И вновь вернувшись к нашим баранам, а точнее, минералам, стоит уточнить следующее. Мы с Суперби (с позволения сестер, конечно) произвели изъятие из казны фермы средств и оплатили анализ грязи, выскобленной нами из символов на алтаре, и это оказалась старая-престарая кровь животных, в результате чего мы пришли к неутешительному выводу о том, что шарики — и впрямь души животных, причем включая животных, принесенных в жертву, а сам алтарь активируется только кровью. То есть для того, чтобы включить портал, нам бы пришлось убить животное… Как только мы это узнали, я ожидаемо впала в депрессию, но меня из нее вывели Принц и мой неуравновешенный начальничек. А еще мы оплатили экспертную оценку стоимости камней, проведенную «на месте» и узнали, что они на первый взгляд ничего не стоят, но так как символам около двухсот лет, всё же их можно продать за очень большие деньги — главное, иметь справочку о том, что символы очень старые. Мы было подумали, что «двенадцатичасовой» камешек спионерили, чтобы его продать, но Принц, с Машиного компьютера долго и упорно искавший информацию о подобных «товарах» как на «белом», так и «черном» рынках, ничего не обнаружил, и эта теория повисла в воздухе, как наполненный гелием воздушный шарик. Короче говоря, мы практически не продвинулись, и это меня безумно расстраивало, а еще я понимала, что без исчезнувшего камня портал не запустить, и потому мы прикладывали огромные усилия, чтобы его найти, но, увы, не могли. Лето подходило к концу, информации о руинах у нас было не так уж и много, настроение мое часто срывалось вниз, а в голове всё чаще звучала та песня…

«Мы никогда не умрем,

Колыбельная лету входит в дом,

Только солнце и ветер там вдвоем,

Каждый занят привычным делом»…

Интересно, почему она так и крутится в голове? Может, потому что она частично о них, о моих новых знакомых?.. Ну, как говорится: «Хоть бы не обо мне, хоть бы не обо мне», — потому как, хоть я и верю в бессмертие души, которое подтвердилось историей мафиозиков, мне совсем не хочется, чтобы это было правдой. А и ладно, это всё мелочи жизни, и они меня в депрессию не ввергнут, ну а если и ввергнут, у меня есть Скуало с его тоннами чрезвычайно важных заданий, не дающих мне раздумывать о подобных вещах, и вторая личность, выводящая меня из депрессий гораздо более оригинальными способами — Бельфегор Каваллини. Эта язва моровая, как только я начинала впадать в трагизм, начинала ехидничать, заводила философские беседы, сводившиеся к позиции «если тебя что-то не устраивает в жизни, измени ее, даже если придется идти по трупам», ну а если я совсем уж раскисала, он говорил, что его это бесит, потому что Принцессы не должны быть такими унылыми, и заявлял: «Беги, потому что если Принцесса не станет играть с Принцем в догонялки, он не будет столь добрым, и стилет попадет в мишень!» Следом за этими словами в меня летел нож, и я бежала, но не потому, что не хотела попытаться понять позицию Франа, чхавшего на то, что в его спине частенько застревали ножички Принца, как в игольнице булавки, а потому что Бэл добавлял: «Принцу скучно! Ты же не дашь Принцу скучать?» Чтобы он скучал, я и правда не хотела, а потому бежала. Частенько его ножички меня таки достигали и царапали предплечья, ступни, потому как Бэл выбирал для экспериментов надо мной дни, когда я обувала босоножки, и ключицы — спасибо футболкам с широким горлом, и потому эти раны я потом легко могла скрыть от сестер. И я знала, почему он наносил мне эти царапины. Не из-за того, что ему хотелось крови и зрелищ, ну, может, чуть-чуть и из-за этого, но главной причиной было то, что такая вот охота, с жертвой, которая не боится, а сама хочет сыграть с охотником, заставляла нас обоих в финале смеяться. Я смеялась, потому что была на грани, я ведь знала, что если остановлюсь, ничто не помешает Бельфегору и впрямь всадить в меня стилет до самой рукояти, и то, что я умудрялась этого избежать при всей моей неуклюжести, заставляло меня ощущать, что я прошла по грани, по лезвию ножа, но не упала. Бэл же смеялся потому, что снова выиграл, впрочем, как и обычно, вот только жертва, не сопротивляясь, убегала, но не боялась его, а наоборот, хотела его победы, но не до конца: хотела, чтобы ее поймали, но не хотела, чтобы ее ранили, а еще жертве было наплевать на порезы, и она смеялась над ними вместе с ним. Безумие? Нет. Просто иной взгляд на реальность. Но это ведь и правда весело — азарт охоты, бешеный адреналин, подстегивающий бежать, не останавливаясь, как бы больно ни было в груди и как бы ни замирало дыхание, или же адреналин от того, что ты гонишь жертву, но не можешь убить ее, причем не только «не имеешь права», но и сам поставил себе условие «не причинять боли, если жертва не сдастся», подгонять ее, чувствовать себя марионеточником, который руководит действиями другого, но понимать, что этот «другой» согласен на такое руководство и не против того, чтобы ты был его проводником, дергал за нити, даже если это сломает шарнир или, возможно, его всего. Разве это не смешно, не захватывающе — быть на грани или же чувствовать, что и впрямь управляешь чьей-то жизнью, но не можешь ее забрать? Это дико бодрит! А потому, когда Бельфегор кидал нож не за мной, а мне под ноги, я падала от изнеможения и заходилась в безумном смехе, а Бэл усаживался на корточки рядом со мной и смеялся так, словно это был последний день его существования. Принц ведь согласился на возвращение к жизни сразу, потому как хотел еще повеселиться в мире смертных, а игра Графа показалась ему забавной, бросала ему вызов. Это его собственные слова, которые я прекрасно понимала. Вот только он не против был и умереть, потому как считал, что умирать надо не дряхлым стариком в постельке, а молодым и полным сил, но только не от рук противника, а, скажем, от несчастного случая или внезапной болезни, потому как проигрыш он принять не мог и не хотел, и я его прекрасно понимала — самосовершенствование не может быть лишним, а потому всегда надо стремиться к несуществующему идеалу, вот Его Высочество к нему и стремилось, освещая себе путь собственным сиянием и сиянием своей улыбочки в стиле «Маски» Джима Керри.

