— В смысле? — озадачилась я.
— В прямом, — пояснил Фокусник-Дармидошка. — Он привык плести интриги, а для этого нужна информация. Кто владеет информацией, тот владеет миром…
— А он грезит им владеть, — закончила я за «Дармидона». — Он ведь сам вякнул что-то про захват мира, и я не верю, что это было образное выражение. О чем он?
— Спроси его и узнай смысл вашей поговорки о любопытной Варваре, — бросила эта скрытная бяка.
— Фу на тебя, Фран, — возмутилась я во весь голос и снова перешла на шепот: — Ладно, как хочешь. А что насчет смерти? Тоже не скажешь?
— Бывают и у тебя минуты, когда ты становишься догадлива, — протянул он.
— Это да, — хмыкнула я. — Бывает хуже, но реже. А этот ваш Чешир и правда принц?
— Вроде бы, да.
— А какой страны?
— Кто знает…
— Ой, вот не верю я, что ты не выяснил, — усмехнулась я, ехидно воззрившись на любителя лягух.
— Вера — понятие относительное и знаний не дающее, — парировал он.
— Бяка.
— Всё лучше, чем репей.
Я хихикнула и резко нахмурилась. В памяти всплыли слова «принца» неизвестной мне страны о том, что он…
— Фран, ответь честно. Эта гадина в тебя правда стилеты метала?
— Гадина — это уничижение, из женских уст оно звучит…
— Пофиг, как оно звучит, — перебила я парня. — Ответь.
— Зачем? — флегматично вопросил он. Мне что, очевидные истины надо разжевывать?!
— Потому что ты мой друг! — возмутилась я.
— Но ты не сможешь ничего изменить. Ты лишь слабая, но любящая командовать женщина, у которой в карманах и под юбкой припрятаны ножи, не больше, — проявил всё свое хамство Фран. — Он же на самом деле Гений, и лучше тебе с ним не связываться.
— Это ты поэтому меня утром защищал? — улыбнулась я, а парень не ответил. Ну да ладно, и так ясно… — И всё же. Просто скажи: он в тебя стилеты втыкал?
— Я не масло — втыкать в меня ножи… — протянул он. О, опять «я» — это вообще Прогрессище с большой буквы!
— Ага, как же, — фыркнула я, подползая еще ближе к Франу. — Тебя Лягушкой окрестили и маслом могли. Просто ответь. Пожалуйста.
Повисла тишина, а затем фокусник едва заметно кивнул.
— Вот гнида, — прошипела я. Ненависть, злость, ярость — всё это кроваво-красной пеленой заволокло сознание. Хотелось разорвать эту мерзкую полосатую тварь на сотню маленьких частей… Я за своих друзей в такие драки вступала, что потом по неделе, а то и по две в больнице вся израненная валялась, а тут я не могу ничего поделать! Ну как так?!
— Культура сельских девушек оставляет желать лучшего, — съязвил Фран. — Остается лишь надеяться, что ты не олицетворяешь большинство.
Почему-то его слова на меня произвели успокаивающий эффект, как ведро ледяной воды. Не верю я, что ему плевать на поведение термо-гада, но он всё же пытался меня ото всего этого отвлечь. Добрый он, даже слишком… Мне резко расхотелось бежать на поиски Принца Змия, чтобы его четвертовать — наоборот, захотелось обнять Франа и сказать, что всё будет хорошо, надо только верить в себя и прилагать к этому усилия. Вот только нельзя, а то он от меня сбежит, он же у нас прям недотрога…
— Ой, нет, я такая вообще одна, — хмыкнула я в ответ на его дружеское ехидство. — А этот «Принц» — просто гад, вот и всё. И пофиг на культуру. А почему ты ему позволяешь это делать?
— Мне всё равно, — безразличным тоном заявил Фран, но я ему нисколько не поверила. Не на ту напал, братюня! Потому как я чувствую: тебе не наплевать. И не надо мне тут врать, как сивый мерин, потому что ты не конь. И не лягушка. Ты Фран. «Свободный». И нечего страдать фигней.
— Дурак ты, Фран, хоть и умный, — тяжко вздохнула я, закрыла гляделки и откинулась на подушки. Было тошно, грустно и гадко. Хотелось дать этому шизику с манией величия в глаз, а затем пнуть его куда подальше от моих сестер, от фокусника, который пытается защитить меня, а на себя чхать хотел, и от всей нашей фермы вообще. Но впасть в депрессию, к которым я не склонна, вообще-то, мне не дали. Фран тоже откинулся на подушки и протянул:
— Дураком быть не так плохо. Никто не видит под маской шута твое настоящее лицо.
