— Нет, конечно! Я дождался бы тебя и экстремально быстро начал поиск еще свободных убежищ!
— Вот именно. Но в нашем случае открытых убежищ уже не осталось, об этом даже электронные таблицы, развешенные по городу, свидетельствуют — напротив каждого убежища на карте сейчас стоит знак «заполнено». Так что мы ничего не можем сделать. Но, Рёхей-сан, это не твоя вина. Прости, сейчас я скажу нечто фаталистичное, но я не верю, что бомбоубежища спасут людей. Ты ведь слышал не только новости, но и доклады ученых, и, помнится, ты мне сам сказал, что, судя по этим докладам, после столкновения то, что останется от Земного шара, для жизни будет непригодно. Астероид слишком велик.
— Но это ведь не повод опустить руки и перестать надеяться на лучшее.
— Нет. Поэтому мы с тобой и идем ко мне домой — у нас очень крепкий подвал. Но я не думаю, что тешить себя иллюзиями и надевать на глаза розовые очки — хороший выход. Выживем — значит, такова наша судьба, и мы должны будем продолжать бороться за выживание изо всех сил. Нет — значит, надо принять неизбежное и смириться с этим. Смерть — не то, чего нужно бояться.
— Я не боюсь смерти, — голос парня вдруг стал очень тихим, и за ревом сирен его почти не было слышно, но резко затормозившая девушка, смотревшая на губы спутника, понимала каждое слово. — Но я не хочу тебя потерять. Не хочу потерять сестру, друзей, знакомых… Я… боюсь этого, — парень мотнул головой, словно желая отогнать раздражавшую его мысль. — Киоко сейчас с Тсуной, он позаботится о ней, я хочу в это верить. Мои друзья сильные, они сумеют выжить, если будет хоть один-единственный шанс. И я хочу верить в нас: в то, что пусть мы и будем всего лишь в подвале, сможем выжить.
— Знаешь, Рёхей-сан, — Томоко улыбнулась и, привстав на цыпочки, прошептала парню прямо в ухо: — если есть хоть крошечный шанс, что мы останемся вместе, мы им воспользуемся. Потому что я уверена — не важно, здесь, на Земле, или в мире мертвых — мы не расстанемся. Это то, во что хочу верить я.
Блондин вздрогнул и посмотрел на спутницу. В черных глазах, обычно спокойных, сосредоточенных, но холодных, плескались тепло и нежность, которые она больше не собиралась скрывать под маской отчуждения. На секунду губы Рёхея коснулись губ девушки, а в следующий миг парень уже быстро вел Томоко по залитому водой асфальту к одной им ведомой цели. К призраку спасения, которого могло и не быть. Ветер выводил старинные похоронные песнопения, дождь превращал улицы в полноводные реки, черное ночное небо, затянутое грязно-серыми тучами, отказывалось дать людям в последний раз увидеть звезды. А иллюминация жалобно взывала о помощи, прорезая темноту фальшивым светом. Свернув на очередном повороте, не поддавшиеся панике люди вдруг замерли. Прямо посреди улицы сидел мужчина лет пятидесяти в черной рубашке, строгом костюме, при галстуке. Глаза под полуприкрытыми веками пустым взглядом смотрели на тучи. Запрокинутое к небу лицо не выражало ни единой эмоции, висевшие вдоль тела руки больше походили на плети. А широко открытый рот планомерно и безучастно наполняли ледяные дождевые капли.
— Вы что делаете?! — крик Рёхея замер в пропитанном озоном воздухе, но кинуться на помощь обезумевшему мужчине ему не дали. Томоко, вцепившись в его локоть, преградила ему дорогу.
— Это его решение. Он не хотел умирать смертью, на которую его обрекли. Не мешай.
— Но он ведь себя убивает! — Рёхей вырвал руку, но не сделал и шага. Что-то в глазах Томоко заставило его замереть, словно от парализующего яда.
— Да. Убивает. И это его решение. Он выбрал смерть от собственных рук, а не навязанную кем-то, кто сильнее него. Достойный поступок — умереть так, как хочешь ты сам, а не ждать кары, которую на тебя обрушит кто-то более могущественный.
— Томоко, он просто обезумел от страха. Это не его выбор! Он просто спятил!
— Рёхей-сан, а мы разве не спятили? Идем в подвал, который не сумеет нас защитить, будем прятаться от угрозы вместо того, чтобы смотреть ей в лицо, и умрем в крохотной темной комнатке, вместо того, чтобы улыбнуться небу на прощание.
