Это ведь мы, только желания перекрывают необходимость «быть как все».

И вдруг что-то пошло не так. Инна закричала, кинулась к нам, Лёша начал проверять узлы на верёвках… Запах. Едкий запах дыма просачивался сквозь деревянный настил, а в щелях между досками начинало плясать пламя. Со стороны восточных ворот послышались выстрелы, которые становились всё чаще, и я поняла, что наконец прибыла подмога, за которой посылали гонца. Вот только пожар, обошедший ратушу стороной, и не думал утихать, а на этой самой ратуше горела лишь одна башня. И стало ясно, что пока мы сидели здесь, как крысы в ловушке, те, кто гнались за нами, натаскали соломы в башню. Нас подожгли. Это месть за товарищей. И я её понимаю…

— Почему они даже не попытались сюда забраться? — удивлённо спросил Лёша сестру, и та фыркнула.

— Мозги включи! Люк узкий, по одному только можно пробраться! Сунься они сюда, сначала пришлось бы запор вышибать, а потом по одному подниматься и огребать по макушке! Они не идиоты — нас решили выкурить…

— А почему мы не видели, как они солому таскали? — вернувшись к проверке верёвок, снова заигрался в викторину Лёша.

— А с чего ты взял, что подожгли солому? Они наверняка просто натаскали мебели деревянной из самой ратуши, да подожгли. А их мы не видели, потому что они в ратушу забежали до того, как мы наблюдательную позицию заняли.

— Кошмар, — пробормотал мой друг и обратился к Иветт: — Так, леди, если не хотите превратиться в шашлык, обматывайте руки тряпкой и скользите по верёвке вниз, к соседнему дому. Вито, тебя тоже касается.

— А я так умею! — с готовностью кивнул парнишка и тут же подскочил к бойнице. Завидую этой детской непосредственности — они готовы принять происходящее за приключение, игру, и не верят в проигрыш…

— Отлично, вперёд.

Лёша выдал всем, кроме Нокса по лоскуту ткани, и Вито, обмотав руки, схватился за верёвку.

— Только не кричи, тишина — залог успеха, — подмигнул ему Лёша, и мальчик, задорно кивнув, помчался по верёвке вниз.

Иветт была в глобальном шоке. Танцевать на балах — это её, а вот жизнь спасать посредством верёвочных прогулок — увольте. Но быстро разгоравшийся пожар и едкий дым, валивший из-под пола, избавили нас от пререканий, и девушка, стиснув зубы, ринулась вниз, следом за Вито. Верёвок было всего две, и Инна велела нам с Лёшей идти первыми, потому как «уж с ней-то точно ничего не случится — на её стороне сама карма!» Нас это не особо успокоило, но времени на рассуждения не было, и мы, быстро обмотав руки, схватились за верёвки.

Взобравшись на парапет, я оттолкнулась от него ногами и со страшной скоростью помчалась вниз. Руки жгло адским огнём, ветер слепил, перехватывал дыхание, а ощущение почти свободного падения дарило иллюзию полёта. Как только мои ноги ударились о крышу, я сжала ладони и затормозила, чтобы не врезаться в трубу. Было больно, но тут уж ничего не поделаешь, хочешь жить — умей вертеться, как уж на сковородке. Подбежав по черепице к трубе, я обнаружила Иветт — она рыдала над содранной кожей рук и, как оказалось, ушибленным коленом — затормозить перед приземлением ей не удалось. Вито же был всем доволен, и его ладони не пострадали, как и мои, хотя жгло их, наверняка, ничуть не меньше. Мораль: люди, непривычные к физическому труду, имеют куда более нежную кожу. Еще одна мораль: если собираешься в экстремальное путешествие, заработай пару мозолей и сделай кожу рук погрубее, тогда не освежуешь сам себя, преодолевая преграды на пути.

