— Спасибо, Бьякуран. Я тебя не забуду. Будь счастлив.

— Всенепременно, — серьезно ответил он и, посмотрев мне в глаза, не пряча свои собственные за полуопущенными ресницами, сказал: — Счастье — это то, за что надо бороться. И я за свое счастье собираюсь сражаться. Потому что я понял: жизнь — это всё же не игра, и второго шанса мне не дадут. Потому я не буду больше играть — я буду просто наслаждаться жизнью. Чего и тебе желаю.

— Спасибо, — улыбнулась я. — Я твоим советом обязательно воспользуюсь.

— В кои-то веки, — ехидно усмехнулся Джессо, но по глазам его я поняла, что он на меня абсолютно не обижается, и улыбнулась в ответ.

Ленка успела повальсировать и с Суперби, и с Принцем, после чего попросила о танце Франа, и тот, что интересно, не отказал. Когда они закружились по коридору в вихре вальса, Бэл ехидно прокомментировал:

— Встретились два соционических Бальзака. Хватай своего, Мария, а то мой его в депрессию утащит.

— Это еще кто кого утащит, — хихикнула я. — Пессимизм — их стихия, и им в ней вполне комфортно. Так что если и утащат друг друга, не страшно. На то, Принц, мы с тобой и Наполеоны всё в той же Соционике, чтоб их из депры вытягивать.

— Кто знает, — туманно изрекло Сиятельство и потащило меня танцевать. — Позаботься о моем немилом кохае. А то он любит влипать в неприятности: язык за зубами держать не способен.

— Способен, — фыркнула я, начиная вальсировать. — Как и Ленка. И кто о ком из нас заботиться будет — еще вопрос. Хотя, думаю, что мы оба друг о друге. А вы с Ленкой заботьтесь друг о друге и о живностях, которых забираете, ясно?

— Могла бы этого и не говорить, — фыркнул Принц без королевства, второй раз одаренный мною сим напутствием.

— Ну, равно как и ты, — усмехнулась я, и мы друг друга поняли, на этот раз — без угроз. Мы выполним обещания и позаботимся о дорогих нам людях, потому что это для нас теперь самое главное.

