Алая пелена ярости растекалась перед глазами. Крик, заполнявший переулок, проникал в мозг похоронным маршем. Пират держал девушку лет восемнадцати, явно дворянку, и пытался поднять юбку-колокол, державшуюся на обручах. Девушка отбивалась, кричала, царапалась, но, кажется, этому монстру её сопротивление лишь доставляло удовольствие. Он любил ломать людей. Он любил быть главным. Главным. Главным. Только с вершины падать куда сложнее, тварь!

Алый мир стал удивительно чётким. Ненависть. Холод металла в руке. Резкое движение, вскрик. И ещё одно. Насильник упал. Девушка пронзительно закричала и вжалась в стену. Он схватился за левое плечо, в которое вонзился мой метательный нож, пытаясь вырвать его, а по алым штанам уже разливалось красное море. Бедро пострадало явно сильнее плеча, потому что нож вошёл глубже. Вырвав кинжал из плеча, он потянулся за пистолетом. Поздно. Твой мир тоже станет алым, чудовище. Удар.

Нельзя нападать на безоружных! Нельзя причинять боль невиновным! Сдохни…

«Я приказываю сохранять разум до последнего».

Что это? Что?.. Это… память. Красное марево начало бледнеть. Мир принимал привычные очертания. Тварь у моих ног была без сознания — я его вырубила, но не убила. Девушка у стены прижимала руки к груди, и по щекам её текли крупные слёзы, а губы дрожали так сильно, что она вряд ли бы сумела сказать хоть слово. Я обернулась. У Инны тоже всё было в порядке — её спас перцовый баллончик, который подруга носила в одном из многочисленных карманов спец-жилетки. Видимо, корсар с мешком, увидев, что я метнула ножи в его товарища, бросил свою поклажу и потянулся за пистолетом, но секунда промедления из-за мешка спасла Инне жизнь — она первая достала оружие и распылила содержимое баллончика прямо ему в лицо.

Сейчас пират корчился на утоптанной земле и надрывно, на одной ноте подвывал. Пистолет валялся рядом. Ненужный. Глупая игрушка. Сломанная. Как хозяин. Это мир сломанных марионеток жизни. Мир кукол, которые уничтожают сами себя своей ненавистью. Я такая же. Давно изломанная. Но осознающая это. Поэтому у меня есть право понять их или не понять, ведь мы похожи, а ещё — право осудить, ведь они верят, что их поломка правильна, и иначе не бывает. Они плутают в темноте трещин своей души и не хотят видеть, что в трещины сочится Ад. А я это вижу. И если Ад побеждает человека, его надо остановить. Возможно, даже навсегда…

«Я приказываю сохранять разум до последнего».

Это так сложно, так сложно, я не могу! Гробовщик, зачем? Зачем ты так? Даже не спросил, смогу ли я! Но я должна, должна, должна… Это ведь обещание — я сказала, что буду слушаться. Я должна! Проклятые пираты…

Я глубоко вздохнула, и алое марево, вновь накалившееся, снова начало меркнуть. Я нашла глазами Лёшу и поняла, что не всем из нас повезло. Тот пират, который стрелял в замок, успел выхватить саблю и напал на моего друга. Они словно танцевали. Лёша уворачивался, перетекал из положения в положение, быстро переставляя ноги.

Это самба!

Он уклонялся от стали, сиявшей в алом пламени ночи, уходил с траектории смертельных ударов, пытался атаковать, но бесполезно. Пират был слишком ловким танцором на углях. Его глаза горели ненавистью, а с губ порой срывались хриплые ругательства, смешивавшиеся со стонами его товарища и треском пламени.

Это шабаш! Пляски у костров с ведьмами!

Пират сделал резкий выпад, и серебро окрасилось багрянцем. Лёша вскрикнул, а я поняла, что он проиграет. Надо что-то делать! Как эта гадина могла поднять руку на моего друга? Безоружного друга! Я кинулась к нему, намереваясь заблокировать руку с саблей, но пират меня увидел и, резко обернувшись, рассёк воздух в сантиметре от моего лица.

Это танец с саблями! Пляши, пока лезвия не изрежут ноги до кости!

Мы с Лёшей атаковали вдвоём, но пират вдруг обмяк. Глаза его закатились. Сабля серебристой молнией упала на землю. Рядом упал и её хозяин. Перед нами стояла Инна с телескопической дубинкой в руках. Она ударила его по затылку? Да, она ударила его по затылку. Это было некрасиво, Инна! Так нельзя! Со спины подкрадываться — это…

— Психи, блин! — рявкнула Инна, и мир вдруг снова стал обычным. — Вы почему не защищались нормально? Какого чёрта мы план придумывали?!

