Я замолчала, стараясь подавить рыдания. Ладонь Дживаса уже не помогала — хотелось выть от безысходности, вспоминая то, что произошло после чемпионата… И тут Майл прошептал:

— Можешь не рассказывать. Это ведь не главное в истории с этим человеком. Ты не готова. Не нужно.

— Спасибо, — пробормотала я и хлюпнула носом.

Дживас выудил из-под подушки мой носовой платок (и как он узнал, что я его там держу?) и протянул мне. Я кивнула, высморкалась, совершенно не стесняясь его присутствия, и запрятала платок обратно, а Майл скинул башмаки (прикиньте, роскошь!) и уселся рядом со мной, тоже притянув колени к груди. Моя ладонь была нагло им заграбастана, и он, осторожно ее сжимая, спросил:

— Что было дальше?

— Дальше… — я горько усмехнулась. — А дальше начался кошмар. Я ушла из клуба, отказалась от его соревнований, бросила меч. Он же начал меня доставать, постоянно названивая и прося вернуться. Я его послала, тогда его люди меня выкрали и привезли к нему. Он повел меня в какую-то комнату, там не было мебели, но стена напротив входа была завешана моими фотографиями с боев… — я шмыгнула носом и вновь стала обладательницей носового платка. — Там были надписи. «Темная Королева» — это прозвище он мне придумал для боев. Мы ведь не называли своих имен, и все пользовались кличками. Эту он мне придумал, хотя она мне и не нравилась. Я другую кличку хотела…

Я замолчала, а Дживас вдруг ни с того ни с сего вопросил:

— А какую кличку ты хотела?

Я усмехнулась. Да уж, вряд ли он поймет, ну да ладно.

— Я хотела взять кличку «Хранитель Дождя». Самонадеянно, да. Ну и что? Ведь я всегда восхищалась Скуало, Вторым Императором Мечей, Хранителем Дождя Варии.

— Это тем беловолосым, которого ты косплеила? — усмехнулся Майл, и я кивнула.

— Ага. Он классный. И он упертый, как баран, — мне это нравится. Его не сдвинуть. А еще он самоотверженный. И он человек чести. Правда, он иногда перебарщивает — заносит его, и это минус. Он отрубил себе кисть левой руки, чтобы понять Первого Императора Мечей, человека с тем же увечьем, его стиль боя, его душу. Скуало очень упрямый, он всегда идет до конца, и не смотря на «заносы» он очень верный и храбрый. Я хотела быть на него похожей, и знаешь… Когда я беру меч, то думаю, что не должна его подвести, и это придает мне сил. Дура я, да?

— Нет, — пожал плечами Майл. — Ты искала поддержки у персонажа аниме, но какая разница, у кого ее искать: у реально существующего человека или у вымышленного персонажа? Главное, чтобы мысли о нем подбадривали, давали силы двигаться вперед. Если его философия помогала тебе сражаться, не глупо и не смешно думать о нем, ведь он и правда помогал тебе, давал силы. Я вот перед принятием сложного решения всегда играю в приставку — это успокаивает, позволяет сосредоточиться, а еще дает веру в собственные силы — я ведь почти никогда не проигрываю.

— Не скромничай, — фыркнула я. — Ты когда последний раз проигрывал-то?

— Не поверишь, — усмехнулся Майл. — В тот день, когда очнулся здесь. У меня тогда шок был, не мог на игре сосредоточиться.

— А до этого?

— Не помню, еще в приюте, — пожал плечами хакер с пофигистичным видом.

— Вот! — я подняла указательный палец к потолку и назидательно сказала: — Ты не проигрываешь. Так что метод очень хороший. А тот проигрыш — это из-за нервов. Такое любого из седла вышибет. Даже L, и то растерялся.

Дживас фыркнул, а я слабо улыбнулась, но он тут же разрушил идиллию вопросом:

— Что было дальше?

