Фигура в зеленом кимоно исчезла в белом мареве вместе с телами жертв и обнявшим Марию на прощание Маэстро, прошептавшим: «Прощай, Маша, и спасибо за всё», — и получившим в ответ: «Мы всегда будем друзьями, Дима». Лишь только магический свет погас, все мы кинулись к раненым. Лена и Бэл помогали Суперби дойти до дома, хоть он и отказывался от помощи, Дино вызвал своего пегаса, и через его спину перекинули Рёхея, которого поддерживал усаженный за ним (не без долгих пререканий) Тсуна. Франа везла подозрительно мирная Ури, которую Гокудера лично увеличил с помощью активации солнца, а за спиной иллюзиониста номер два сидел иллюзионист номер один, который, так же, как и его ученик, оставался в сознании лишь нечеловеческим усилием воли. Остальные добирались до дома пешком, за неимением других транспортных средств, и я еще по дороге вызвала скорую, но приехала она лишь спустя час после того, как мы добрались до фермы. Российская захолустная медицина — вечный ей памятник, как самой медленной улитке на свете! За это время я успела обработать раны всем мафиози, но Франа, Тсуну и Рёхея пришлось госпитализировать, Суперби же от госпитализации отказался, сказав, что дома поправится быстрее. Причем именно «дома», что примечательно. Машка поехала в больницу вместе с Франом, а Гокудера решил сопроводить друзей, отказываясь присоединиться к ним в госпитализации, остальные же остались дома, хотя я отчаянно пыталась выпнуть их по тому же адресу. Не получилось, а жаль, ведь раны абсолютно у всех мафиози были очень и очень серьезные… Ну а сама я всё это время ощущала странное опустошение и боролась с собой: ненависть к Владыке Эмма сталкивалась в моей душе с благодарностью к нему. А еще мне было очень больно, но подойти к Кёе и поговорить я не могла: надо было помочь раненным. И если честно, я боялась. Боялась, что, убив невиновного, Кёя замкнется… Но я верила в него, в то, что он справится с этим — не могла не верить. И отчаянно надеялась, что он себя всё же простит. Потому что винить себя ему было не в чем…

====== 75) Все проходит: и печаль, и радость, но есть и нечто неизменное, так ведь, друзья? ======

«Только та любовь справедлива, которая стремится к прекрасному, не причиняя обид». (Демокрит)

Вечером у меня состоялся разговор по душам с Мукуро. Кёя от помощи в обработке ран отказался, сказав: «Иди, ему нужнее. А тебе надо с ним поговорить», — и я, скрепя сердце, с тяжким вздохом отправилась к иллюзионисту. Фей обнаружился у себя в комнате — принявшим душ, распустившим волосы и зашивавшим глубокую рваную рану на боку — видимо, в той белой сфере он напоролся на шип… Торс иллюзиониста покрывали старые шрамы и свежие раны, а бледная, болезненно-белая кожа была на удивление тонкой, такой, что сквозь нее отчетливо видны были сети сосудов. Я вздрогнула, подумав, что в этом виновата тюрьма Виндиче и колба с раствором жизнеобеспечения, но ничего не сказала. Просто подошла к сидевшему на кровати иллюзионисту, накладывавшему швы, и, не говоря ни слова, забрала иглу из его рук. Он не сопротивлялся — просто отвел взгляд и молча уставился в окно. Быстрыми, четкими, аккуратными движениями, стараясь причинить другу как меньше боли, я наложила швы на все его раны, а затем перевязала их и стянула сломанные ребра парня эластичным бинтом. Тишина стояла жуткая — напряженная, давящая, пугающе-отстраненная, но почему-то я не могла нарушить ее первой. Просто не знала, что сказать. Потому что, если честно, я не понимала, за что он в меня влюбился. Ведь он сам говорил: я ему не подхожу. Некрасивая, не слишком умная, вечно ему язвящая, спорящая с его жизненными принципами… Хотя, может, в этом всё дело? Его либо не принимали, либо обожали, но не было в его жизни еще человека, который называл бы его своим другом, но при этом совершенно спокойно указывал на его недостатки, а точнее, рядом с ним не было такой девушки: Вонгола-то его как раз принимала именно так. Наконец я закончила перевязку и сгрузила весь мусор в пакет, который, вместе с остатками бинтов и лекарствами, был отправлен на стол. Мукуро натянул черную футболку и, не произнося ни слова, лег на кровать, повернувшись ко мне спиной, а я тяжело вздохнула и поняла, что разговор всё же придется начинать мне. Подойдя к кровати иллюзиониста, я села на край матраса и осторожно потрепала Мукуро по плечу.

— Слушай, я устал! — возмутился Фей, являя миру всё свое нахальство. — Иди, вон, своего любителя фауны тряси! Завтра поболтаем, а сегодня я хочу побыть один!

