Нет, БДСМ не является противозаконной деятельностью, да и, по словам Динки, единственная «нелегальность» их притона заключалась в том, что за съём комнат в подвале Звягинцевы брали деньги, не проходившие через налоговую. Налоговикам такое, естественно, пришлось бы не по нраву, но это были ещё цветочки, ведь журналисты могли раздуть знатный скандал из того, что известный предприниматель является лидером «банды извращенцев» и берёт с них деньги за съём «комнат для пыток». Собственно, я прочитала всё, что нашла о БДСМ, и потому уже не считала этих граждан извращенцами — ну мало ли у кого какие завихрения в мозгу. Но вот в обществе такое вряд ли приняли бы на «ура», ведь любого, кто отличается от серой массы, оно начинает давить. И опасения Звягинцева оказаться на первых полосах газет были мне вполне понятны, равно как и его волнения на тему претензий налоговой службы. Ведь за сокрытие налогов можно и на нары загреметь, в крайнем случае, а благодаря статье он мог лишиться кучи клиентов и партнеров по своему основному (торговому, кстати) бизнесу.
Дина же вытекала с линии атаки, не давая прямых ответов и ловко играя словами, но это лишь раздражало «дознавателей», и они явно начинали злиться. Готесса же явно не хотела ни подставлять нас с Лёшей, ни врать товарищам, а потому сводила всё к тому, что её друзья никогда не причинят вреда тем, кто ей дорог. Но бизнесмена, связанного с преступностью, такие ответы, естественно, не устраивали. И я его в этом отлично понимала.
Гробовщик потягивал чай, с явным интересом прислушиваясь к разговору и довольно ухмыляясь, но было заметно, что он несколько напряжён. Себастьян делал вид, что он — тумбочка или, на худой конец, посаженая на стул статуя, и отсутствующий вид разбавлялся лишь цепким взглядом, которым демон впился в меня, как энцефалитный клещ. Я же прислушивалась к диалогу за стеной и с каждой минутой мрачнела всё больше, ведь передо мной вставал довольно неприятный выбор. Подставить Дину или подставиться самой?
Инстинкт самосохранения шептал, что мне лучше не связываться со Звягинцевыми, тем более что вряд ли они бы причинили вред своей давней подруге. Но в то же время кое-что настойчиво советовало пойти в гостиную и вскрыть карты. И дело было не в чувстве вины — я его не испытывала, и даже не в том, что я не хотела причинять неудобств подруге и становиться причиной её неприятностей, ибо свой комфорт я ценю выше комфорта окружающих. Проблема была в другом.
Данте Алигьери. «Божественная комедия». Восьмой круг наказывал обманувших недоверившихся. Девятый, самый страшный, карал обманувших доверившихся, предателей. И я не хотела обманывать того, кто в меня верил. Нет, я не боялась попасть в Ад из-за того, что не помогу готессе, которая за эти два месяца из соседки и знакомой моего брата стала самой настоящей моей подругой. У меня и без этого грехов навалом, Рай мне не светит. И дело было далеко не в том, что общество осуждает предателей — мои моральные принципы далеки от идеалов, хотя предателей я терпеть не могу. Просто Дина в меня верила. Каждое путешествие в прошлое она доверяла мне самое ценное — свою жизнь, и не ждала подвоха. Она готова была рискнуть всем, чтобы мне помочь. А это значило лишь одно: я для неё была настоящей. Не проходным пунктом её биографии, который мог забыться в любой удобный момент, а кем-то, достойным того, чтобы его защищать. Кем-то, кто был для Дины важен. А ещё кем-то, кому Дина доверяла, ведь она никогда не стала бы рисковать жизнью ради того, кому не верила. И потому я не могла её обмануть, предать её доверие. Ведь я приняла её помощь, а значит, приняла и её веру в себя. А «мы в ответе за тех, кого приручили».
Интересно, когда мои принципы успели так измениться, что я научилась ставить интересы важных для меня людей выше своих собственных? Боюсь, что после случая в недострое… И виноваты в этом были не те подонки, что меня избили. Виноват был Себастьян, который медленно, но верно становился для меня слишком важен…
Подумав, что если постараюсь, то смогу отмазаться от претензий бизнесмена, я обречённо вздохнула и одними губами прошептала Михаэлису: «Не выходи в гостиную, что бы ни случилось. Иначе всё пойдёт насмарку». Он вскинул бровь, будто не ожидал от меня такого поведения, а я пожала плечами и тихонько пошагала на встречу с отнюдь не прекрасным.
