И снова хруст, а запястья теперь вращаются совершенно свободно. Наслаждаюсь твоими криками — они прекрасны и так мелодичны! Ты мог бы стать певцом в Аду, знаешь? Ведь твои крики удивительно музыкальны! Люблю их. И тебя. Продолжим…
— Я открою тебе секрет, Кикё. Ты был паинькой, и я расскажу тебе кое-что важное. По идее, если верить Книге Судеб — а ей нельзя не верить! — ты должен умереть через двадцать лет в бою. Но так как твоя душа избежала наказания в прошлый раз, решено было заполнить болью твою жизнь. Эту жизнь. Вообще-то, тебя хотели изъять из тела, закинуть в Ад и начать пытать, но я уговорила знакомых пересмотреть наказание. Ты всего лишь побудешь моей марионеткой до тех пор, пока не искупишь грехи прошлой жизни, а затем твою душу изымут из этого тела и отправят в Ад — платить за эту жизнь. Скажи мне «спасибо»: я буду нежнее демонов, которые бы погнались за быстрым решением вопроса и подарили тебе самые страшные пытки. Я растяну твое наказание на долгие-долгие годы! И боль твоя будет не так велика. Здорово, правда?
— Я тебя уничтожу…
Улыбаюсь. Ты такой милый, когда злишься… Зеленые локоны пропитаны алым и теперь немного похожи на мои. Глаза мутные, наверное, почти ничего не видят, но полны огня — огня ненависти, ярости, решимости… Какой чудесный коктейль! За него я и полюбила тебя, Кикё. Губы разбиты в кровь, на бледной коже сотни ссадин, царапин, ран. Почти идеальное, спортивное, подтянутое тело окутано в алое марево твоей собственной крови. Так красиво… Тебе не идет белый — тебе не идет саван. Тебе не идет смерть, Кикё. Потому что тебе к лицу жизнь, а красный цвет — это цвет жизни! Боли, агонии, сгорающих надежд! Кровь — это жизнь, а жизнь — это ты, моя марионетка…
Зарываюсь пальцами в твои волосы, ты отдергиваешь голову. Откуда только силы взялись? Хи-ха-хи… Лоза, обвитая вокруг твоей груди, поднимает тебя над полом, ослабляя давление на руки, ты шумно выдыхаешь.
— Так лучше, правда?
— Если я буду в сознании, когда-нибудь я убью тебя…
Какие чудесные слова! Это обещание?
— Отлично! Это будет наше обещание, мой дорогой! Ты уничтожишь меня, но до тех пор я буду с тобой — буду дарить тебе боль и наслаждаться ею сама! Это наше новое обещание! Прошлое ты не сдержал, может, хоть это сдержишь?
— Какое «прошлое»? Ты больна… Кажется, демоны тоже бывают психами.
Удар. Ненавижу, когда мне так говорят! По твоему подбородку стекает кровь. Такая манящая. Улыбаюсь и, резко дернув тебя за волосы, слизываю алую дорожку. Сладко. Горячий язык скользит по израненной коже, отравляя ее демоническим ядом, твой голос срывается на хрип — боль подчиняет тебя себе, но ты отказываешься подчиняться и кричать в голос. Мило. Это так мило, что у меня нет слов!
Обнимаю тебя, прижимаясь всем телом, и шепчу на ухо:
— Амнезия — полезная штука. Помогает забыть о данных давным-давно клятвах. Но я тебе напомню. Ты пообещал, что даже в Аду будешь со мной, а когда вернешься к жизни, не забудешь меня. Ты поклялся. И ты меня обманул…
Царапаю когтями кожу на твоей груди, ты смотришь на меня полным ненависти взглядом, но в нем сквозит непонимание. Неужели пытаешься вспомнить? Поздно. Теперь ты не знаешь, кто я, не помнишь даже моего имени, не понимаешь, что я не больна. Ведь ты не помнишь, что я наблюдала за тобой в прошлой жизни и пришла на помощь, когда ты был в опасности. Я любила-любила-любила тебя, мой Зеленый Король Колокольчиков! Моя Зеленая Фея — прямо как наркотик. Ты — мой наркотик, Кикё! Всегда был и всегда будешь, хе-хи! Но ты этого не помнишь. И не помнишь, что постепенно, в прошлой жизни, я стала твоим наркотиком. Не помнишь, как мы выигрывали войны, как ты — генерал огромной армии — захватывал бескрайние территории, а я дарила тебе боль и нежность демонической любви. Не-пом-нишь! И я тебя за это ненавижу. Ненавижу и так люблю…
— Может, ты и демон, но с головой у тебя проблемы… Знаешь… могу порекомендовать неплохого специалиста… Только рога надо будет скрыть, чтобы он не умер… от разрыва сердца…