План?.. Ой, я про него забыла… Как я могла? Из-за меня Лёше угрожала опасность… Кошмар…

Стало очень стыдно и обидно, я ненавижу ошибаться, ненавижу подводить тех, кто на меня рассчитывал. А сейчас именно это и произошло. Плохо, очень плохо. Ведь я сама выбрала Лёшу и Инну как своих советчиков, но не послушалась их советов, их планов…

— Прости, — пробормотала я.

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — попытался блеснуть оптимизмом Лёша, но, покосившись на левое предплечье, поморщился — сабля вспорола плоть неглубоко, но порез был длинный, и кровь бежала по бледной коже, заливая её цветом заката. Слишком много крови. Надо перевязать.

Я полезла в рюкзак за бинтом, но Инна скомандовала: «Быстрее, всё потом!» — и мы собрались бежать. Вито, всё это время пытавшийся привести в относительную норму несостоявшуюся жертву монстра, кивнул и бросился к ратуше. Девушка же всхлипнула и, поймав меня за руку, вдруг сказала:

— Можно я с вами?.. Мне некуда идти, мне так страшно… Что, если снова встречу?..

Ох… Ненавижу, когда меня о чём-то спрашивают! Вот что мне ответить? Не хочу ничего решать. Вдруг Инна против будет? Я-то «за», но мало ли, это не вписывается в её план? Да и девушка уже в безопасности, по крайней мере, сейчас, а с нами у неё могут быть проблемы…

— Конечно, идём! — крикнул Лёша и улыбнулся. Инна затормозила, возмущенно посмотрела на брата, что-то пробурчала, но я разобрала лишь: «Допрыгаешься ты, спасатель», — и снова кинулась за мальчиком.

Пират, пострадавший от баллончика, уже пребывал в глубоком обмороке. Двое других бессознательными манекенами валялись рядом. Мы же бежали вперёд, к ратуше, оставляя этот кошмар далеко позади и на всех парусах мчась к новому. Потому что у жизни только чёрные клавиши, разнящиеся лишь концентрацией тьмы. Девушка бежала с нами, Вито — впереди, а Нокс ухмылялся и явно ни о чём не жалел. Ни о нашей победе, ни о наших грядущих неприятностях.

А где-то за нашими спинами вдруг раздались крики: «За ними!» — и я поняла, что корсары нашли тела своих товарищей. И теперь у нас нет времени ни на что — либо мы скроемся в ратуше, либо мир вновь станет алым. Уже от нашей крови. Чередование. Забавно. Но мы не сдадимся так просто. Если решил умереть, забери с собой как можно больше врагов. Это будет справедливо. И это будет правильно. Наверно…

====== 18) Маски ======

Комментарий к 18) Маски Papa* – отец (французское).

«Cum vitia present, paccat qui recte facit».

«Когда пороки процветают, страдает тот, кто честно живёт».

Мы бежали по узким тёмным улочкам, стараясь скрыться от преследователей, причём наш провожатый решил превратить город в лабиринт Минотавра и плутал так, что ни один следопыт не отыщет. Благодаря этому пираты от нас всё же отстали, и вскоре мы вылетели на широкую улицу, мощёную плохо обтёсанными камнями, по которой туда-сюда сновали редкие горожане — слишком близко этот район был от порта, чтобы здесь прятаться… Но мы не ищем лёгких путей и любим действовать наперекор судьбе, по крайней мере, Инна. Потому она помчала к ратуше, представлявшей из себя двухэтажное серое здание, украшенное лепниной, которое выделялось среди соседей не только данным декоративным изыском, но и общей архитектурой — оно было длинное, куда длиннее обычных домов, с покатой крышей и двумя башнями, высившимися по обе стороны от центральной двери. У башен крыши были плоские и, скорее всего, использовались как смотровые площадки, а дополнительный этаж, который образовывали их стены, был украшен довольно необычными окнами — вокруг каждого из них виднелись фрески. К счастью, рядом с ратушей не было ни солдат, ни пиратов, и мы беспрепятственно проникли в главное здание города. Судя по хаосу, царившему внутри, пираты здесь уже отметились, как Инна и предполагала. Но оставаться внутри всё равно было чревато, а потому мы поднялись по лестнице на самый верх левой «башни» и вылезли через люк на её крышу. Что интересно, пол, как и люк, здесь был деревянный, что только подтвердило мои догадки о назначении этих башен, а стены с вертикальными бойницами доходили мне до груди. Отсюда можно было и за порядком в городе наблюдать, и отстреливаться, если что. Удобно! Наверное…