— Ты странная, — протянул любящий самоуничижения «Лягух».

— Еще какая! Сама удивляюсь, — хмыкнула я.

Вновь повисла тишина, а затем вдруг Фран встал и подошел к моей койке с левой стороны. Положив подушку рядом со мной, он в наглую забрался с ногами на мою койку, хорошо хоть не под одеяло, и уселся у изголовья.

— Эй, не наглей! — возмутилась я, кивая на его обувку. — Ты по земле шляешься, а потом в постель чистую с ногами лезешь! Сними тапки!

— Это ботинки, — протянул Фран. — Видимо, ты всё же забываешь пить таблетки от галлюцинаций.

— А они невкусные, — хмыкнула я. — Снимай свои «ботинки»!

— Не хочу, — выдал парниша нагло.

— Во гад, — беззлобно ответила я, привыкшая добиваться своего, и самолично стянула с него правый башмак, эпично зашвырнув его в дверь. — Мне продолжать твой стриптиз, или сам?

— Продолжать, — безразлично выдал Фран и подвинул ко мне, чуть ли не в нос мне ткнув, свою левую лыжу.

— Ну, ты вообще, — протянула я, ухмыляясь, и, стащив с парня вторую кожаную черную чешку, шмякнула ее ему на грудь. — На, держи, наслаждайся.

— Я не страдаю ретифизмом, — протянул парниша, знавший, оказывается, научное название фетишизма на обувь и прочие изделия из кожи. — В отличие от тебя.

— Если б я им страдала, я б тебе твою туфельку кожаную, Золушка моя с сорок пятым, раздвижным, ни в жизнь не отдала! — хохотнула я, опираясь об изголовье кровати.

— Значит, у тебя фетиш на лягушек, — выдал он. — Потому что больше никто с человеком в такой шапке общаться не желал.

— Разве что моя сеструха, — хмыкнула я.

Вновь повисла тишина, а затем Фран вдруг спросил:

— Ты любишь фокусы?

— Смотря какие, — протянула я. — Когда меня пугают с утра пораньше видом летящего под потолком Копперфильда Франа, я не люблю.

— А если не с утра-пораньше? — хитро вопросил этот самый Копперфильд, скидывая свою чешку на пол. Впрочем, я утрирую: вопросил он как всегда так, словно зачитывал сотую страницу Большой Советской Энциклопедии подряд. Но он всё равно хитрюга — факт!

— А вот если на трезвую голову, то обожаю, — усмехнулась я с маньячным блеском предвкушения в глазах. — Ты ведь фокусник, да?

— В какой-то мере, — утек от пояснений Фран и немного от меня отполз. Я, предчувствуя, что сейчас меня будут дурить, и зная тонну карточных фокусов, приготовилась ловить обманщика за руку — всё же манипуляторов мне удавалось поймать довольно часто. Но Фран вдруг протянул мне левую ладонь, на которой не пойми откуда — я бы вообще сказала «из воздуха», будь я Ленкой, — появился небольшой цветок. Ромашка полевая, ничего особенного, но белые лепестки были совсем свежими, словно он ее только что сорвал, и почему-то эта простенькая на вид ромашка вогнала меня в дичайшее умиление.

— Здорово как! — восхитилась я, а ромашка вдруг исчезла, причем я готова поспорить, что Фран рукой почти не шевелил — слишком давно я стала каталой, чтоб очевидное надувательство проворонить…

— Гадство, Фран! Как ты это делаешь?! — возопила я, схватив парня за руку и пытаясь закатать рукав его плотно сидевший куртёхи.

— Чудо! — выдал он безразлично, а я смачно двинула ему кулаком в лоб, правда, не больно, и, вновь откинувшись на спину, спросила:

— А еще покажешь?

— Ладно, — протянул парень и снова протянул мне левую ладонь, в которой появился колокольчик. Затем он сложил ладони лодочкой, и на правой появилась та самая ромашка, после чего он сложил ладони вместе и цветы исчезли, но стоило лишь ему снова их раскрыть, как я увидела тонкую серебристую цепочку. Фран поднял левую ладонь над правой, и цепочка начала подниматься вверх, следуя за его рукой, как кобра за дудочкой факира, а я полными восхищения и изумления глазами взирала на это чудо. Да, именно чудо. И почему-то искать ниточки и магнитики на руках иллюзиониста у меня всё желание отпало. Цепочка вытянулась на всю длину и начала вращаться вокруг собственной оси, а я прошептала:

— Точно чудо…

Фран не прореагировал, и лишь цепочка на секунду блеснула голубым, но это мне, наверное, просто показалось или это она так бликанула. Внезапно парень резко хлопнул в ладоши, да так неожиданно и громко, что я аж вздрогнула, и цепочка исчезла, так же, как и цветы до этого.