— Фиг тебе, — поморщилась я, понимая, что, если сейчас уйду, потеряю его навсегда. Он ведь упертый, как баран, и если вобьет себе что в голову, фиг выбьешь, даже долотом! А потому поговорить с ним я должна была до того, как он, блеснув своей извращенной логикой, уплывет в непонятные дебри, откуда его потом не выманишь. — Я тебя одного не оставлю. И не надейся. А то ты потом…

— Да что ж ты такая настырная! — перебил меня Мукуро и повернулся на спину. В глазах его застыла боль, и я растерялась, но взяла себя в руки и тихо сказала:

— Мукуро, ты мой Друг, Друг с большой буквы, а потому я не хочу тебя потерять.

Взгляд иллюзиониста смягчился, и на губах на секунду промелькнуло слабое подобие улыбки.

— Никогда? — уточнил он хитро прищурившись.

— Никогда, — кивнула я, и Фей поймал меня за руку.

— Оставайся, — бросил он, переведя взгляд на потолок. — Поведаю, почему так поступил.

— Мир? — осторожно спросила я.

— А мы воевали? — нахмурился фокусник, пристально вглядываясь в белую краску.

— Я — нет, — вздохнула я и сжала его ладонь. — А ты дурью маялся и думал, что я в тебя не поверю. Ну вот чего ты в трагизм впал и Пламя зажечь не мог? Думал, я сочла тебя предателем?

— Нет, — поморщился Мукуро и всё же перевел на меня взгляд. — Граф сказал правду. Потому я и не мог зажечь пламя.

Меня как ушатом ледяной воды обдало. Неужели это чувство в его душе и впрямь настолько сильное, что он не мог зажечь Пламя только потому, что думал, будто не нужен мне?..

— Как так? — пробормотала я, и иллюзионист поморщился, но я взяла себя в руки и тихо казала: — Мукуро, ты ведь говорил, что я тебе не пара, да и вообще…

— Не бери в голову, — перебил меня он и попытался отмазаться: — я тебя не собирался и не собираюсь у твоего правдолюба уводить, так что расслабьтесь. Это мелочи — пройдет.

— Прости, — пробормотала я, опуская взгляд.

— За что? — хмыкнул Фей и усмехнулся. — За то, что была первой, кто сумел меня принять и пробиться туда, куда я никого не пускал? Или за то, что сумела в меня поверить, заставив поверить в тебя? А может, за то, что заинтриговала меня своей способностью к сопротивлению — не иллюзиям, а мне самому? Или же за то, что сумела показать мне, что быть одному — не лучший вариант, и заставила задуматься о том, что друзья делают не слабее, а сильнее? За что ты просишь прощения?

Я боялась услышать слова: «За то, что не полюбила меня, за то, что выбрала другого», — но их не прозвучало. Мукуро не стал винить меня — напротив, он пояснил, почему влюбился. Это произошло потому, что ни внешность, ни коэффициент интеллекта, ни манеры ему были во мне не важны — он полюбил, как бы банально это ни прозвучало, мою душу, и это пугало, но одновременно с тем я понимала, что это значит лишь одно — Рокудо Мукуро всё же не замкнется в себе из-за того, что я осталась с его врагом, не перестанет искать свой свет. Просто потому, что он узнал, что значит любить и быть кому-то нужным, а значит, он будет искать эти чувства вновь, но на этот раз — взаимные…

— За то, что решила, будто ты замкнешься, — тихо произнесла я и посмотрела на иллюзиониста. Он усмехнулся и сжал мою ладонь, а затем кивнул и сказал:

— И не собирался. Это чувство пройдет — в конце концов я не до беспамятства в тебя влюбился. Так что просто забудь об этом. Я хочу быть лишь твоим другом. Помнишь, я сказал: «Я всегда добиваюсь того, чего хочу, но цели ставлю лишь выполнимые»? Так вот, это правда. Я слишком поздно осознал, что чувствую — ты уже успела влюбиться. А ты же постоянная до безобразия! И я понимал, что мне ничем не выбить его из твоего сердца. Так что когда я сказал, что хочу тебе верить, то уже понимал, что что бы я ни делал, всё будет бесполезно. Сам опоздал — сам идиот. А может, и не идиот — как знать. Только невыполнимые задачи я перед собой не ставлю, потому сразу отказался от тебя. Сразу, как только понял, что ты мне не просто друг. Так что забудь. Ты мне не отказывала, моя гордость не пострадала особо, а дружбу терять я не хочу. Я изначально ни на что не рассчитывал, так что ты мне «душу на части» не рвала, да и вообще, я не принц на белом коне и мои морально-этические принципы всегда вызывали и будут вызывать у нас разногласия!