— Тренировками, — усмехнулась я. — Больше не буду спустя рукава заниматься. Хочу на самом деле научиться драться. И хоть с собой шест таскать неудобно, это может и впрямь пригодиться.

— Ку-фу-фу, наконец-то ты это поняла, — расплылся в довольной лыбе взлохмаченный Ананас без ананаса.

— Может, умнею? — хмыкнула я скептически.

— Вряд ли, — притворно-печально вздохнул иллюзионист, и мы синхронно усмехнулись.

— Ладно, тогда я тебе пожелаю снов, наполненных телепузиками, покемонами и прочей нечистью, — заявила я, начиная скручивать покрывало. — Мозгов нет — что пришло в них, то и озвучила.

— Ну а я, как настоящий гений, — пафосно изрек Фей, который, как оказалось, даже над собой иногда мог стебаться, — пожелаю тебе снов, наполненных доказательствами теоремы Ферма. И так уж и быть — скажи спасибо моей доброте — метаморфозами ленты Мёбиуса. Это красиво.

— Спасибо, — фыркнула я и направилась к двери. — А можно ленту без теорем, а? Я в высшей математике, как свинья в апельсинах.

— Что с тобой поделаешь? — пригорюнился иллюзионист наиграно. — Можно, раз уж ты так не любишь извилины напрягать.

— О да, я еще и ленива, — хихикнула я, и, показав Фею язык, потопала к себе.

А жизнь-то налаживается, господа присяжные заседатели! Вот бы еще с Хибари-саном помириться, да его с Мукуро хоть немного примирить — и было бы вообще идеально! Эх… «Мечты, мечты», как говорится. Печалька. Но я не буду унывать — возможно, когда-нибудь всё наладится. Так же, как наладились у меня отношения с иллюзионистом, с двери которого мною была сорвана табличка с Павликом Морозовым, чье место следующим утром занял коллаж с бушующим над ананасовой плантацией ураганом, который ей, впрочем, абсолютно не вредил, и цитатой Вишакхадатта: «Множество выгод предательство нынче сулит, Подвигом сделалась преданность для человека». Ведь Рокудо Мукуро, похоже, всё-таки был готов на подвиг. И я бы даже сказала, он его уже совершил. По отношению к банде Кокуё и к самому себе. К своим идеалам, которые он сделал постоянными, и главный из которых всё же гласил: «Не предавай тех, кто поверил в тебя»…

====== 51) Разговоры «по душам» и извинения ======

«Любить — это находить в счастье другого своё собственное счастье». (Готфрид Вильгельм фон Лейбниц)

POV Маши.

Проснувшись в шесть утра я, вялая и сонная, посетовала подушкам на свою горе-судьбинушку и аномалии организма, заставившие меня встать в такую рань и, умывшись, спустилась вниз. Решив прогуляться, я выползла на улицу и пошлепала к лавочке за домом, той самой, которую обожала Ленка, и которая пряталась в тени старой яблони. Усевшись на лавку и поплотнее закутавшись в пушистую серую вязаную кофту, я спрятала ладони в рукава и уставилась на горизонт. Люблю шум и гам, но когда ищешь тишины, это и впрямь идеальное место, так что понимаю, почему Ленка так любит здесь бывать…

Неожиданно за моей спиной раздался чуть раздраженный знакомый голос:

— И что ты тут делаешь, женщина?

— Твоего позволения забыла спросить на собственной ферме, мужчина, — зло бросила я, не оборачиваясь. Эх, говорила мне Катька: «Сделай вид, что ничего не случилось», — но я так не могу. Если у него есть претензии, пусть высказывает, хотя я не понимаю, откуда бы им взяться? А то выпендрился и в кусты! Не по-мужски это! И не по-дружески…

Неожиданно Гокудера, надевший купленный мной вчера бежевый пуловер с рисунком в виде небольших черно-белых ромбов, чередующихся в шахматном порядке, уселся справа от меня и заявил:

— Слушай, не то чтобы я собирался извиняться, но… Короче, думаю, я зря вчера настаивал на ответе, вот.

