— Нет, — снова покачала головой я. — Просто твоя душа вся в ранах и кровоточит. Это твоя кровь, Бэл. Твоя.

Он резко распахнул глаза и осторожно коснулся ладонью моей щеки.

— Теперь я не могу не сказать, — прошептал самый дорогой в моей жизни человек. — Я тебя люблю. И не хочу тебя отпускать…

— Я тоже не хочу тебя отпускать, — пробормотала я и прижалась к Бельфегору, а он тут же меня обнял, зарываясь пальцами в мои волосы. Шапку я потеряла еще по дороге, но холода не чувствовала: сердце затопляли непонятные, никогда прежде не посещавшие меня чувства — счастье, нежность, любовь… — Потому что я тебя тоже люблю, Бэл…

— Значит, я сделаю все, чтобы мы были вместе, даже если шансов нет, — выдохнул он, явно облегченно. — Я думал, что ты испугаешься подпустить меня к себе из-за генофобии и гаптофобии, но ты сильнее…

Я вздрогнула и, отстранившись, насторожено посмотрела на Бельфегора.

— Боязнь прикосновений я уже поборола, — пробормотала я. — Как и гетерофобию — боязнь противоположного пола. Но… откуда ты знаешь о том, что я боюсь… постельных отношений?

— Я же гений, — усмехнулся Бэл и как-то странно, печально на меня посмотрев, сказал: — Не бойся, если ты всё еще этот страх не переборола, я не предложу тебе ничего, что могло бы напугать тебя.

— И тебя это устроит? — тихо спросила я, чувствуя просто безграничную благодарность к Бельфегору…

— Да, — кивнул он. — Я не железный, но если ты и правда так этого боишься, я буду ждать и помогать тебе справиться со страхом, как в случае с высотой.

— Что-то мне уже страшно от таких перспектив, — поморщилась я, поудобнее устраиваясь на холодной земле.

— Поверь, При… — Бэл запнулся, а затем, видимо, вспомнив мою реакцию на то, что он назвал себя «принцем», сказал: — Я не буду, когда мы одни называть себя принцем, но при других… Это нормально для особ королевской крови — говорить о себе в третьем лице. Нас с Расиэлем к этому приучали с детства. Потому при посторонних я всё же буду так о себе говорить. Но запомни: для тебя я не принц. Просто Бельфегор, поняла?

— Поняла, — кивнула я и улыбнулась, безумно радуясь такому решению принца. Моего принца…

— Тогда иди сюда, — скомандовал Бэл, усаживаясь справа от меня и жестом показывая, что я просто обязана его обнять.

— А иначе гильотина? — съязвила я.

— Нет, — усмехнулся Бельфегор, и в глазах его появился лукавый огонек. — Иначе я сам тебя поймаю, и поверь, лучше тебе подчиниться добровольно.

— Тиран, — фыркнула я и прижалась щекой к его плечу.

— Что поделать, — хитро протянул Бэл и крепко меня обнял. — С сегодняшнего дня начинаем работать над твоей фобией.

— Может, не надо? — вяло пробормотала я, а Принц фыркнул и заявил:

— Думаешь, это только мне надо? Поверь, если мы сумеем добиться того, чтобы шинигами нас не разлучали, это понадобится и тебе. Потому что При… — Бэл запнулся, но тут же поправился: — я не собираюсь оставлять тебя. Ты станешь моей Принцессой не только на словах, но и на бумаге, хоть это и мелочи. И поверь, я не причиню тебе боли. Никогда.

— Знаю, — пробормотала я, понимая, что он говорит о боли душевной, а не физической. Порезать стилетом — это мелочь, недостойная внимания, но заставить меня мучиться… На это Бельфегор никогда бы не пошел.

На душе стало тепло и хорошо от осознания того, что, фактически, он сделал мне предложение, и от того, что моя безрассудная, не имевшая надежды на исполнение мечта каким-то чудом сбылась. Он рядом, он меня любит — разве нужно что-то еще для счастья? Нет, больше не нужно ничего. И хоть он и думает, что может быть что-то прекраснее, чем сидеть вот так у берега реки в объятиях любимого человека, я считаю иначе, потому что это и есть самое настоящее счастье.

— Бэл, я так счастлива, — прошептала я, прижимаясь щекой к черной кожаной куртке.

— Я тоже, — улыбнулся он, причем не своей обычной садисткой усмешкой, а доброй, мягкой улыбкой. — И я всё сделаю, чтобы наше счастье не исчезло.