К полуночи Катька успела перетанцевать абсолютно со всеми (за исключением одной до безобразия хмурой по жизни личности со шпионскими замашками), равно как и я, кстати, а оба наших фокусника — устроить невообразимое шоу иллюзий. Минут за десять до того, как президент начал толкать речь по телевизору, Катька притащила свою сумку (хомяк, блин — всё свое ношу с собой!), а я притаранила заранее заготовленные подарки и вручила их всем присутствовавшим. Народ принял подношения хозяев дома, где гостил, с благодарностью и, вскрыв оберточную бумагу, разразился почти дружным хохотом — некоторые личности смеяться в силу собственного пафоса не стали. Мукуро достался хрустальный колдовской шар на батарейках, до которого как дотронешься, в нем фиолетовые молнии загораются, причем на подставке я написала маркером: «Собственность Феи, родом из иного измерения, руками не трогать: заколет током не хуже, чем иглы владельца — сарказмом»; Рёхею — копия чемпионского пояса по боксу, купленная мной по интернету (пусть порадуется няшка трудолюбивая — заслужил!); Бельфегору — статуэтка мультяшного гуся, стоявшего в позе Наполеона, с надписью: «Царь. И не колышет»; Скуало — металлический гребень, сделанный под старину, к которому я умудрилась прикрепить брелок с кавайным лупоглазым мальком; Гокудере — томик Ницше, известного женоненавистника, портрет которого у него на двери так и висел, кстати, с закладкой в виде заламинированного вязаного белого прямоугольника, на котором красовалась вывязанная синим русская пословица: «Бабка с кашкой, а дед с ложкой» (тонкий намек на толстые обстоятельства). Дино был одарен фигуркой пони, тянущего повозку, в которой сидели колхозники с транспарантом: «От работы дохнут кони, ну а я — бессмертный пони!»; а Тсуна — темно-бежевым вязаным шарфом, на котором я с одной стороны вывязала белым русскую поговорку: «К чему душа лежит, к тому и руки приложатся», а другой — цитату Александра Кумора: «С героями трудно чистить картошку». Хибари, с надеждой, что меня всё же не закамикоросят, я подарила копилку в виде свинки, напоминавшую поросенка Досю из рекламы хим-быт ерунды, которой повесила на шею табличку, гласившую: «Всё в дом, в том числе и себя!» — и, что интересно, магический камикорос «прям в глаз» меня миновал — наверное, любителю зверушек хрюшка понравилась. Бьякуран стал довольным (не говорить же «счастливым», правда?) обладателем статуэтки Амурчика в древнегреческой тоге, причем намек на его собственную крылатость и вредность не меньше, чем у этих ехидных представителей греческой мифологии был им понят и воспринят адекватно; ну а Франу досталась милая, добрая, няшная вязаная лягушка. Всё, что было связано, то бишь игрушка, закладка и шарф, делалось лично мной, и народ это понял и оценил: Гокудера даже закладочку выкидывать не стал, а Тсуна заявил, что картошку чистить куда приятнее, чем геройствовать, так что он лучше бы Нане на кухне помогал, чем со всякими захватчиками мира дрался, но от судьбы не уйдешь, так что он будет чистить картошку в перерывах между сражениями, а чтобы трудностей в готовке у Наны и девушки, которую он когда-нибудь встретит и полюбит, с ним не возникало — в герои не пойдет, а будет просто Тсуной. Меня за мои подарки даже поблагодарили, причем все, включая счастливого свинообладателя, который нехотя пробурчал, что не собирается больше отдавать работе всего себя без остатка и на дом время у него будет. Сестрам же я подарила то, что вязала начиная с лета: Катьке — набор салфеток, а Ленке — черную шаль. Мне же тоже выдали подарки: Принц вручил стилет без лески, а Гокудера — одно из множества колец, которые носил «для красоты», и кольцо Урагана, не являвшееся ничем особенным — просто проводником энергии (короче, до всяких там колец Вонголы и Маре ему было как до Кореи на собаках). Я попросила Катюху передать Ямамото коробочку, в которой покоился медальон с фотографией самого мечника, скакавшего галопом по осеннему полю, которую я сделала давным-давно, после чего раздала каждому из присутствовавших фотографии, которые делала на мобильный с момента, как узнала, кто они, и что они должны будут вернуться в другой мир. Там были запечатлены и их трудовые будни, и опыты с руинами, и поездки в город, и наши застолья, и скачки на лошадях, и просто прогулки по российским просторам… Короче говоря, посмотреть было на что, но смотреть никто не стал, потому как время поджимало, и мы, включив телевизор и вырубив музыкальное сопровождение, чтобы не пропустить бой курантов, попрощались, причем многие даже обнялись со мной. Мукуро же откупорил бутылку шампанского, выстрелив пробкой в потолок и обдав всех присутствовавших содержимым пузатой зеленой бутылки, за что получил от меня выговорешник, сопровождаемый воплями и размахиванием рук. Выслушав меня и разлив шампусик по фужерам, Фей ухмыльнулся и, заявив: «Шутка», — убрал последствия «выстрела», которые оказались лишь иллюзией.

— Ну ты вообще… — протянула я. — Это «мстя» за мой выигрыш?

— Я не мстительный, у меня просто хорошая память, — глубокомысленно изрек Дикобраз и получил фантиком… ну, почти в лоб — он его перехватил.

Трезвенники налили себе газировку, по структуре напоминавшую шампанское, так что на худой конец сошло, как заменитель, и как только Президент закончил толкать речь и раздался первый удар, мы хором воскликнули (ну, не все, но это мелочи): «Счастья вам!» — и, чокнувшись, осушили бокалы. Повисла тишина, наполняемая гулкими ударами Кремлевских часов, а я смотрела в ставшие за эти полгода родными лица и прощалась с ними с улыбкой на губах. Смотрела в глаза, полные веры в чудо, в лучшее и в самих себя. Запомнить каждую улыбку, каждую черточку лиц людей, ставших такими родными и близкими, каждый взгляд, желавший счастья и с надеждой смотрящий в будущее — вот чего я хотела… Фран осторожно сжал мою ладонь, и с последним ударом курантов комнату озарила последняя белая вспышка. Свет развеялся, оставив пустоту и звеневшее у меня в ушах многоголосое: «Будьте счастливы!»

Лишь одно осталось неизменным — мою ладонь сжимали холодные тонкие пальцы иллюзиониста, и я, обернувшись к Франу, с грустной улыбкой прошептала: