Я, честно говоря, испугалась. Брод этот крайне опасный и справа обрывается очень и очень резко: там копали какую-то яму год назад, и именно в нее-то и рухнул наш диадемоносец. Я спрыгнула с Торнадо и ломанулась к месту, где он ушел под воду. Кстати, расписываю я всё это долго, но на самом деле прошла лишь пара секунд с момента, как Бельфегор познал силу каверзности мышления четвероногих друзей всех ленивых пешеходов.
— Ваше Высочество! — заорала я, но ответа не последовало. Что-то мне как-то страшно… — Ау! Вы живой?!
Я вглядывалась в воду, но Принца видно не было, и я окончательно впала в транс.
— Бельфегор! Черт. Не утони! Гадство… Ты не имеешь права тут сдохнуть, ты жить должен!
Я собиралась нырнуть следом за царской полосатостью, но тут он вынырнул неподалеку от берега и вопросил с лыбой Кэрроловского Чешира:
— Принцесса не хочет потерять Принца?
— Дебил! — рявкнула я, забыв про инстинкт самосохранения из-за расшалившихся нервов. — Я думала, ты утонул! Нельзя же так пугать!!!
— Ши-ши-ши, Принцесса так волнуется за меня?
— Да прям! Нужен ты мне, как корове пятая нога! — возмутилась я. — Шизик ненормальный, маньяк конченый! А если бы утонул?!
Бельфегор подплыл ко мне, кинув на берег диадему, которую он все это время держал в руках и за которой, по всей видимости, и нырял (всё же она к его волосикам не пришпилена невидимочками, теперь я в этом убедилась, ага), и, как всегда маньячно усмехнувшись, вопросил:
— А не забывается ли Принцесса?
— Нет! Потому что… — я запнулась. И чего я из-за этого самоубийцы так переживаю? Пошел он по грибы, по ягоды…
Я фыркнула и почапала к берегу, но ни с того ни с сего меня схватили за ноги и резко дернули. Я почувствовала, что падаю, и успела лишь заорать:
— Чтоб тебе челку обстричь!..
Дальше меня ждало мягкое приземление в теплую воду и ехидное шишишиканье царской хари. Вынырнув и отплевавшись, я возопила:
— Зафига?! Сам недоутоп, так меня утопить решил?! Тебе что, так меня кокнуть жаждется?!
— Не припомню, чтобы переходил с Принцессой на «ты», — усмехнулся Бэл.
— Да катись ты в тундру, ягель жевать… — вяло бросила я и поплыла к берегу. Накатили апатия и усталость — нет, так переживать из-за этих психов конченых нельзя… Кто они мне? Да никто и звать их никак. А я тут нервы полощу в голубой водице! Хотя надо бы их совесть прополоскать… Выбравшись на берег, я почапала к Торнадо. Коняга сочувственно ткнулся носом мне в щеку и фыркнул.
— Зато Маркиз его победил, — пробормотала я, почесав мосю моей лапули. — Он за нас отмстил, и мстя его была страшна, да, Торр?
Жеребец довольно кивнул, и я запрыгнула ему на спину. Каваллини нашел символ своей царственности, нацепил на башку, причем чёлка намокла, налипла на глаза, но он ее ни на миллиметр не сдвинул, и пошел отлавливать Маркиза. Хотелось скакать куда подальше, но и коняжку, принадлежавшую Мане, я бросить не могла. Хотя не так — я бы никакую коняжку бросить не смогла, не в сестре дело… Когда Бельфегор запрыгнул конику на спину, тот брыкаться не стал, ибо, во-первых, успокоился, а во-вторых, уже доказал свое превосходство над жалким человечишкой, и потому совершенно спокойно повез Принца на дальнейшую экскурсию. Я помчала вперед, но в галоп не переходила: говорю же, апатия… В результате мы объехали территорию фермы в полном и чуть ли не траурном молчании, нарушаемом лишь всхрапыванием лошадюг и жужжанием надоедливой мошкары. Я-то молчала по вполне понятным причинам, а вот что заткнуло граммофон венценосного параноика — без понятия, но когда мы подъехали к конюшням, он спрыгнул с Маркиза и самолично (вы прикиньте!) начал его освобождать от гнета и вселенской несправедливости в виде седла и уздечки. Маркиз такому повороту событий был рад, ибо ему было начхать, кто эту процедуру совершит, главное — свобода, а я в это время спасла от участи седлоносца своего верного Торнадушку. Мы успели немного подсохнуть за время прогулки, и чёлка Каваллини уже не прилипала к его же царской моське, а значит, увидеть его глаза вновь стало нереально, но всё же общая «несухость» наших бренных тушек была заметна, особенно пострадали ботинки. Благо я в рабочей одежке была — в костюме для объездки. Бельфегору повезло куда меньше: у него вообще всего один комплект шмоток, хо-хо-хо… Смех Танаки из «Темного Дворецкого» здесь как нельзя кстати: стебаем народ с пофигистичным видом, преимущественно в мыслях…
Оставив коняг отдыхать в их денниках, я пошла домой — готовить ужин, а Бельфегор куда-то запропал. Вот и слава таокитянам, он от меня отцепился! Я решила немного поднапрячься и сварганила-таки обещанные вчера Саваде сашими, после чего сваяла лазанью итальянцам и уселась ждать Ленку и Игоря — эти ужин точно не пропустят…
====== 5) Интересно, мы сумеем выжить?.. ======
«Чтобы хлопнуть дверью, одним нужен повод, другим достаточно двери». (Михаил Мамчич)
Ждать Ленку мне пришлось недолго — минут через пять глазения в окно и бессмысленного сидения в одиночестве, я была одарена явлением сестры, которая тут же возвестила:
— Маша звонила. Я ей рассказала. Она в бешенстве.
