? Мери по крайне мере не перекидывает свои обиды на других, а кому как жить — не твое дело!

— Да что ты говоришь? Заступник выискался! Что-то ты раньше двух слов сказать не мог, а тут вон как запел — что с человеком страсть делает!

— Это не страсть! — вспыхнул Джейсон и замолчал.

— Дааа? Тогда чего же ты на нее вешаешься, как шарик на новогоднюю елку?

— Замолчи, Тим! Если у тебя ко мне претензии, предъявляй их мне, не вмешивай сюда других! — тут же вернулся к Джейсону боевой дух.

— Так, хватит! Вы портите мне праздник! — возмутилась Лили. — Тим, ты уходишь!

— Да пожалуйста! В этой компании мне всё равно не рады!

Он вышел из комнаты, и вскоре мы услышали, как хлопнула входная дверь.

— Да что с ним сегодня? Никогда его таким не видела! — возмутилась моя кузина. Она еще долго что-то бурчала про неуравновешенных парней, которым место в джунглях, а не в приличном обществе, но всё мое внимание было приковано к Джейсону. Парень угрюмо ковырял вилкой индейку, но было видно, что есть он сейчас совсем не хочет: он был мрачнее тучи. «Да как Тим мог? Кто ему дал право? Джейсон… он… Он как ангел, такой доверчивый, такой добрый, такой искренний и честный, как можно издеваться над таким человеком?» Я смотрела на угрюмого паренька и не могла отделаться от мысли, что человека, который чем-то выделяется, люди готовы заклевать в любой момент, по поводу и без, стоит лишь ему сделать один неосторожный шаг или резкое движение. «Он слишком добрый и слишком не уверен в себе, и окружающие считают это поводом для издевок. Они просто не видят его настоящего», — подумала я и накрыла руку Джейсона своей. Парень резко поднял голову, но руку не убрал. Я улыбнулась ему:

— Не слушай Тима.

— Да нет, он прав…

— Так, приехали.

Я встала и потащила Джейсона за собой.

— Мы сейчас, — крикнула я Эрику, Робину и Лили, и направилась в свою комнату. Когда дверь закрылась, я устало спросила парня:

— И как это понимать? В чем он прав? В том, что ты маменькин сынок? Так припомни случай, когда твои родители тебя перед кем-то выгораживали. Или, может, в том, что ты не знаешь жизни? А разве это самое «знание» обуславливается тем, сколько тебе лет и каких высот ты достиг?

— Нет, он прав, что я никогда ничего не пытался добиться. Если мне казалось, что я не справлюсь, я просто ничего не делал. Опускал руки и отказывался от мечты, только вот забыть ее не получалось. Это больно — когда знаешь, что проиграл без боя. Я трус…

— Да нет, Джейсон, ты не трус. Знаешь, есть довольно грубая поговорка: «Говори человеку, что он свинья, и он захрюкает». Это правда. Мнение окружающих очень мощный фактор формирования личности. Всю жизнь ты слышал, что ни на что не годен, ни на что не способен. В твоем сознании прочно укрепилась мысль, что за чтобы ты ни взялся, тебя ждет провал. К тому же, братья всегда издевались над тобой, если у тебя что-то не получалось, и отсюда возник страх, что если ты снова попытаешься что-то сделать, и ничего не получится, тебя опять унизят. Тем, кто ты есть, тебя сделала жизнь, нелегкая жизнь, и говорить, что ты ничего о ней не знаешь, — абсолютная глупость.

— Но я и впрямь всего боюсь, разве это не трусость?

— Скажи, ты испугался вступиться за меня перед Тимом?

— Конечно нет, он был не прав!

— Ты испугался и бросил меня, когда дядю ограбили?

— Нет, но…

— Тогда, может быть, ты боялся прикрывать Тима перед дядей, когда он забывал о своем обещании помочь? Разве ты не брал в таких случаях вину на себя?

— Но это же было правильно!

— Вот именно, Джейсон. Ты не боишься делать что-то для других, ты боишься сделать что-то для себя. В тебе есть такая замечательная черта характера, как самоотверженность, но при этом абсолютно отсутствует хоть капля любви к самому себе. Иногда создается впечатление, что тебе вообще плевать на себя, но это не так. Тебе больно оттого, что ты не пытаешься ничего достичь, но, в то же время, тебе настолько страшно рискнуть, что ты просто ходишь по кругу. Рискни хоть раз. Рискни, несмотря ни на что. И не важно, чего ты достигнешь — ждет тебя успех или провал — ты будешь знать, что попытался. Проиграть обидно. Сдаться — больно. Не бороться вовсе — страшно.