План в моей голове уже отчётливо проступал, а потому я не сильно переживала за его исход, и лишь одно меня беспокоило — Михаэлис. Нет, если бы он выперся в зал, планы мои это бы не сильно порушило, однако именно он был тем, кто избил охрану Звягинцевых, а значит, к нему у предпринимателя было больше всего претензий. А я не хотела, чтобы ему их предъявляли. Не хотела, чтобы он чувствовал себя некомфортно… Кажется, я начала понимать, что любить, сохраняя трезвый рассудок, невозможно. А жаль…
Когда моя царственная персоналия с некстати разболевшимися рёбрами вплыла в гостиную, её мгновенно заполнила гробовая тишина. Неужто это звуковое анти-сопровождение меня преследует? Хе-хе. На меня воззрились три пары глаз, причём зеленые, яркие, с желтоватыми крапинками глаза готессы напоминали глаза кота из «Шрека». Нет, сначала Динка, конечно же, дико удивилась, но затем расплылась в благодарной улыбке и одарила меня взглядом, полным уважения и обожания, а также явной мольбы о помощи. Ну вот, не зря я, значит, сюда припёрлась, хоть Динку порадовала…
А вот товарищи готессы её радости не разделяли. Меня тут же начал испытующе и как-то очень подозрительно рассматривать сидевший на диване Влад, оказавшийся высоченным, за два метра ростом, мужиком спортивного телосложения, с явно выраженной деловой хваткой, проявлявшейся в цепком взгляде, чёрном классическом костюме и общей интеллигентности, сквозившей буквально изо всех щелей, но в то же время сочетавшейся с силой воли, которую учуять можно было за версту. На вид ему было чуть за тридцать, и выглядел он крайне внушительно, не столько даже из-за роста, сколько из-за собранности, уверенности в себе и ауре абсолютного превосходства, вокруг него витавшей. Жена же его, стоявшая у окна, сложив руки на груди, была низенькой худощавой блондинкой лет двадцати восьми, с довольно приятными чертами лица, украшенными лёгким и ненавязчивым дневным макияжем. Просто-таки образцово-показательная жена бизнесмена: деловой костюм сочного синего оттенка, подходивший под цвет глаз, аккуратный маникюр, идеальная осанка и выражение вселенского спокойствия на лице даже при напряжённом, явно недовольном взгляде. Да уж, «элита» во всей своей красе, таких я много повидала, когда к батюшке его компаньоны наведывались. А потому как себя с ними вести я отлично знала.
Подойдя к Владу, я протянула ему руку и представилась, сияя явно фальшивой, но исключительно вежливой улыбкой. Протянутую руку пожали, и Динкин друг даже представился и представил свою жену, заодно одарив меня пояснением того, что они — друзья Дины. Я же, присев между готессой и её собратом по интересам, с места в карьер перешла прямо к делу. С таким людьми вообще лучше не затягивать переговоры, а то они хоть и терпеливы, но от промедлений лишь взращивают недоверие к собеседнику.
— Собственно, Вы наверняка знаете, что у Дины кроме вас в друзьях только я и мой брат, и подозреваете в проникновении именно нас, — Влад нахмурился, а его сухие, потрескавшиеся губы превратились в тонкую полосу. — В общем-то, вывод отчасти верный, но в основном неправильный. Мы не собираемся ни «стучать» в налоговую, ни звонить газетчикам.
— С чего вы вообще решили пробраться в наш дом?
Ага, так я тебе и сказала прямым текстом, что туда залезла! А если ты диктофон за пазухой прячешь? Будем обтекать углы…
— Я Вам расскажу, что произошло в тот день, а Вы сами делайте выводы о моих поступках.
Сверля бизнесмена пристальным, но спокойным взглядом, я поведала ему об истерике Лёшки, нашедшего на пустыре кровь, о наших предположениях по поводу того, что Дина оказалась ранена, и о том, что мы даже не подозревали, что в этом городе у неё есть друзья, кроме нас. Галину (так звали жену этого бандюгана, ах, пардон, бизнесмена) явно взволновал рассказ о Дининой травме, и она даже перебила меня, спросив у готессы, всё ли с ней в порядке. Смущённое повествование Дины о том, что её ранили злые гопники, и она отправилась к врачу «потому что друг приказал» (ага, именно «приказал», что примечательно), дополнило мой рассказ о причинах нашей паники, и чета Тематиков переглянулась. Я же поведала, нагнетая атмосферу и сгущая краски, о том, что мы с Лёхой понятия не имели, куда Дина могла отправиться лечить раны, но знали, что к врачам ей путь заказан ввиду индивидуальной непереносимости людей в белых халатах, на что «пострадавшие от взлома» согласно покивали, а готесса окончательно смутилась. Когда же я сообщила, что тот самый «друг», отправивший Динку к врачу, знал лишь адрес места, в котором она приходила в себя после скандалов с родней, и он совпал с районом, густо утыканным пустующими домами-развалюшками, Звягинцевы явно вздохнули с облегчением. А рассказ о вредном охраннике, подкрепившем наши с Лёшей подозрения в том, что Дину «пустили на органы», вызвал тяжкий вздох Галины и раздражение её муженька, ибо как это я посмела их, гордых оленей, в таком ужасе подозревать? Но, к счастью, претензий по этому поводу мне не предъявили. Зато предъявили куда более весомую:
