Рука, словно окутанная тьмой, обрела физическую форму, и тонкие длинные пальцы с чёрными острыми когтями схватили за горло качка, назвавшегося боссом. А капитан всегда остается на мостике до конца. Как на «Титанике».

Вот и сдохни первым, «босс».

Он что-то кричал, брыкался, пытался вырваться, а тело второго бандита безвольным мешком лежало рядом. Ноги мужчины оторвались от пола, а в следующее мгновение Михаэлис впечатал его в ту самую гору плит, за которой прятался Клод, преодолев половину этажа за долю секунды. Кости ломались с мерзким хрустом. Алые брызги разлетались в стороны, не попадая ни на меня, ни на демона — их перехватывал чёрный дым, окутывавший уже нас обоих. Тело этой твари превращалось в кровавое месиво, но он всё ещё был жив, и Михаэлис не собирался так быстро его убивать. А я не собиралась его останавливать.

Они играли с болью? Теперь боль играет с ними.

Последний удар снёс «боссу» половину черепа, и, бросив груду мяса на пол, Михаэлис бесшумной тенью скользнул вниз. В пропасть. Полёт на секунду облегчил боль, но приземление, хоть и мягкое, вернуло её сторицей. Плевать. Боль — это жизнь, тем, кто её не чувствует, хуже. Они проиграли.

Из недостроя выбежал блондин, и Себастьян, усмехнувшись ещё шире, поднял когтистую руку, приготовившись к броску. А в следующее мгновение бандит достал пистолет, которого у него почему-то не было наверху, и, не целясь, начал нажимать на «спуск». Демон рванулся в сторону, и мир вдруг слился в сплошное серое пятно. Боль разрывала тело, но я сжимала зубы и не собиралась стонать. Потому что я не слабая. Может, и гибкая, подстраивающаяся под проблемы, может, и обтекающая углы, может, и избегающая конфликтов, но не слабая.

Когтистая рука, вспоров плоть на запястье блондина, выбила пистолет из его судорожно сжатых пальцев. Белые костяшки. Совсем белые. Он сжимал оружие со всей силы. И, вырвавшись из плена, оно сломало ему пальцы, как он сломал их мне. Судьба любит слова: «Око за око, зуб за зуб», хоть Ганди и говорил, что этот принцип сделает мир слепым.

Блондин закричал, кинулся бежать, но его схватили за шею, как и его босса, а через мгновение мир вновь окрасился в алый. И красный дождь падал на землю, не сумев пробиться сквозь мрак. Потому что тень, поглотившая нас, не принимала кровь. Кровь — это жизнь, а темнота — смерть. И мы растворялись в этой бездне смерти и… безразличия. А изувеченное тело, врезавшееся в переломанные плиты, пронзали длинные прутья арматуры, с глухими всхлипами разрывая плоть. Но мне было даже не противно. Мне было просто наплевать.

Последний удар подвесил очередной кусок мяса на железные прутья, один из которых вышел из левой глазницы. Вот так. «Не вижу зла». А его босс «не слышит зла» — ведь череп ему снесло ровно по линии ушей.

А демон уже нёсся к дому и, в пару прыжков оказавшись на том самом этаже, привёл в чувство последнюю тварь.

— Допроси его, — скомандовала я, и Михаэлис, ответив: «Да, госпожа», — посадил меня на пол. Я закрыла глаза и, кажется, снова потеряла сознание, потому что, когда открыла их, увидела тело, изломанной куклой лежавшее на полу. А рядом лежал вырванный язык.

— «Не слышать зла, не видеть зла, не говорить зла», — прошептала я, и тут передо мной появился демон. Но это была не странная тень, окутанная чёрным маревом. Это был Себастьян Михаэлис в сером костюме и идеально чистых, белых перчатках. Он приложил правую руку к сердцу и опустился на одно колено, а затем сказал то, чего я не ожидала услышать:

— Приказ выполнен, госпожа. Вы вернули меня из преисподней, чтобы отдать его, и теперь он исполнен.

— Как «из преисподней»? — озадачилась я, понимая, что это какой-то бред, но плохо соображая — боль во всём теле отступать не желала и путала мысли, превращая их в сплошную кашу.

— Обычно даже хозяин не может позвать демона, заключившего с ним контракт, из нашего мира, — поднявшись, ответил Михаэлис, а я попыталась сесть, но потерпела сокрушительное поражение. — И лишь однажды хозяин призывает демона из глубин преисподней — в момент заключения контракта, в момент, когда сила духа его безгранична, а решимость так велика, что стирает границы между мирами. Лишь те, кто отчаялся, но не желает сдаваться, способны прорвать эту преграду, а ещё те, кто не впал в отчаяние, но, напротив, отрёкся от своей человечности ради собственной цели. Первые зовут на помощь хоть кого-нибудь, и мы спасаем их. Вторые знают, чего хотят, и зовут именно демонов. Для первого вызова надо иметь невероятно сильный дух. Второй смогли совершить лишь единицы — для него сила духа и решимость должны превышать человеческие. Полагаю, госпожа, Ваша душа очень вкусна…

Вот только почему-то обычная хитрая усмешка Михаэлиса не вязалась со взглядом. Последнюю фразу он произнёс без обычного воодушевления, всегда сопутствовавшего разговорам о душах.

— Хочешь съесть мою душу? — спросила я, и почему-то сердце больно ударило по сломанным рёбрам.

— Нет, миледи, — словно нехотя ответил демон и ловко перевёл тему: — Однако если Вам дорога Ваша душа, нам стоит позаботиться о Ваших ранах. Полагаю, перемещение вызовет усиление мигрени, однако…

— Перемещай, — перебила его я и всё же села, титаническим усилием поднявшись. — Нечего людям видеть… вопросы будут. Потом уберись здесь. Чтоб никаких следов.

— Yes, my Lady.

Темнота окутала мир, но сознание я не потеряла, а когда мрак развеялся, я обнаружила, что сижу на своей кровати и смотрю на аккуратно разложенные на столе ручки. Они группировались в зависимости от цвета и толщины стержня, но почему-то сейчас мне захотелось их все перемешать. Что за бред, они ведь разные и…

«Я не предам Вас».

Чёртов демон… Он и правда меня не предал. Почему?

— Почему, Себастьян? — тихо спросила я. — Если бы они меня убили, ты бы выполнил задание.

— Где гарантия, что они убили бы Вас? А случись это, где гарантия, что Ваш дух не остался бы рядом с останками? — ответил демон вопросом на вопрос и стянул перчатки. — Однако Вы, кажется, забыли одну важную деталь.

— Какую?

— Мне интересны сильные души.

— Они вкусные.

— Да. И интересные. За ними забавно порой наблюдать.

— И всё?

Демон на секунду замер, а затем подошёл ко мне и, склонившись к самому уху, едва различимо прошептал:

— Скажем так, честность не входит в число качеств демонов, но я стараюсь держать слово, потому что… мне это нравится. Наш Повелитель всегда выполняет обещания, и изначально мне казалось, что быть похожим на него — прекрасная идея. А после мне это понравилось. Потому я почти всегда держу слово.

— А когда не держишь? — ещё тише спросила я.

— Когда меня вынуждает тот, кому я его дал, — нехотя ответил демон и отстранился.

— Вы призвали меня из преисподней, госпожа, — голос Михаэлиса вновь зазвучал нормально, и он, сняв пиджак, кинул его на моё кресло. — Потому я уверен, Ваша душа очень сильна. И я, как дворецкий этой семьи, хочу развить Ваши силы. Сегодня Ваш приказ был безупречен, если мне позволено давать оценку Вашим действиям.

— Позволено, — пробормотала я, чувствуя, что скоро не выдержу и снова потеряю сознание.

— Тогда я должен заметить, что Ваша идея с прыжком вниз не была лишена смысла. Вы ведь ползли к краю, чтобы спрыгнуть?

— Аномалия бы спасла, — прошептала я, чувствуя себя полной идиоткой. Почему я не позвала Михаэлиса раньше?

— В данной ситуации это было оптимально. Рискнуть жизнью, чтобы спасти её. Другого выхода у Вас не было, и Вы решили воспользоваться одним шансом из миллиона, не желая подчиниться судьбе. Это достойно уважения, и именно это, вкупе с Вашей решимостью достичь своей цели и, как я понял, выжить, привели к тому, что Вы сумели перешагнуть через грани миров и докричаться до меня. Полагаю, не решись Вы на прыжок, я бы Вас не услышал.

Вот и ответ на мой вопрос… Мило. Но как же, чёрт возьми, мне больно…

— А теперь, госпожа, позвольте обработать Ваши раны.

— Давай, — прохрипела я и легла. Болело всё — от кончиков пальцев до, казалось, кончиков волос. Я вся была словно огромный оголённый нерв, прижигаемый калёным железом. Зато я была жива. А остальное было не важно.