— Это было круто! — восхитилась я. — Ты мастер!

— Может, ты просто невнимательна? — съязвил Фран, но мне показалось, что он был доволен.

— Может быть, — хмыкнула я. — А хочешь, я тебе тоже покажу фокус?

— Как знаешь, — пожал плечами парниша, и я ломанулась к ящику стола, где у меня были припрятаны несколько колод карт. Забравшись обратно на свои нары, я уселась на колени поодаль от парня и начала тасовать колоду.

— Сразу говорю, — выдала тайну я, — колода не крапленая, не меченая и вообще не специальная. Обыкновенная. Ловкость рук и никакого мошенничества.

— Поверю, — протянул Фран, и я довольно кивнула. Протянув ему колоду, развернутую веером «рубашкой» ко мне, я вопросила:

— Запомнил карту?

Фран кивнул, а я продолжила:

— Какой у нее номер? Если считать справа.

— Седьмой, — ответил парень, цепким взглядом следя за моими руками, и я быстро отсчитала седьмую справа карту, не складывая колоду.

— Эта? — ткнула пальцем в карту я.

— Да, — кивнул любитель земноводных.

— Лады! — хмыкнула я и сложила колоду. — А теперь назови любое число от одного до десяти.

— Шесть, — безразлично выдал парниша, и я, коротко кивнув, начала тасовать колоду. Завершив сие благое начинание, я начала быстро скидывать на койку карты рубашкой вверх, а на шестой карте сделала эффектный взмах рукой и кинула на койку даму пик, являя миру и господину Облапошиваемому ее лик.

— Она? — хитро вопросила я.

— Да, — кивнул Фран и вновь перевел взгляд с карт на мои руки, причем в глазах его я на тысячную долю секунды узрела удивление. Ес! Наши взяли водокачку! Я его тоже удивить смогла! Не все ж ему бедных девушек дурить?

— Теперь давай другой, — усмехнулась я и начала тасовать колоду снова.

Спустя еще три фокуса и тонну язвительных комментариев Франа, на каждый из которых приходился мой ехидный ответ, я, бросив взгляд на часы, показывавшие пол-одиннадцатого возопила:

— Так! Что за ерунда?! Я тебя в десять должна была пнуть! Всё, катись отсюда, я буду почивать!

— На лаврах, — съязвил Франя, поднимаясь.

— Еще бы, — хмыкнула я. — Я ж даже такого неблагодарного зрителя без внешних признаков эмоций, как ты, удивить смогла — это ли не победа?

— Лягушонок разве удивлялся? — безразлично вопросил Фран, шлепая к двери с подобранной чешкой наперевес.

— Еще как, — усмехнулась я, вырубая ночник. — Аж на целую миллисекунду!

— Это вряд ли, — пожал плечами он, распахивая дверь.

— Меня не проведешь! — заявила я, падая на койку. — Я это почувствовала!

Фран замер, а затем, не оборачиваясь, заявил:

— Ты странная.

Готова спорить на свою любимую жаренную картоху, что его голос на полтона потеплел.

— Не, — улыбнулась я. — Вот в этом — точно нет. Спокойной ночи.

— И тебе, — протянул он и свалил куда подальше. Браво мне! Я, кажись, нашла среди этих интервентов нормального человека, который и впрямь станет моим другом…

Вот с такими радужными мыслями я и отправилась на встречу с братом Танатоса в мир грез, а снились мне ромашковое поле и серебристая цепочка, складывающаяся на небе в мои инициалы…

====== 16) Ненависть или пофигизм? Что лучше?.. ======

«Угнетатели страдают больше угнетенных. Палачи — жалкие грешники, которые искупают в этой жизни преступления, совершенные ими в прошлых воплощениях, и которых Бог обрек за это быть злыми — пытка, в тысячу раз более жестокая, нежели та, которую испытывают их невинные жертвы». (Жорж Санд)

POV Кати.

Ночь прошла на удивление спокойно, равно как и утро, а вот после завтрака ко мне, намывавшей посуду, вдруг подрулила хмурая Маня и раздраженно бросила:

— Кать, ты знаешь какой сегодня день. Мы шкурки должны продать Лукерьиным, — я тоже резко нахмурилась и закусила губу, но пластырь заставил меня отказаться от вредной привычки. На время, конечно… — Я спрашивала Игоря — он сказал, что сегодня кроликов забить не сможет, потому что едет в город, а работники отказались. Пацифисты долбаные. Хотя это они нам назло, я уверена!