Я закатила глаза и мысленно четвертовала Графа, но вслух объявила:
— C’est la vie, что ж поделать?
Лена фыркнула и, не удостоив меня больше ни словечком, уселась ужинать. Вскоре прирулил и Игорь, а минут через десять на кухню ворвалась моя старшая сестра в «парадно-выходном мундире», он же костюм обыкновенный, серый, юбка-блуза-пиджак, и черных туфлях-лодочках.
— И где они? — заорала она с порога. — Хочу этим хамам в глаза посмотреть! Да как так можно?! Приперлись не пойми насколько, да еще и на чужие харчи! Да в чужую берлогу! Да я им такую жизнь устрою — через день умотают куда подальше!
— Маш, не умотают, — тяжко вздохнула я. — Они здесь на полгода и до Нового Года не уедут.
Говорить о вероятности того, что они свалят раньше, не хотелось: надеясь на лучшее, ожидай худшего, как говорится…
— Да ты еще меня в гневе не видела! — возмутилась Маня. Не видела? Ага, как же… Да ты в гневе самка медведя Гризли, тридцать первого декабря потревоженная пьяными охотниками! Правда, это не отменяет того факта что ты, дорогая моя, отъявленная пацифистка, когда боль причиняешь не ты, а кто-то другой. Вот если ты в глаз дашь — это нормально, а если кто-то другой — ах он «редиска» такая, нехороший человек, Майор из «Хэллсинга»! Так, меня опять заносит на поворотах, как разболтанные сани…
— Видела, Мань, видела, — тяжко вздохнула я, мечтая о спокойном ужине. — Но они не уедут. Ибо у них просто нет возможности уехать. Я не в курсе, что да как, но уехать они не могут.
Вру сестре! Кошмар какой… Докатилась! Что ж вы, Энма-Чо и гуси лапчатые, со мной делаете, на что толкаете?! Хотя свою вину на других сваливать нехорошо… Но так приятно!
— Ничего! Я им устрою! — раздраженно процедила Маня и плюхнулась за стол у левой стены. — Они без самолета в Японию отправятся! Вплавь! Прямиком до Токийского Залива! А я им вслед как Ассоль помашу, но ждать не буду! Тоже мне, явились — не запылились, нахлебники! Беспредельщики! Пассажиры! А вдруг они абортники? Ты их ксивы ломала? Да если они что сделают, я им глаз на…
— Стоп, стоп! — завопила я. — Спокойно! Ты опять на жаргон перешла…
Маня замолчала, кипя как чайник, а я начала накидывать ей лазанью. Эх, забыла я упомянуть об одном «пунктике» моей сеструндии: она, когда очень нервничает, начинает выражаться на блатном жаргоне, так что переведу-ка я ее слова: «пассажиры» — это «халявщики», «абортники» — «конокрады», а «ломать ксивы» — значит «проверять документы». Надеюсь, куда она собиралась анимешкам глаз натягивать, пояснять не стоит… Спросите, откуда я значение слов этих знаю? А вы поживите с холеричной субстанцией направо и налево их употребляющей — тоже выучите… Одно спасает от этого словесного рога изобилия: Мария не замечает, что перешла на жаргон, и если ей об этом сказать, замолкает, ибо не хочет, чтобы все видели, что она нервничает.
