— Она наша подруга! — оскорбился Лёха и зыркнул на Грелля, как на врага народа. Но в следующую секунду изничтожил эффект от взгляда словами: — Если бы ты пропал, мы б тебя тоже искали! Так что не фиг выпендриваться!
— Ой, это ты меня сейчас другом назвал? — прижав ладони к сердцу, умилился жнец. Лёшка на пару секунд впал в священный транс, а затем высказался, вызвав на моське жнеца глобальное такое выражение вселенского удивления:
— Товарищем. До друга тебе как до Тартара по-пластунски, но товарищ из тебя неплохой, когда ведёшь себя адекватно.
— Ой, Лёшечка! Ты просто чудо! — заверещал жнец, а братец-томатик простонал:
— Я сказал «адекватно»! За что мне всё это, а?!
— За всё хорошее, — хмыкнула я, и Лёха показал мне язык.
Вот так вот, под верещание Сатклиффа, перешедшее вскоре в активное выстраивание гипотез местоположения Динки (кажется, работать детективом в одной команде с Лёхой Греллю показалось интересным), мы все вчетвером бухали какао и вносили конструктивные замечания в монолог жнеца. Себастьян был на удивление серьёзен, Лёшка до безобразия спокойно общался со своей головной болью, так и не снявшей мокрый плащ, а я размышляла о произошедшем и всё больше убеждалась, что этот случай повлиял на меня куда больше, чем походы в прошлое. Почему? Кто знает. Возможно, потому, что я впервые оказалась в абсолютно безвыходном положении и должна была рассчитывать на других? А возможно, потому, что впервые решила бороться за свою жизнь и жизни друзей абсолютно любыми способами? Кто знает. Но одно я знаю точно. Я сдержу своё слово. Я буду жить.
И вдруг в дверь позвонили.
====== 23) Объяснение ======
«Damant, quod non intelegunt».
«Осуждают, потому что не понимают».
Повисшая на кухне тишина была уничтожена едва слышными шагами — Себастьян, как заправский дворецкий, направился к двери, открывать непрошенному гостю. Впрочем, если вернулась Динка, то очень даже «прошенному», и я её ужасно жду… чтобы устроить тотальный такой мозговынос! Из-за этой особы и моего неадекватного братца-спасателя-всех-подряд меня чуть не угрохали или не сдали в полицию, причём иногда и не понять, что хуже! И если припёрлась Динка, я выскажу всё, что о ней думаю!
Раздавшиеся из коридора голоса ясно дали понять, что я была права и месть моя скоро свершится — готесса явно была в ужасном настроении и просила Михаэлиса передать нам с Лёхой, чтобы мы не беспокоились, но сегодня она с нами ужинать не будет. Что за бунт в подводной лодке? Я вскочила, позабыв о бутербродах, и на пару с братцем, пышущем возмущением не меньше, чем я сама, ломанулась к двери. Готесса выглядела уставшей, бледной, а под глазами залегли тени, словно она серьёзно заболела. На секунду это охладило мой боевой настрой, но я тут же взяла себя в руки и, поймав тоскливый взгляд Дины, выдавившей из себя улыбку, спросила:
— Ну и где ты была? Мы тебя обыскались! У гаражей кровища, твои очки в самой большой красной луже, телефон молчит!
— А мне телефон сломали, — как-то очень уж мирно ответила Дина и выудила из кармана чёрных спортивных брюк, заляпанных грязью, разбитый мобильник. Так, если она решила, что это хорошее оправдание, то глубоко заблуждается!
— Дина, мы волновались! — вмешался Лёшка. Тьфу, пропасть… — С тобой всё в порядке?
— Сейчас да, только устала немного и спать хочу, — и снова улыбочка. Вымученная такая, словно готесса кросс бежала, а затем на ней пахали.
— Тебя ранили?
— Да, но ничего серьёзного. Я в норме.
— Не самое понятное объяснение! — вернула себе позицию лидера я. — Проходи, разувайся, выпьешь чаю и расскажешь всё по порядку! А то мы тут в такую заварушку из-за этого всего влипли… Короче, надо поговорить!
— Хорошо, — вздохнула Дина и скинула кеды. Только сейчас я заметила, что она старается не шевелить левой рукой, и это вызывало разумные опасения. Чёрная водолазка была не менее грязной, чем спортивные штаны, а левое предплечье готессы украшал чёрный то ли платок, то ли тонкий шарф, игравший роль бинта. Значит, её ранили в руку?
Мы прошли на кухню, Динка вымыла руки, а я налила ей зелёного чаю, после чего готесса уселась на своё любимое место у стеночки и, с тоской глядя на Грелля, спросила у меня:
— Мне при них рассказывать?
Жнец возмутился. А точнее, он всплеснул руками и тоном обиженной жизнью домохозяйки, у которой показ сериала на середине прервали, заявил:
— Да больно надо! Мне твои истории неинтересны! Но это просто ужасная неблагодарность — я тебя искать помогал, а ты не ценишь! Хотя чего ещё ждать от самой обыкновенной женщины, тем более смертной?
— Не будь шовинистом, — вмешался Алексей и уселся спиной к двери. Грелль тут же придвинул свой стул чуть ближе к моему братцу и, одарив его томным взглядом, ответил:
— Как можно, Лёшечка? Я ведь тоже леди!
— Окстись, нехристь! — мгновенно ощетинился Лёха, и Грелль со вздохом присуседился к последним глоткам уже остывшего какао. Себастьян же, вернувшийся из коридора следом за нами, занял наблюдательный пункт у плиты и поджёг газ под чайником.
— Итак, что случилось на пустыре? — вернулась я на старую лыжню, и готесса, к которой собственно и был обращён вопрос, уставилась на свою чашку немигающим взглядом. Пару секунд она рассматривала чаинки, как врагов народа, а затем соизволила пояснить:
— Я пошла тренироваться. Когда у меня выходной, я всегда тренируюсь по вечерам. Многие знают, что это наше с Лёшей место, и не суются туда, но сегодня появились какие-то новенькие. Отморозки полные — все с ножами, а один с битой. Начали говорить, что это теперь их место и я должна проваливать оттуда, но я, естественно, отказалась. Они напали. Придурка с битой я вырубила первым, он даже замахнуться не успел, а дальше мне не повезло. Они меня ранили в руку ножом. Правда, сначала я вырубила большую их часть, но одна тварь напала со спины, потому я не успела среагировать. Пришлось уходить — рана была глубокая. Они за мной погнались, но когда я выбежала из-за гаражей, наткнулась на Гробовщика — мы должны были встретиться примерно в то время. Точнее, он обещал за мной зайти, чтобы мы продолжили тренировки по контролю над гневом на том самом пустыре. Ну он и вырубил их всех. Он так здорово дерётся! — монотонное повествование с яркими вспышками ненависти на словах «тварь» и «отморозки», вдруг превратилось в восторженное, и глаза готессы заискрились восхищением. О нашем «величайшем» шутнике она рассказывала с фанатским восторгом: — Он практически и не двигался — просто эти идиоты к нему подбегали, а Величайший ломал им руки. Так просто, как куклам!
Это что ещё за фанатизм? И почему на такую тему?! Меня терзают смутные сомнения! Дина, а ты случаем в тех комнатах пыток не работала, а? Палачом. Такое настроение как раз для подобной работы идеально подошло бы!
— Ну а потом Легендарный всех их вырубил и велел мне идти в больницу. Я ненавижу больницы, он об этом знает, потому сказал, что на первый раз позволит обратиться к подпольному медику, но ни сам зашивать меня не будет, ни к вам я не должна обращаться, ни сама пытаться себя подлатать, — голос готессы вернулся к меланхоличной апатии, а я мысленно возмутилась. Значит, этот псих конченный знал, куда пошла Динка, и ничего нам не сказал?! Вот ведь гнида заморская! Чтоб ему вши шевелюру испоганили!
— Я не хотела идти, но пришлось, — Динка смущённо улыбнулась и закончила рассказ: — Гробовщик перевязал мне плечо моим шарфом и отправил к подпольному фельдшеру — даже проводил, потому как я довольно прилично крови потеряла. Мне повезло, что я знала адрес одного такого медика — друг как-то познакомил с ним на всякий пожарный. Вот и пригодилось. Гробовщик меня проводил и ушёл, а фельдшер зашил рану, вколол какие-то лекарства и велел поспать на кушетке, пока он другого пациента будет зашивать. Я долго спала за ширмой — думаю, он мне снотворное вколол. А когда проснулась, пошла сюда, сказать, что ужинать не буду. Доза, видимо, большая была — меня до сих пор в сон клонит.