— Знаю, — кивнула я. — Потому что ты Бельфегор Каваллини, человек, который никогда не бросает слов на ветер.

— Точно, — рассмеялся Принц, и вдруг мир полыхнул белым, но на этот раз он почему-то не застыл.

Перед нами появились два странных существа, отдаленно напоминавшие белых птиц, похожих на гусей, но перья их топорщились, делая их похожими на белые пушистые комочки. На вытянутые вперед лапки были обуты черные тряпичные ботиночки, а тушки скрывали одинаковые белые с золотыми бантами на шеях одеяния, напоминавшие монашеские, но так отдаленно, что дальше только Индо-Пакистан… Головы птиц украшали белые беретки, а в руках правого из них был свиток. Неужели Бэл выполнил задание?.. Значит, он поставил мое счастье выше своего собственного и доказал это? Даже не знаю, радоваться или нервничать, ведь сейчас будет решаться наша судьба…

Бельфегор отпустил меня и встал, а я поднялась следом и пошатнулась, но Принц поддержал меня, а шинигами со свитком развернул свою ношу и, прокашлявшись, зачитал:

— «Сим документом подтверждается, что Бельфегор Каваллини выполнил задание и может вернуться в свой мир в любой момент. Для этого он должен умереть. Если этого не произойдет до двадцати четырех часов тридцать первого декабря сего года, он будет отправлен в свой мир Графом».

Я побледнела, а Бельфегор нахмурился и спросил:

— У меня есть возможность не расставаться с этой девушкой?

— А не ты ли искал ей замену? — хитро протянул шинигами слева. О чем он?..

— Я хотел забыться, — зло прошипел Бэл. — Но тебе отлично известно, что я отказался от этой идеи, потому вы ведь и пришли тогда!

— Да, мы пришли, потому что ты подумал, цитирую: «Если она узнает, ей, возможно, будет больно. И почему я об этом думаю? Я ведь принц!» — ехидно протянула всё та же аномалия без свитка, пока его брат-близнец сворачивал пергамент. — Может, расскажешь девушке, как всё было?

— Она поймет, — уверенно ответил Бэл и, повернувшись ко мне, растерянной и удивленной, сказал: — Помнишь тот день, когда мы поехали к специалисту по оккультизму? — я кивнула, а Бэл продолжил: — Я тогда был в растерянности, потому что ты значила для меня слишком много, и решил, что будет лучше, если я забудусь. А если точнее, отвлекусь от мыслей о тебе. Я решил пойти в «квартал красных фонарей», — в глазах Бельфегора промелькнула злость на самого себя, раздражение и даже отвращение, и я растерялась еще больше, потому что подобные эмоции, обращенные на самого себя, Принцу были несвойственны. Но мое сердце ощутимо кольнуло. Я что… ревную? — Но по дороге я подумал о том, что тебе будет больно, если ты узнаешь, и повернул назад, — я почувствовала облегчение и заметила, что в глазах Принца появилось чувство вины, но он завершил рассказ: — Тогда я разозлился на себя, потому что понимал, что слишком много о тебе думаю и избавиться от этих мыслей не могу, в то время как «я Принц, а она просто сельская девчонка». Но когда ты выслушала мою историю и сказала мне те слова, я понял, что лучше тебя меня никто не поймет. Да я и сам себя не понимаю так, как ты меня понимаешь. И тогда я осознал, что происхождение, воспитание, способности и сила — это всё не важно. Потому… прости за те мысли.

— Ничего, — пробормотала я, начав растирать ладони. Это скорее нервное, чем от холода, ну да ладно. — Только… Бэл, ты ведь не дошел, да?..

В глазах Принца появилось удивление, а затем какая-то непонятная радость, и он, покачав головой, ответил:

— Нет, я тебе не изменял и не сделаю этого.

Я почувствовала облегчение и улыбнулась, а шинигами без свитка, ехидно усмехнувшись (и это клювом-то!), прокрякал:

— Что, всю жизнь будешь верен ее памяти?

Я вздрогнула, а Бельфегор, резко нахмурившись, обернулся к птицам-мертвякам и спросил:

— Есть ли способ нам остаться вместе? Я готов заключить с Графом любой контракт. Что надо, чтобы она осталась со мной?

— Ты готов на всё? Даже если вам придется остаться в этом мире? — хитро спросил Гу-Со-Син слева.