Короче говоря, я и впрямь привязалась к Бельфегору, хотя люди мне обычно были глубоко до фонаря, и почему-то уже не могла представить дня без научных споров со Скуало, которого как начала звать на «ты», так и не перестала, а он, что интересно, даже не сопротивлялся. Но ведь это чисто научный интерес, да? Просто любовь к беседам на оккультную тематику с очень и очень эрудированным человеком, который чаще всего смотрел на проблемы с той же позиции, что и я, хотя были и расхождения. А еще я однажды спросила его, когда он помог мне, поймав в процессе полета на землю после столкновения моей ноги с камешком (споткнулась я, проще говоря), не сочувствие ли то, что он так обо мне заботится, на что Суперби проорал (спокойно он сказать сие не мог, конечно же), что я идиотка и просто слепая, раз не поняла, что не в его правилах проявлять сочувствие, тем более к какому-то мусору, и что он помогает мне просто потому, что я полезна, а еще потому, что ему интересны мои мысли и он не хочет, чтобы я растеклась мозгом по земле или просто попала в больницу, потому что это лишит его ценного сотрудника и возможности обсуждать интересные вещи с чуть менее интересным, но всё же не совсем уж бесполезным собеседником. Короче говоря, из всего этого я сделала два вывода: первый — холеричной Акуле-преступнице и впрямь импонировали мои мысли, а второй — мечник Варии, не желая признавать этого вслух, записал меня в свои друзья, и последнее несколько печалило, потому как я подобного сделать не могла — он ведь был лишь моим партнером по разгадке тайн руин… ведь правда? Нет, я, конечно, признаю, что если он опаздывал на нашу ежевечернюю встречу после ужина в моей комнате, я начинала немного беспокоиться, но это ведь было обусловлено лишь позицией «с кем иначе я буду вести исследования», а не внезапным приступом человеколюбия, коего у меня просто быть не может, потому что я терпеть не могу людей! И вообще, не мог же он тоже стать для меня важен, правда?.. Кыш, глупые мысли, а то стилетами закидаю! Бэл ведь своими упорными тренировками научил меня хоть иногда попадать в цель размером с мешок, а это, кстати, было очень и очень тяжело сделать, потому как я неуклюжа, как Чебурашка, только что проснувшийся в коробке с апельсинами, обхомячившись ее содержимым! И Бельфегор — мой единственный друг, другие мне абсолютно не нужны. Ну ведь правда?.. А то, что мне его мысли интересны, мечника этого истеричного, так это лишь научный интерес и любовь к оккультизму, не более. Правда, почему-то думать, что Бэл и Скуало уйдут, мне не хочется. Но я себя утешаю всего одной мыслью: они не умрут, они просто уйдут домой, где Скуало, наконец, сможет реализовать свою любовь к руководству и попытаться сдержать слово, ведь для него его честь превыше всего, а Бельфегор — к подчинению новых марионеток и метанию стилетов в живые мишени с летальным исходом для последних, это ведь вызывает у него состояние эйфории, хотя, если честно, не думаю, что он наслаждается самим убийством — ему важнее охота и вкус победы… Но главное, они будут живы и не растворятся во мгле. Я на это надеюсь. Надеюсь, что они не умрут, и постоянно вспоминаю ту песню, странную, нелепую песню, от которой почему-то становится тепло на душе, а по коже пробегает мороз. Совсем не так, как раньше…