— Оу, извинения приняты, — съязвила я, а Хаято поморщился, но промолчал. Взрослеет парниша, молодец. А я? Я, наверное, никогда не повзрослею и не вырасту над собой. Так и останусь маленькой девочкой, привязанной к уходящей в ночь фигуре в длинном черном плаще… Могу ли я оставить его в прошлом? Человека, который спас мне жизнь? Или не имею на это права? Я ведь всегда буду слушаться его — так я думала, но он не вернется в мою жизнь, разве не должна я начать принимать решения сама? Или я еще на что-то надеюсь? Да нет, ни на что я не надеюсь. Да и, если честно, думаю, я уже не жду его, человека с тонкими длинными пальцами, который может показать мне чудо, даже если в руках у него лишь новая колода карт… Да, я его любила, любила человека, который спас мне жизнь далеко не единожды и в результате отпустил меня, несмотря на то, что не имел права отпускать… Но, видимо, и впрямь всё в этом мире заканчивается, и всё имеет свойство проходить — и любовь тоже. Потому что с того времени, как в этом доме поселились одиннадцать абсолютно шизанутых мафиози, я всё реже думала о нем и, наверное, уже начала забывать. Даже нет, не так — я просто чувствовала, что та любовь прошла. Всё в этом мире «конечно», и кто бы что ни говорил о том, что прямая не имеет ни начала, ни конца, а луч имеет начало, но не имеет конца, это лишь абстрактные понятия, неприменимые к жизни. Ты не сможешь вечно идти по прямой: земля закончится, и ты утонешь в море или упадешь в обрыв. Так что, надо просто начинать что-то новое, когда что-то старое подошло к своему логическому финалу. Только вот это больно. Интересно, смогу ли я перешагнуть через эту боль и всё же повзрослеть, вырасти над собой?..

— Гокудера, — неожиданно для самой себя тихо позвала я парня, глядя на глубокий синий небосвод, — знаешь, я хочу тебе кое-что рассказать. Послушаешь?

— Рассказывай, — ответил он, не глядя на меня и тоже пытаясь запомнить всю глубину утреннего безоблачного неба. Он дал согласие, а значит, я, наверное, могу сделать первый шаг к тому, чтобы начать отпускать эту боль?..