Лёша приземлился у соседней трубы и подбежал к нам, а моя верёвка вдруг рухнула вниз — Инна её отвязала. Она что, решила Нокса там оставить? Присоединяюсь! Наверное…

Пока Лёша подтягивал освободившуюся верёвку, сматывая её, Инна ринулась в путь, повиснув на её коллеге, оставшейся в плену у ратуши. А за её спиной уже горело багровое пламя, взывая к небу и словно смеясь над жалким человечишкой, удиравшим от него. Нокс же, стоявший на парапете, вдруг одним прыжком перемахнул через пропасть, и полы его пиджака взмыли ввысь, как перебитые крылья уродливой летучей мыши, неспособной летать… Он приземлился на покатую крышу, присев на одно колено, а затем бросился бежать и через секунду стоял на коньке. Иветт шокировано воззрилась на жнеца, а Вито протянул: «Вы вообще кто?» Инна же почти домчалась до нашей крыши, но верёвка за её спиной уже вовсю полыхала. Нокс прищурился, внимательно вглядываясь в это небольшое пламя и игнорируя вопрос ребёнка, а как только Инна приземлилась, его наблюдения были вознаграждены — верёвка полетела вниз. Лёша тут же начал её подтягивать, а я перекинула свою «переправу» на другую сторону улицы и подогнала к трубе Вито.

— Не волнуйся, Нокс никого не обидит, — будучи не особо уверенной в своих словах, попыталась подбодрить я парня, но он лишь фыркнул и ответил, что не боится нас — мы спасли и его и дворянку, значит, неплохие люди. С этими словами мальчик сиганул вниз, а следом за ним была отправлена Иветт, явно куда больше всполошившаяся из-за показушничества нашего местного Казановы. Чтоб у него нос как у Сирано де Бержерака вырос, право слово…

Лёша в это время затушил другой конец своей верёвки и тоже отправился вниз, а затем и мы с Инной пустились в путь к земле. Скользить по не слишком толстой верёвке — удовольствие не из приятных, и жжение в руках — минимум, на который можно рассчитывать. А ведь можно и мозоли заработать, и даже кожу содрать, причём хорошо, если без мяса… Но нам всем повезло, за исключением Иветт, относительно стойко переносившей ранения и, видимо, решившей, что это лучше, чем смерть в роли курицы-гриль на верхушке ратуши. Но на земле нам стало совсем не до воспоминаний о башне.

Стоило лишь моим ногам коснуться дороги, как прогремел выстрел, и очень вовремя упавшая благодаря развязавшейся верёвке Инна чудом избежала превращения в дуршлаг. Вот только, ожидая увидеть злых, как тысяча чертей, корсаров, я совершенно не была готова к открывшейся нашим взорам картине. Из-за угла только что вышли рослые мужчины в алых камзолах с белыми перевязями. В руках каждого был мушкет, а головы украшали странные треуголки с белой опушкой. Это явно были испанские солдаты, то самое подкрепление, за которым посылал губернатор! Но почему они в нас стреляли?..

— Не стреляйте! — закричала Инна, не пытаясь подняться с земли. — Мы не пираты, мы не окажем сопротивления!

— Инна! — возмутился Лёша, но получил от сестры злобный взгляд и тут же замолчал.

— Встать, — приказал один из военных, и Инна медленно поднялась. Грохот выстрелов стихал вдали, а солдаты недоверчиво нас разглядывали. Мы же, все дружно, подняли руки, ожидая вердикт.

— Серьга, странный цвет волос, — разглядывая моего друга, как диковинную птицу, высказался наконец их предводитель. — Ты пират.

— Нет, — чуть раздражённо ответил Лёша. Только спокойствие, только спокойствие! Ох, мне оно тоже нужно — если в Лёшу выстрелят, я сорвусь…

— Женщины носят мужское платье только на Тортуге! — словно говоря с идиотами, усмехнулся командир и приказал солдатам: — Убить пиратов, они взяли в плен леди…

— Но меня не брали в плен! — наконец подала голос опешившая Иветт, и уже прицелившиеся солдаты явно опешили от ее слов. — Эти люди спасли меня от смерти, как и этого мальчика! Они защищали нас от пиратов!

Секундное промедление, и командир жестом приказал не стрелять, а в следующее мгновение со стороны порта раздался мощный взрыв, словно по причалу выстрелили из пушек. Ну вот и всё — пираты покинули город, загрузившись на корабль. А нас принимают за их подельников. Из огня да в полымя, без права на возврат к родным пенатам! Что за жизнь такая? А впрочем, чего я ожидала? С нашим-то внешним видом…

— Леди, отойдите от них, — скомандовал офицер, и Иветт, бросив на нас тоскливый взгляд, подчинилась и подошла к этому варёному раку. Предательница. А хотя она права, наверное, надо же пояснить, что мы не пираты? А пока мы чисто теоретически можем на неё повлиять, солдаты ей не поверят.