— «Дураком быть выгодно, да очень не хочется, умным очень хочется, да кончится битьем», — процитировала я слова Окуджавы.
— Вот именно, — кивнул Фран.
— А в твоем случае тебя и как «дурака» на фарш пустить пытаются, — вяло огрызнулась я.
— Представь, что было бы, будь я умным, — заявил мой друган, и я резко распахнула глаза: его тон на полградуса потеплел. Он сидел всё с тем же каменным выражением хари лица, но глаза почему-то уже не были ледяными, хоть и пялились на творчество Шишкина так отрешенно, словно там была черная дыра, ну, или квадрат Малевича нарисован. Почему-то я впала в тот самый пресловутый Катькин «кавай» и умилилась, хотя Фран даже подушку не обнимал…
— Молодец ты, братюнь, — улыбнулась я и тиснула парня с любовью к земноводным в охапку, не сумев сдержаться. Странно, но Фран не вырывался и просто замер, аки монумент самому себе, а я, обхватив его своими грабельками за плечи со спины, с довольной лыбой прижалась щекой к его лягушке. Минуты три мы молчали, Фран делал вид, что его тут нет, а я разве что не урчала, аки кошка, от удовольствия. Я вообще люблю обнимашки и прочую ересь, тем более при условии, что «обнимаемый» заставляет меня умиляться чуть ли не ежесекундно. Если честно, может, я и псих, но фокусник мне медленно, но верно становится как младший братик… Ну а что? Две сестры! А я, может, о братике всегда мечтала? Хотя не, не мечтала. Но если он появится, не откажусь. Понимаю я его…
Наконец я с тяжким вздохом (хоть я и не Ленка) отлепилась от зеленоволосого парня и спросила:
— Слушай, Фран, а твое имя — Франческо ведь, да?
— Мое имя всем известно, — протянул он, резво от меня отползая на край койко-места. Ути-пути, бедняжечка! Ты еще «Свободу попугаям!» заори… — Почему ты считаешь, что ты должна знать больше других?
— Да ладно, просто интересно, — отмахнулась я и потянулась, аки кошка, подняв руки к потолку, а затем сползла вниз и улеглась на Франовой койке. Да, я наглая, а вы не знали?
— Слушай, — вопросила я без особой надежды на ответ, — а ты давно знаком с этими? Ну, с чеширским недоразумением, сломанным громкоговорителем…
— Давно, — ответил парниша. — Так давно, что тебе лучше не знать, а то лишние знания мозг травмируют.
— Он у меня крепкий, — хмыкнула я, складывая лапки на пузе, аки покойничек. Фран же подтянул колени к груди (не опять, а снова, да) и, обняв их, заявил:
— Много знать вредно, можно перегрузить плату памяти или нарваться на неприятности, сунув нос в мышеловку.
— Ути, Боже мой, заботишься, — съехидничала я.
— Заботиться я не привык, ты просто неверно трактуешь мою язвительность. Ты вообще странная.
— Не тебе меня журить, — ухмыльнулась я, а парниша едва заметно пожал плечиками. Он мне вообще мало язвил, что странно.
— Слушай, — прервала я затянувшееся молчание аж через минуту, — а почему у герр Чешира утром прицел сбился? И не надо мне вешать на уши лапшу о том, что ты не в курсах: ты ничего не делаешь «просто так», а тогда ты мне велел заткнуться жестом.
— Возвращаясь к вопросу лишних знаний, могу с уверенностью сказать, что твое любопытство приведет к лишению носа, а то и чего-то более ценного.
— Это чегой-то мой нос не ценный? — оскорбилась я, косясь на Франа.
— Такое лицо не спасет никакой нос. Он не ценен. Тем более, ухудшающий ситуацию, — протянул фокусник.
— Сделал гадость — себе радость, — фыркнула я, ухмыльнувшись. Если честно, мне как-то наплевать, кто как мою внешность оценивает. — У меня вот носик остренький, а у тебя — пуговкой. Так что не выёживайся…
— Земноводным внешность не важна, и они не ёжики, это беспокоит только экзальтированных девиц без…
— А в лоб тебе не двинуть с разворота, чтоб земноводным себя не называл? — возмутилась я, перебивая Франа, который аж одарил меня косым взглядом, чуть повернув черепную коробочку в мою сторону. — Чего глазюкаешь? Не лягушка ты!