— Я сама не помню, почему влюбилась в Маэстро, — тихо сказала я. — Просто однажды поняла, что если он исчезнет, исчезну и я. Однажды я его очень сильно оскорбила, но когда поняла, как была неправа, думала, что уже поздно. Мы ведь долгое время с ним не виделись, и мне казалось, он успешно обо мне забыл, но он пришел, когда я дралась с парнями, достававшими меня в школе, и так переживал, что я… Я поняла, что была неправа, и хотела извиниться, но в результате вместо этого ляпнула, что влюбилась. Я думала, он меня прогонит, но он предложил встречаться, и мы были вместе до самого конца. Но… Так получилось, что мы с ним должны были пойти на одну встречу, где присутствовал вор в законе, и на подходе к дому, где располагалась блат-хата, произошел тот инцидент. По сути, момент, когда человек выходит из машины, самый опасный для охранников, но если бы нападал кто-то «со стороны», ему бы не удалось даже на сто метров к машине законника приблизиться. Но тот… урод был предателем, потому он и смог оказаться рядом с машиной — его не подозревали. А я оказалась рядом и, когда он достал пистолет, попыталась его остановить. Пока я пыталась вырвать у него оружие, он нажал на «спуск» и ранил меня в живот. Очнулась я уже в больнице и две недели пролежала там. А когда выписалась, оказалось, что на Маэстро завели уголовное дело. В то время беспредельщики пытались вновь отбить часть территории, а Маэстро был главным каталой города, особой, «приближенной» к законникам, хоть он и не входил в их число, и он мешал тем, кто хотел захватить власть. Но посадить его за его «работу» было делом практически нереальным, а убрать — слишком хлопотным, потому что охрана у него к тому времени уже была отменная. В результате, они решили его подставить и подкупили мусоров, которые якобы нашли у него наркотики. Как только началось следствие, адвокату всеми правдами и неправдами, что уж там скрывать, удалось добиться того, что Маэстро отпустили под подписку о невыезде: деньгами можно многое уладить. Однако не всё, к сожалению — его посадили на два года по статье двести двадцать восемь, части первой, то есть за хранение наркотических средств в значительном размере. Но до того, как состоялся суд, Маэстро сделал то, что практически невозможно сделать — он вывел меня из преступного мира. Когда его выпустили из СИЗО, он пошел к тому законнику, которого я спасла. В обмен на то, что на весь свой срок он согласился стать «смотрящим» на зоне, в которую его определят, меня согласились отпустить ввиду моих «особых заслуг». По сути, от наказания его спасти не смогли, но договориться о месте отбытия наказания сумели, и Маэстро отправили в колонию, где в то время не было ни одного законника. Он стал смотрящим, в смысле, «представителем» воров в законе, следящим за порядком, если так можно выразиться, то есть за исполнением тюремного закона. Так что он не имеет права на досрочное освобождение, но там у него много привилегий, равно как и обязанностей. Это очень почетная, но одновременно с тем опасная и трудная роль, но он согласился. Не знаю, ради меня или нет, думаю, что нет, я не настолько страдаю нарциссизмом, но факт в том, что он всё же попросил за это меня отпустить, и мне позволили уйти. Он договорился с моими родителями, и они приняли меня, а еще сказал: «Не жди меня. Потому что я могу не вернуться…» Я не хотела уходить от наших, считала это предательством, но Маэстро сказал, что даже если он выйдет из колонии, несмотря на то, что беспредельщики наверняка попытаются его там достать, он всё равно не примет меня обратно. У него не было возможности «выйти из игры»: его дед был лучшим каталой города, отец продолжил его дело, и сам Маэстро с детства ни дня не проводил без колоды карт. В результате он стал каталой еще до того, как понял, что по сути стал преступником. Но его это никогда не волновало, и единственное, о чем он жалел — то, что он не смог воплотить в жизнь свою мечту и стать экономистом. Я тоже с детства мечтала об этой профессии, и он мне тогда сказал, что я обязана исполнить эту мечту за нас обоих. Он сказал, что я никого не предаю, потому что я не сбегала, да и по сути вообще не знала о том, что меня собираются отпустить. И я согласилась. Ведь он тогда сказал: «Не жди меня. Потому что я могу не вернуться. В любом случае, мы больше не будем вместе». Он порвал со мной окончательно, и только поэтому я согласилась уйти. Просто струсила. Подумала, что если он вернется и заведет себе новую подружку, я этого видеть не смогу. И я ушла. Сбежала, попросту говоря. Но, думаю, это было к лучшему. Потому что несмотря на то, что все эти два года я его ждала, не надеясь абсолютно ни на что, за последние два месяца я начала его отпускать, и фигура в черном плаще, которую уводят в ночь мусора, начинает бледнеть в памяти. Наверное, это и не любовь была, а, скорее, влюбленность девчонки, увидевшей идеал и решившей, что он ее судьба. А может, это просто оправдание. Но я уже не чувствую того, что чувствовала раньше, и думаю, я и правда смогла оставить всё это в прошлом. Только вот, когда одна часть жизни заканчивается, должна начаться другая, иначе закончится и сама жизнь. Я эти два года жила прошлым, боялась поставить точку на своей жизни каталы по кличке «Мурка», но теперь я хочу это сделать. Наверное, я оправдала свою кличку — предала, но стала человеком, которого всё же за что-то любили. Любили так сильно, что толкнули на предательство и отпустили, желая мне нормальной жизни без Дамоклова меча закона над головой. А значит, если Мурка не получила перо в бок за свое предательство, а наоборот, ей дали одобрение, она должна начать новый этап своей жизни. Честный и без предательств. Только вот я не знаю как, потому что я должна начать что-то новое, но не знаю, что именно. Да, у меня есть сестры и эта ферма, учеба на экономическом и возможность найти новых друзей, но… я хочу начать какое-то дело, которое увлечет меня, как карты, а придумать ничего не могу. Разве что ножи на ум приходят, но это ведь тоже его подарок… Я просто не знаю, что мне делать…