Вторая звезда словно нехотя загорелась рядом с первой.

— Идиотизм, пьён!.. — возмущение в голосе. А затем тихо-тихо: — Пока.

Он развернулся на каблуках и пошел в ночь, унося с собой теплую воду, пропитавшуюся пыльным, затхлым запахом памяти, забирая за горизонт истории, что всегда так навязчиво шептал ему на этой аллее ветер. А ночь расстилала свое искристое покрывало над запутавшейся в суете дня землей и желала цикадам спокойной ночи.

«Несмотря ни на что, никогда не перестану ненавидеть мафию, — думал человек, глядя на звезды. — Она забирает… самое дорогое».

С губ его не сорвалось ни звука. Самый ухоженный, идеально чистый камень с пачкой чипсов вместо хризантемы улыбался ему вслед звездными бликами на испарявшейся с земли влаге. Улыбался, глядя на то, как шагая широкими, размашистыми шагами, мужчина погружался в раздумья, не замечая движения своих пальцев, будто по собственной воле решивших очистить ногти от земли.

А ветер уносил с собой вдаль истории теплого лета, заснеженной грусти и дождя, способного смыть все печали, лишь если улыбнуться тебе посоветует тот, кто верит в тебя всем сердцем.

========== Кукла (Кикё) ==========

Комментарий к Кукла (Кикё)

Рейтинг этого рассказа поднялся до NC-17 из-за сцен жестокости (постельных сцен здесь нет). Автор не знает, что замкнуло в его мозгу, и почему на Погребальные венки у него именно такие ассоциации, но… «что выросло, то выросло»^^’ И снова в жанрах появились «мистика» и «мифические существа», надеюсь, очередная история о демонах не вызовет отторжения у тех, кто всё же решится прочесть этот мини, даже несмотря на рейтинг. Приятного прочтения (насколько это возможно^^)

*mon cher monsieur — мой дорогой господин (французское).

Ржавым ножом по венам. Так иронично. А ты знаешь, что ржавчина, проникнув в кровь, отравит ее? Она превратит твою кровь в такую же гниль, знаешь? Потому я не сделаю надрез. Нет-нет-нет! Ведь всё будет совсем иначе! Иначе ничего не получится!

— Зачем ты это делаешь?..

Ох, Кикё, не напрягайся. Слова отнимают слишком много сил! Знаешь, знаешь, обычно демонам плевать на людей! А мне нет. Точнее, мне плевать на всех людей, кроме одного. Кроме тебя.

— Потому что я демон, а ты моя кукла.

Смеюсь. Это смешно. Ведь да? Или нет? Ты не смеешься. Не можешь. А-хи-ха, ведь тебя окутывают лозы прекрасных цветов, не дающие сделать глубокий вдох, — конечно, ты не можешь смеяться! Уф, жаль. А я так хотела посмеяться вместе с тобой. Ведь смех — это ниточка жизни! Наверное. А может, и нет. А может, смех — лишь программа, заложенная в мозг человека, которая намекает другим существам, что он жив? Тогда мне можно не смеяться. Потому что я всё же не человек.

— Я не кукла и не стану ей… Никогда… — ты ведь уже хрипишь, у тебя нет сил даже нормально говорить! Зачем же ты цедишь эти глупые слова, Кикё?

Ржавый нож скользит по длинным кудрявым зеленым волосам. Интересно, это краска или нет? Мои волосы алые и без краски — сколько себя помню, всегда такими были. А сколько я себя помню?.. Не знаю. Но это и не важно, более тысячи лет, остальное — детали, и они не важны! Ржавчина оставляет след на бледной коже, но лезвие ее не царапает. Ах, как это прекрасно! Наверное. Я не знаю. После того, как меня выслали в нижний Ад на сотню лет за спасение человека, я не очень понимаю свои чувства… Кажется. Но ведь это не важно! Когда у меня есть такая чудесная марионетка…

— Дорогой мой, тебя никто не спрашивает, знаешь ли! — смеюсь. Только не помню, как правильно. Получается что-то среднее между лаем и всхлипом. Зря я рассмеялась… Да и наплевать.

Провожу черным когтем по окрашенной в алый скуле. Кровь идет тебе, мой хороший. Она пленительно окутывает тебя очаровательным саваном смерти! Я люблю смерть. Всегда любила. И любила тебя, но ты этого не помнишь: души после перерождения теряют память. Знаешь, Кикё, я не скажу тебе о том, что сто лет назад спасла твою душу от самых страшных пыток, совершив подлог. Потому что ты всё равно меня не вспомнишь, ведь чтобы вспомнить о прошлых жизнях, надо пройти через дикую боль! А еще надо захотеть вспомнить. Отчаянно захотеть… Эх, всё же реинкарнация — страшная штука! Или «шутка» — тоже вариант. Я ведь тебя любила, хоть никогда об этом и не говорила, но ты знал… Знал, чёрт тебя подери!

