Сердце кольнуло. Ощутимо так… очень ощутимо.

— Пошел ты, Дживас! — рявкнула я и ломанулась куда глаза глядят, но он меня перехватил, опять уцепив за локоть, и, хоть я и пыталась вырваться, не отпускал.

— Ерундой не страдай, на нас люди смотрят, — нахмурился он, и я прекратила тщетные попытки сбежать в кусты и спрятаться от этого Суда Святой Инквизиции. Чего он мне допросы с пристрастием устраивает? Ему бы щипцы в руки и все дела… Хотя нет, не поможет. Я и сама не знаю, почему не хочу, чтобы он уходил: он ведь и правда мне не друг. Как и Кэль…

— Отпусти, — устало вздохнула я, глядя на памятник Дмитрию Донскому. Майл, что удивительно, послушался и лапы от меня убрал. Ну, слава ананасам и Деймону Спейду, их прародителю с двойным пробором! Меня перестали превращать в баклажан. Хотя пара синяков, думаю, все же останется: держал он меня крепко…

— Ты чего хочешь? — вопросил он, стоя у меня за спиной. — Чтобы все осталось как сейчас? Но это невозможно, скоро приедут твои родители. Если ты хочешь, чтобы мы переехали в съемную квартиру, но продолжили наши ежевечерние прогулки, то теоретически это возможно, но лишь теоретически. У Михаэля огромные амбиции, и роль простого начальника охраны в небольшом городе не для него. До того, как он решил, что мы уйдем, он хотел поехать в Москву. Значит, если мы решим остаться, он захочет переехать в столицу, и, соответственно, мы уедем отсюда. И никаких ежевечерних прогулок у нас уже не будет. В любом случае мы с тобой расстанемся. Так чего же ты хочешь?

— Дебил ты, хоть и умный, — устало вздохнула я. Почему так больно? Ну почему?! — Я хочу, чтобы вы жили. Большего мне не надо…

— Почему?

— Сама не знаю. Может, я просто к вам привыкла, а может, я глупая пацифистка. Ты же гений, вот и думай сам.

— Ты только что сказала, что я дебил, а потому помоги мне найти ответ.

Дживас стоял у меня за спиной, так что я не видела выражения его лица. Да и его в принципе. Вместо этого я смотрела на памятник русского князя и думала о том, что ответа и сама не знаю, а потому лишь пожала плечами и сказала:

— Я тоже дебилка — ничем помочь не могу.

— Ты не хочешь, чтобы мы остались с тобой?

Этот вопрос, честно говоря, поставил меня в тупик. Остались? Но это не возможно, и я знала об этом с самого начала. И чего этому лемуру от меня надо? Чтобы я сказала, что хочу, чтобы мы всегда были вместе, прям «три танкиста, три веселых друга»? Но это не так: я реалистка и понимаю, что подобное невозможно. А реальность я привыкла принимать такой, какая она есть. Если же он думает, что я хочу, чтобы у меня с Мэлло что-то сложилось, он заблуждается еще сильнее — мне такое не нужно. Я вообще одиночка. Так что ответа на его вопрос я и правда не знаю. Короче говоря, я решила промолчать и просто пожала плечами, а Дживас выдал несусветную глупость:

— Ты не хочешь даже чтобы он был рядом? Ты что, любви не хочешь?

Я заржала. Откровенно заржала, аки лошадь Пржевальского.

— Дживас, ты и правда дурак, — сказала я, отхохотавшись. — Нет, сие мне не надобно. Потому что любовь — это бред. Это чувство, которое разрушает. Вот живешь ты, живешь, потом бац — влюбился, укурился, а тебя предали. Жизни конец, кто-то топает вешаться, кто-то топиться, а кто-то плюет на все и ищет новую любовь, чтобы снова обмануться. Ну, или чтобы жениться, нарожать детей, а потом осознать, что его загрыз быт, что его все бесит, а жена, может, налево ходит или недовольна тем, сколько он зарабатывает, и мечтает о состоятельном муженьке.

— Ты пессимистка, — фыркнул Майл.

— А ты прям оптимист, кинувшийся осознанно под пули ради того, чтобы мечта друга стала явью, хотя можно было обойтись и без этой жертвы, — съязвила я. О да, когда меня кусают, я кусаю в ответ. Это правило мне в голову вдолбили очень прочно. Я не привыкла складывать лапки и подставлять вторую щеку. Грешна, что поделать… Зато это жить помогает: руку на меня поднимают только мафиози и маньяки…

И тут меня больно схватили за предплечья, из-за чего я подумала, что не одному Кэлю в этой толпе гениальных шизиков свойственна склонность калечить собеседника…

— Ты ничего не понимаешь! — прошипел Дживас мне на ухо, да так зло, что меня посетила мысль, не вернулась ли я в прошлое, и не Михаэль ли у меня за спиной.