Я закатила глаза и продолжила рассказ:

— А дальше ничего не было. Он показывал эту комнату, рассказывал о каждой фотографии. Он помнил, когда сделал каждую из них! Мне стало страшно — нам в институте говорили, что это паранойяльные проявления, навязчивые идеи. Он прямо «алтарь славы» какой-то создал! Там были надписи и даже стихи на тему того, какой я гениальный воин, как я ему необходима, что он готов мир к моим ногам положить, и прочая байда. Я испугалась. Реально испугалась. Он втирал мне, что я должна продолжить выступления, потому что «великая Темная Королева не может не сражаться! Ей нужна кровь и боль!» Я сказала, что он псих, и боль мне не нужна, а он спросил, что же мне нужно, и выдвинул теорию, что мне нужна любовь. Ясное дело, я ответила, что и то, и другое мне до фонаря, а нужен мне только покой, тогда он рассмеялся и сказал, что я не смогу жить без меча и без любви, а я сказала, что он идиот. Тогда он предложил договор: он не трогает меня, и я живу тихо-мирно, а я в обмен не должна нарушать пункты договора. Первое: я не должна любить. Второе: не должна хотеть причинить человеку боль и причинять ее. Третье: не должна искать славы. Четвертое: не должна искать материальных благ в большом количестве, то есть срывать куш. Конечно, там не было конкретики, и договор был довольно расплывчатый, но смысл был: «Нарушишь условия — вернешься на работу». Я согласилась, и мы подписали бумаги.

Я полезла в ящик стола, перегнувшись через явно удивленного Майла, благо, стол был рядом с диваном, и выудила из ящика договор. Дживас внимательно его прочел и нахмурился, а я уселась на свое законное место, обняв колени руками, и спросила:

— Что скажешь?

— Пока ничего, — хмуро ответил он. — Что было дальше?

— Мой отец к тому времени из долгов выбрался и «позволил» мне не участвовать в подпольных боях, — пожала плечами я. — Этот тип согласился меня не трогать, пока я не нарушу договор, а я его нарушать и не собиралась: деньги и слава меня никогда не волновали, любить я не хотела, а злобной маньячкой никогда не являлась. Но он считал иначе, и когда я поставила подпись, сказал, что я скоро к нему вернусь. На меня постоянно нападали: то гопники, то в институте отморозки местные, но я никогда не проявляла жестокость и всегда мои удары были направлены лишь на то, чтобы обезвредить противника — максимально быстро и с минимумом жестокости. Также пару раз меня начинали «окучивать» дельцы с предложениями сорвать банк, но я их посылала. Что примечательно, в любви мне никто «подосланный» не признавался: наверное, он понимал, что это бесполезно. Вот только сейчас он позвонил и сказал, что у него есть фото моего боя с Бёздеем, где я нанесла ему ранение, и что он знает, что я влюбилась, — я фыркнула. — Вот и все. Он говорит, что я нарушила договор и должна вернуться. А я не вернусь. Но он угрожает рассказать всем, что я живу с четырьмя мужчинами и… о том, что тогда случилось… — я замолчала и уставилась в покрывало. Меня затрясло. — Майл, он хочет всем все рассказать… А за преследование его не посадят, его вообще ни за что не посадят: он местный босс, у него в Москве подвязки… Он мафия местная, он держит половину города! У него и в Москве тоже… Что мне делать, Майл?!

Я кусала губы и боролась с рыданиями, сжимая покрывало и буквально прожигая его взглядом. Было страшно и больно. Хотелось убежать, спрятаться, исчезнуть, но слова мастера о том, что надо бороться до конца, не давали мне ни заплакать, ни поднять руки и пойти вешаться на ближайшей осине. Я боец. И я не сдамся. Но сколько же сил на это нужно?..

И тут меня осторожно обняли и притянули к крепкой груди.

— Тихо, — прошептал Дживас. — Ты больше не одна. Ты тогда была сильной, не сдавайся и сейчас. Ты должна бороться до конца, потому что ты воин, но еще ты женщина и имеешь право на небольшую слабость — позволь помочь тебе. Не неси весь груз в одиночку. Позволь нам тебе помочь, защитить тебя.

Я всхлипнула и уткнулась носом в его грудь. Было страшно, но мерное сердцебиение рядом успокаивало, а осторожные ритмичные движения ладони геймера, гладившего меня по волосам, заставляли расслабиться и поверить ему.

— Хорошо… — прошептала я. — Прости…

— Не извиняйся, — ответил Майл. — Я сам хочу помочь.

Я кивнула и закрыла глаза, а он так меня и не отпустил, и я даже не заметила, как провалилась в глубокий сон.

— А ты веришь в чудо?

— Нет.

— Правильно. А знаешь, что человек чувствует, когда умирает?