— Ты хочешь остаться здесь?.. Ты с ума сошла?! Я экстремально дотащу тебя до подвала, даже если…
— Я пойду сама, — перебила девушка самого дорогого для нее человека. — Вот только скажи мне честно, сняв розовые очки надежды на чудо… Мы выживем? Есть ли у нас хоть один шанс спастись?
Парень замер. Вода стекала по его щекам, смешиваясь с маслянистыми солеными каплями холодной испарины, а ресницы мелко дрожали, роняя на асфальт слезы неба. В памяти парня отчетливо вставали доклады ученых, которые он слышал, теории, выдвигаемые ими, и факты, которые они приводили. И набатным колоколом загудели вдруг в висках слова лучшего друга, Савады Тсунаёши: «Все говорят, что человечеству конец. Возможно, это правда, но я хочу верить в лучшее. Потому что люди сильные, хоть и бывают порой слабаками. Но если всё же человечество проиграет, спасибо, что были рядом, друзья. И да поможет нам Бог». Вот только несмотря на улыбку и оптимистичный голос, скрыть свои чувства Савада не сумел. И в карих глазах отразилась боль — всепоглощающая, острая, бесконечная. А еще чувство вины. И этот взгляд, прощальный взгляд, Рёхей не смог бы забыть, даже если бы захотел. Как не смог бы он забыть и дрожавшие пальцы сестры, обнявшей его на прощание и прошептавший еще более дрожавшими губами: «Спасибо, что всегда защищал меня, братик. Люблю тебя». Прощание. Последнее. И больше их уже не будет, потому что не будет встреч. Рёхей понимал это, но не хотел принимать. Точнее, он хотел надеяться на лучшее и отчаянно не желал хоронить своих друзей и близких раньше времени — заживо. Вот только судьба не любит считаться с желаниями смертных.
«И да поможет нам Бог». «Спасибо, братик. Люблю тебя».
«У человечества не останется шансов на выживание, потому что сама Земля будет уничтожена».
Это конец, не так ли?
А дождь всё падал и падал, и вой сирен прочему-то вдруг начал растворяться в нем, словно отходя на задний план. Блики фальшивых огней меркли, перестав раздражать своей навязчивостью, и стали фоном, который можно было не замечать. Журчание мчавшейся по асфальту воды стало куда отчетливее голоса диктора, чьи слова потеряли всякий смысл. Озноб и давящее чувство обреченности отступали, умирая вместе с фальшивыми надеждами. Рёхей вдруг улыбнулся.
— Томоко, помнишь, когда я предложил тебе встречаться и ты ответила согласием, я спросил, почему ты согласилась? Ответь еще раз.
Девушка улыбнулась в ответ и, взяв промокшего, замерзшего, но отчего-то ничуть не грустного парня за руки, сказала:
— Я с тобой, потому что никогда не встречала и не встречу более решительного человека. Если ты ставишь перед собой цель, то делаешь всё, чтобы ее достичь, даже если это будет стоить тебе всего, что имеешь. Ты ведь знаешь, отец был мастером кендо, потомком самураев, и всегда жил по кодексу Бусидо, как и я. Потому для меня самое важное в тебе — честь, решительность и чувство долга перед теми, кого ты решил защищать. Но знаешь, Рёхей-сан, я тогда не сказала тебе еще кое-чего важного. Что бы ни случилось, как бы ни сложилась жизнь, я всегда поддержу тебя. Даже если ты откажешься бороться. Потому что ты для меня всё же куда важнее пути самурая. Хотя я всегда считала, что ты очень похож на самураев — своей силой духа.
Парень рассмеялся и вдруг резко обнял девушку. Взгляд его застыл на человеке, чей рот заполняла дождевая вода. Рёхей вздохнул и, грустно улыбнувшись безумцу, самолично решившему свою судьбу, уверенно сказал:
— Знаешь, я всегда борюсь изо всех сил, потому что верю: я не проиграю. Ненавижу проигрывать и всегда надеюсь на победу. И я буду надеяться на нее даже сейчас, когда нет ни единого шанса. Не важно, выиграю я или проиграю — я буду смотреть опасности в лицо. Я не убегу. А еще я ненавижу бояться. Я экстремально верю в то, что если испугаешься, проиграешь. Поэтому хватит. Я не хочу больше бояться тебя потерять. Я верю, что этого никогда не случится.