— Ага, — кивнула я. — Не понимаю. И ты мне не объяснишь, почему не продумал план отхода, почему не отговорил Михаэля от захвата этой грымзы, почему не попробовал придумать другой план. Давай, скажи мне, что это было невозможно, и разойдемся! Потому что ты, Майл, никому не доверяешь, как и я, и свою душу мне не раскроешь, как и я тебе — свою. Вот и пошли меня куда подальше! А я не хочу знать ничего ни о твоей жизни, ни о твоей смерти, ни вообще о тебе! Ты дебил, ясно?!

Меня трясло, а на глазах были слезы. Да, я стала истеричкой. Довели девушку, гады! Но почему-то мне было больно от того, что я говорила правду: Дживас меня к себе не подпустит. Как и Кэль. Ну и ладно, мне ли привыкать? Когда-то я пыталась поверить человеку, верить которому было нельзя. Смотрела на звезды, на старинный замок, на темные деревья и улыбалась, мечтая ему поверить. И зная, что он способен лишь уничтожить меня. Глупая, наивная дура. Дура, верившая в замок Бран, черное небо и не менее черную душу, дарившую мне лишь боль, но неизменно залечивавшую раны. Я верила в невозможное. Хотела верить. Прямо как сейчас… Так чего же я расстраиваюсь? Незачем! Они для меня никто, как и я для них!

И тут я почувствовала, что меня отпустили. Я шмыгнула носом и отправилась куда подальше. Главное, не разрыдаться… Тем более на глазах у этого полосатого гада! Только не перед ним, ни за что… А вообще, чего меня это все так бесит? Чего я так обижаюсь на него? Не важно. Все это бред. Как говорится: «Все тлен!» — приправим фразу пафосом и будем высказываться на каждом углу. Не хочу я думать об этих деятелях. Ну их на фиг…

Я шлепала по узким улочкам и, сама не заметив как, выползла к крутому берегу реки. В нашем городе рек было аж целых три: одна, самая широкая, пробегала, аки марафонец, в новом районе города; вторая, переплюйка, текла где-то по окраинам; а третья, средненькая такая, пересекала как раз таки старую часть города. Вот к ее-то кисельным берегам я и вырулила, а точнее, выскочила на кручу, заросшую кустарником и зеленой травой. На том берегу виднелся монастырь. Мужской. Вспомнился мультик «Алеша попович и Тугарин Змей» и фразочка главной героини: «А я в монастырь уйду! В мужской!» Н-да. Кардинальный метод решения проблемы, ничего не скажешь. Я не до такой степени еще отчаялась…

И почему Дживасу вечно нужно лезть мне в душу со своим психоанализом? Ведь я ему и правда никто! А еще почему мне от этого всего так больно?.. Нет, не хочу об этом думать. Только хуже себе сделаю, точно знаю. Как правильно говорил человек, сломавший мне жизнь: «Если идешь вперед, не задумываясь о тех, кто остался позади, жить становится легче. Вот только такой образ жизни не всем дается…» Мне он не дается. И это хорошо. Но как же больно знать, что ты лишь объект исследования, которое почти ничего не значит для исследователя… Да и ладно. Нужно просто продолжать жить и идти вперед. Иначе свихнешься. А мне пока нужны мои мозги. Причем не вскрытые всякими там доморощенными психоаналитиками…

Поглазев на дивный пейзаж, состоявший из синего неба, голубой воды, зеленых листиков, травинок и прочей растительности, белокаменных палат на том берегу и не самого лучшего украшения — отдыхающих у самой кромки реки, я вздохнула, собралась с духом и решила топать домой. Надежда на то, что мафии там не окажется, еще теплилась, и я активно разжигала ее бензином, керосином и мыслями о том, что они не захотят меня видеть — по крайней мере, Дживас. Выговор от Мэлло я еще как-нибудь переживу, ибо он отходчивый. А вот геймера видеть не хотелось совершенно… Кое-как добравшись до дома, я ломанулась к ноутбуку — печатать рассказ, который появился в голове, оккупировав мою черепную коробку еще на полдороги.