Повисла тишина. Парень бегал взглядом по полу, словно искал там ответ на все вопросы, но панацеи от комплексов не существует, ее может заменить лишь искреннее желание измениться. Я подбадривающе улыбнулась парню, а он вдруг глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и как никогда прежде решительно сказал:

— Я попробую.

Ответить я не успела: поймав робкую улыбку Джейсона, я была вынуждена отвлечься на ворвавшуюся в комнату кузину, которая с порога объявила:

— Ребятки, завтра я буду праздновать в клубе, кто со мной?

— Я с тобой, — поднял руку Робин, стоявший у нее за спиной. — А то оставаться на Рождество дома — тоска зеленая.

— Умница, ответ правильный. Джейсон?

— Нет, к нам сегодня приезжает родня, и я должен помочь прибраться, а завтра буду развлекать гостей, — сконфужено ответил парень.

— Ясненько. Мери?

— Извини, но меня как-то не тянет в шумную толпу. Я лучше почитаю.

— Сидеть в Сочельник дома с книгой? Ты мазохистка! — фыркнула девушка.

— Мне с тобой остаться? — спросил Робин.

— С ума сошел? Повеселись там за меня! — ответила я, и фальшиво улыбнулась. Мне хотелось побыть одной. То, что через день меня здесь не будет, угнетало, и я не хотела расстраивать друзей видом своей печальной физиономии. Когда мы прощались, Джейсон так грустно посмотрел на меня, что сердце сжалось от тоски.

***

«Тик-так, тик-так», — говорили часы тишине. Тишина ловила их слова и растворяла в себе. Читать не хотелось, идти никуда не хотелось, спать тоже не хотелось, хотелось просто забыться.

— Я буду скучать, Олд-Гемпшир, — прошептала я. Лили и Робин ушли еще утром, и сейчас, когда время подползало к четырем часам дня, я чувствовала себя вымотанной и разбитой. Мне было жутко одиноко. Наверное, впервые за долгое время. Я чувствовала, что чего-то не хватает, а точнее, кого-то… вот только думать об этом хотелось еще меньше, чем читать, спать или куда-то идти. Однако вечер преподнес мне неожиданный сюрприз: внезапно раздался стук в дверь. «Кто это может быть? Дядя же уехал в Сиэтл», — подумала я и поплелась открывать.

— Привет… — Джейсон держал в руках большую спортивную сумку и застенчиво улыбался.

— Какими судьбами? Ты же должен быть с семьей, — удивилась я.

— Ну, я сбежал, — отчитался парень. — Думаю, они меня уже хватились, но точно не знаю: я выключил телефон. А то заставят вернуться.

— Что-то случилось? — поинтересовалась я, пропуская его в дом, однако, он отказался заходить.

— Нет, ничего не случилось. Просто я подумал, что ты здесь одна, а быть одной в Рождество — это грустно.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — улыбнулась я, а на сердце у меня потеплело. — Так чего же ты не заходишь?

— Ну, я подумал, что сидеть дома — не самый лучший способ праздновать. Если ты не против… — он набрал в грудь побольше воздуха. — Если ты не против, давай проведем Рождество вместе?

— Конечно, я за! — обрадовалась я и быстро начала одеваться. На сердце стало удивительно легко и тепло. Уютно… — А куда мы?

— Есть одно место, — загадочно улыбнулся парень. — Только там холодно, одевайся теплее.

Мы шли по безлюдным заснеженным улицам, ветра не было, а солнце сияло, отражаясь от снега мириадами королевских бриллиантов. Я ловила снежинки и улыбалась, а Джейсон тихонько наблюдал за мной. Немного погуляв, мы пришли в старый заброшенный парк. Я там еще ни разу не была, и очень об этом пожалела. Тропинки почти заросли кустарником, могучие деревья стремились ввысь и простирали длинные ветви навстречу дневному светилу, а тишина стояла такая, будто ты был в глухом лесу.