Отстрелявшись от кормления кроликов, я поперлась варить кашу собакам и в скором времени наконец раздала им хавчик. Ленка в это время меланхолично шлялась по территории фермы и внимательно вглядывалась во все «интересные» и заковыристые места возможного пребывания кошек. Нет, конечно, они не каждый день где-то застревали, но на всякий случай она всё же их искала. Вот приходили бы они к завтраку толпой, как собаки, — всё проще было бы! Сразу понятно бы было, пропал кто или все живы-здоровы, в спасении не нуждаются. Но нет, «курица — птица гордая, не пнешь — не полетит», а кошки еще хуже…
Раздав корм барбосам, я уселась рядом с Гином, черным ризеном, обожающим косплеить коромысло, миска которого стояла с левого края всей этой шеренги, и умиленно на него воззрилась. Пес жевал, причавкивая и брыляя кашу во все стороны, периодически отрываясь и довольно на меня глядючи. Эх, грязнуля! Всё б ему обсвинячиться, никакой культуры… Но пока я играла в гляделки с ризеншнауцером, песец подкрался незаметно, вильнув пушистым хвостиком. А вернее, мне за спину кто-то зашел, и я вздрогнула, услышав холодный, жесткий голос без тени вежливости:
— Травоядное, как зовут этого пса?
Ох ты ж, ёлы-палы!!! Мать моя Дейдара, отец — Хидан, дедушка — Мадара! Со мной сам Хибари-сан (хорошо не Хибари-сама, ага) заговорил?! Я подскочила на месте и развернулась к парню. Хотя «парнем» его назвать было сложно: он был выше меня на голову, а на фейсе лица читалась такая уверенность и спокойствие, что поперхнешься, ежели его так обзовешь…
— Гин, — отрапортовала я коротко. С этим типом лучше лишней воды не разводить. Как говорят: «Краткость — сестра таланта!» — а на нервы действовать носителю тонфа и хранителю священного камикороса не рекомендуется в принципе.
Не удостоив меня и кивком, Хибари-доно (извращаюсь я с именными суффиксами, да) уселся на корточки рядом с моим ризеном и уставился на него во все глаза. Нет, я понимаю: он любит животных и, можно сказать, прям в рай попал, ибо их тут до и больше, но зачем же на песика так смотреть, что у меня бы на его месте кусок в горло не полез? Впрочем, Гину было начхать — он продолжал неаккуратно поглощать кашу и периодически смотрел на меня, стоявшую слева от Хибари-сана. Хибёрд сидел на плече у мужчины (о да, по-другому его назвать даже у меня язык не поворачивается!) и увлеченно наблюдал за стройной шеренгой собак. Смелый первоптиц, однако… Наконец Гин дожевал кашу и уселся возле миски, глядя на меня. Обычно я сваливала по окончании его трапезы в туман, но почему-то сейчас захотела понаблюдать за тем, что же будет, и оказалась права — «что-то было». Хибари-сан протянул руку к Гину, и я вздрогнула. Да, он мирный пес, да, он тихий, да, он дружелюбный. Но в жизни такой фамильярности по отношению к себе от посторонних не терпел! И, кстати, сразу же кусал, не тратя время на прелюдию в виде лая, рыка или оскала. И он не псих — наоборот, собака-пустобрех куда менее «нормальна» чем та, которая сразу кусает. Я надеялась лишь на реакцию Облака Вонголы и то, что он отдернет руку до того, как лишится пальца, но меня ждал транс похлеще вчерашнего, в виде двух глючных гусей в белых хламидах… Гин обнюхал протянутую конечность, посмотрел в глаза Хибари-сану, отвел их и лизнул его ладонь! Дожила… Видать, комитетчик и правда на живность гипнотически действует, раз даже наш нахальный Гин, который взгляд отвел только от моих глаз и глаз моих сестер, не выдержал и двух секунд игры в гляделки с Хранителем Облака и даже ласту его облизал, как чупа-чупс, то бишь слюнявил ее долго и упорно… Но Хибари-сану это в конце концов надоело, и он начал гладить и почесывать пса за ушами, а уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. Вау, ничего себе! Не думала, что увижу это! Всё, я могу умереть спокойно: я видела девятое чудо света (восьмое, как мы знаем, — волосы Скуало). Замучив пса до состояния «я больше не могу валяться на траве и балдеть от почесывания моего бедного пуза» (хорошо не до смерти), Хибари-сан встал и, не говоря ни слова, пошлепал к дому. Я потянулась, зевнула, и тут мой сонный разум пронзила ужасная мысль. Блинский блин! Завтрак!!!