Удар. Хрип. Упс, прости, я не хотела.

— Хе-хи, Кикё, ты станешь очаровательной куклой! Я сделаю тебе кровавый макияж, уложу волосы так, словно они заиндевели, заполню кровь ядом, превращу суставы в шарниры! И ты станешь лучшей куклой в мире! Нет, во всех мирах! Знаешь, твоя душа останется в теле. Из-за яда. И ты будешь словно жив. Ох-ох, я проговорилась! Прости-прости! — смеюсь. А твои глаза наполняет боль. Сладко. Как же сладко!

Скольжу кончиками пальцев по твоим скулам. Пытаешься отдернуть голову. Смешно. Ты правда думаешь, что у тебя есть выбор? Хватаю тебя за волосы, резко дергаю их назад. Ты шипишь от боли. Или, может, на меня? Лозы, связывающие твои запястья, сжимают их сильнее. Ты снова шипишь. Ах, это так не похоже на твой обычный смех! Это куда очаровательнее.

По каменной кладке стекает вода. Опять на улице дождь… Ну почему на этом острове так часто выпадают осадки?! Из-за того, что небо плачет над местом, скрывающим врата в Ад? Фи. Банально. Тогда почему? Здесь незакрытый пуп Земли или просто давление шалит? Хи-хе. Смотрю на потолок. В нескольких местах с него ручьем льет вода, и мне кажется, здесь запросто могли бы врасти сталактиты и сталагмиты, если бы условия позволяли. А впрочем, наплевать. Мне просто надо успеть закончить приготовления до вечера — до того, как врата в Преисподнюю распахнутся. Ведь я заберу тебя с собой, моя марионетка!

— Приготовься, хороший мой, сейчас будет немножко больно! Опять.

Нежно прикасаюсь к лозам. Они так похожи на колокольчики, что ты проращивал сквозь своих жертв! Но ты ведь их не жалел, значит, придется и тебе потерпеть, ведь кто-то говорил, что всё в мире имеет свойство возвращаться: и добро, и зло. Банально. Но мои лозы и впрямь похожи на твои колокольчики. Только куда более ядовиты.

Лозы неспешно натягиваются, приподнимая тебя над каменным полом, заведенные за спину руки не выдерживают веса тела. Хруст! Крик! Ах, какие звуки! Сладостная музыка для моих ушей! Минус два сустава. Осталось еще немного… Хи-хе.

— Стерва… — дыхание сбивчивое, но ты всё же шепчешь эти слова. Как же ты не потерял сознание от боли? Даже обидно. А впрочем, нет. Ты ведь моя кукла, значит, ты сильный. Ты выдержишь, Кикё. Я не дам тебе умереть… раньше времени.

— Как скажешь, милый. Для тебя я буду и стервой, и палачом, и инквизитором, и кукольником. Тебе всего-то надо потерпеть! И вообще, ты разве не хочешь вечной жизни?

— Я лучше сдохну, чем…

Закрываю твой рот ладонью. Ты забавно фырчишь и закрываешь мутные, подернутые пеленой боли глаза. Нет, обо мне говори, что хочешь, но отказываться от жизни со мной я тебе не дам. Вот уж нет.

Пот расчерчивает маслянистые дорожки по бледной коже, смешиваясь с кровью, заставляет спутанные зеленые волосы липнуть ко лбу, падает на каменный пол, словно дождевые капли — очередные. Я расчешу твои волосы, дорогой мой. Сотру эту липкую холодную испарину. Одену тебя в изящный камзол, как раньше… Но это всё потом — в нашей безумно долгой совместной каре! Понимаешь? Впрочем, вряд ли. Амнезия — страшная штука!

— Сдохнуть еще успеешь, но не сейчас, дорогой, не сейчас…

Улыбаюсь. А лозы обвивают локти и слышится новый хруст. Такой сладкий. Похожий на хруст костей, когда по ним идешь в сапогах на металлической подошве. О да, именно эта кара была последней у твоей души в Аду в тот раз — я обула раскаленные башмачки, прямо как мачеха Белоснежки, и ломала твои кости. Но ты не знаешь, что я не стала обувать под металл специальные ботинки из выделанной шкуры Цербера — она защищает от жара. Мы сгорали вместе, разве что мои кости не дробились… Прости, что я тебя тогда пожалела. Прости, что не перевела на следующую ступень наказания. Прости, что не дала тогда испытать всю лавину боли. Потому что карму всё же не изменить. И ты будешь платить в этот раз двойную цену. Но я снова вмешиваюсь… Ах, какая я нехорошая! Впрочем, мне по статусу положено, хо-хи…