Смеюсь странным смехом. Мне не смешно, но ты пошутил, и потому я смеюсь. Прости, я не чувствую ничего, кроме боли, ненависти и любви, а потому не понимаю, смешно ли мне, но, похоже, всё же не смешно. Вот только я не хочу тебя огорчать. Раньше ты любил мой смех. А я отвечу тебе болью…
Лозы в стороны. Треск рвущейся плоти. Упс, кажется, я переборщила… Крик переходит в хрип и замирает — ты всё же потерял сознание. Обидно. А я-то надеялась… Скольжу ладонями по ранам на твоем теле, превращая алый саван в монолитное полотно без единого белого просвета. Твоя кожа такая гладкая, бархатистая, даже когда ее окутывает кровавый дым… Нежность смешивается с болью, как кровь с потом, а мое дыхание, такое горячее, застывает на твоей коже, покрытой испариной, обжигая ее. Так сладко… Очерчиваю кончиками пальцев каждый изгиб твоего тела, ржавый нож изучает рисунок вен. А твоя голова безвольно ударяется подбородком о грудь каждый раз, как пустую камеру пыток оглашает новый хруст. Такой звонкий! Как переливы колокольчиков, прорастающих через тела твоих врагов…
Медленно, но верно лозы превращают твои суставы в шарниры, заигравшись в средневековую дыбу. Какие времена были! Как люди умели развлекаться! Не то, что нынешнее жалкое, слабое поколение, для которого удар плетью — нонсенс… А ведь в прошлом люди были сильнее. Даже ты. Может, и правда это вина наказаний, ушедших в небытие? Встать на заре, пройтись по лугу километров за пять до леса, поохотиться и принести на обед свежепойманного оленя, а затем огрести двадцать плетей за то, что рога у олешки были не такие, как господин пожелал… Ух, какое чудное время было! Люди вырастали сильными. Знаешь, Кикё, ты ведь не застонал, даже когда тебя ранили на поле боя в прошлой жизни. Не закричал, когда пытали в плену, из которого я тебя спасла. Почему же кричишь сейчас? Может, потому, что яд лоз снимает с мозга ограничения, и ты почти не можешь себя контролировать? Но ведь «почти» — это не «совсем», так отчего же ты так кричишь?.. Потому что тогда пытки не такие жестокие были, да?.. Прости, но это всё же лучше, чем то, что приготовили в Аду. А потому потерпи, немного осталось. Наверное.
Пощечина приводит тебя в сознание, крепко обнимаю тело, повисшее безжизненной куклой на перепачканных кровью лозах. Стираю карминовую влагу с твоих губ и шепчу:
— Прости, тебе всего-то надо потерпеть немного. А затем — сотни лет рабства в теле законсервированной от разложения куклы. Но ведь за всё надо платить, и за мои ошибки тоже. Но это всё же лучше, чем окунуться в ванну из лавы, правда? Это как танец в раскаленных башмачках по плоти… только дольше. Я потанцую для тебя, mon cher monsieur, а ты? Потанцуешь для проклятой глупыми чувствами демонессы?
Ты вздрагиваешь. Дрожь усиливается. Отстраняюсь и приглядываюсь к твоим глазам — в них боль, боль, боль, агония! Словно что-то ломает тебя изнутри… Но ты не кричишь. Стиснутые зубы, прикушенная щека, кровь из разбитых губ. А почти безумные глаза сверлят меня полным непонимания взглядом, словно желают отыскать истину.
— Не вспоминай, Кикё, это слишком больно — ломать барьеры, созданные реинкарнацией. Не стоит…
Ласково — или нет? — скольжу кончиками пальцев по твоей щеке. Зарываюсь когтями в окровавленные волосы. Шепчу, что ты не должен ломать себя. Я такая противоречивая! Лишь единицы из смертных ломали свою память и обретали воспоминания о прошлых жизнях, но для этого они проводили себя через безумную боль… Я знала, что ты должен будешь пройти через нее, чтобы сдержать слово, ненавидела тебя за то, что не прошел через нее, и всё же не хочу, чтобы проходил. Какая же я нелогичная! Но ты не слушаешь меня. Как никогда не слушал…
Хрусть! Упс, кажется, твой зуб раскололся… Ну зачем же так сжимать челюсти? Ты испортил тело моей марионетки. Ай-яй, как нехорошо! Больно? Тогда прекрати издеваться над собой, идиот! Упс, кажется, я сказала это вслух?..
Пощечина. Твои губы кривятся в усмешке, а в глазах вдруг вспыхивает понимание. Ты даже не потерял сознание. Почему?..