Я ломанулась домой еще быстрее комитетчика и, торпедой влетев на кухню и вымыв руки, начала готовить завтрак — молочный рис и омлет, благо, Ленка уже натащила яйца. Вскоре, как это ни странно, ко мне присоединился сам Хибари-сан и, вымыв руки, вопросил:
— Где моя комната, травоядное?
Эм… Что-то мне как-то страшно. Ежели он узрит ту табличку, пока меня не будет рядом, может накрутить себе в мозгах, как и Бэл, что я его оскорбить пыталась, а если я с ним пойду, мне может прилететь немедленным камикоросом в глаз. Выбор, конечно, неутешительный, но буду надеяться, что он меня хоть выслушает, прежде чем убивать начнет…
— Я покажу, — пробормотала я, мельком подумав: «Где ж он, интересно, всю ночь-то шлялся?»
— Я найду сам. Где?
Блин… Ну да ладно, выкручусь иначе.
— Второй этаж, правое крыло. Комната, у которой на двери фотография тигра с цитатой: «Вот чем отличаются животные от людей: они молчат. Ни упреков. Ни вранья».
Хибари-сан нахмурился и плотно сжал губы, хотя, казалось бы, куда уж плотнее, но молча пошлепал наверх. Фух, кажись, изничтожение меня, наглой, временно отменяется… Я вернулась к плите и недоваренному завтраку и поставила кастрюльку с рисом на конфорку. Вскоре на сковородах зашкворчали яйца, взбитые с молоком, и я блаженно развалилась на стуле. Но отдохнуть мне не дали — на кухню зарулила Ленка в сопровождении Игоря и тут же накинулась на меня, аки куклуксклановец на Пеле.
— Что они себе позволяют?! Да где это видано! Да вообще! Выгнать их из дома и пусть спят хоть под дождичком, хоть на сеновале!!!
— Что случилось? — опешила я. Что эти деятели за ночь-то успели сотворить?! Тем более такого, что у нашей мисс Апатии голос прорезался, да еще и такой громкий? Ей вообще-то подобное поведение несвойственно…
— Какой-то идиот конченый умудрился моему Принцу лапку перевязать, намазав зеленкой!!! — возопила Лена, и я чуть в голос не заржала. И это — трагедия века? Впрочем, для Ленки да. Она ж дикая кошатница и из животных выше всех ставит именно наглых представителей богини Баст, а Принц — ее любимый кот, огромный сиам черного окраса, злющий-презлющий и никого, кроме Ленусика, на расстояние пушечного выстрела к себе не подпускающий. Он вчера утром поцарапал правую переднюю лапу, и Ленка перебинтовала ее, промыв перекисью водорода, а тут кто-то осмелился дивную черную шерстку зеленкой изгваздать. Камикорос ему, что… Хотя это вряд ли, ибо сделать сие мог только хранитель этого самого камикороса и его почетный изобретатель, так что отменяется. «Божественная кара» на своего создателя падать откажется.
— А чего ты расстраиваешься? — усмехнулась я, а Игорь, бросив: «Привет», — уселся за стол ожидать завтрак. — Ну помогли Принцу, в чем трагедия? Зеленка отмоется, а кот не предатель, раз кого-то подпустил…
— Да я не из-за «подпустил — не подпустил»! — фыркнула Лена, хотя, думаю, она приврала… — Конечно, он только меня любит! Но с какого недосыпа они тут хозяйничают?! Принц не любит зеленку — он только перекись спокойно переносит! Наверняка он дико испугался, и ему больно было! Как так можно?! Садисты! Нельзя же так измываться над животными!!!
— Ему не было больно, и он не вырывался, — послышался ледяной голос от дверей. О, а вот и виновник Ленкиной истерики… Значит, я права — это он Принцу первую помощь оказывал. Блин, а это значит, что он ночью по дому шастал, ибо аптечка у нас на кухне хранится — висит на стене, замаскированная под небольшой шкафчик, на который налеплен красный крест, чтоб сразу понятно было, что внутри.
— Ага! Ври больше! — разошлась Лена, и я занервничала — мало ли, Хибари-сан оскорбится? А посему, пока она вопила, я встала между ними. Нет, ясен фиг, «против лома нет приема», но, может, хоть уговорить его получится? — Принц никогда ни к кому кроме меня не подходит! Никому в руки не дается! А зеленки он боится, потому что когда он маленький был, его пацаны деревенские мучили, а я отобрала его у этих Иродов и раны зеленкой обрабатывала! Он с тех пор ее на дух не переносит! Шел бы ты своими байками оленей в тундре прикармливать, ты…
