— Открыто! — удивленно ответила я ломившемуся, и в комнату мою заплыл сам Принц. Ой, мама. Что-то мне нехорошо…
— Принц голоден, — выдала эта пакость.
— И что? — нахмурилась я.
— Принцесса разогреет ужин Принцу?
Блин, а эта его привычка говорить обо всех в третьем лице немного раздражает…
— Вы же гений, — пожала плечами я. — Сами не можете?
— Могу… — недобро усмехнулся Каваллини. — Но я хочу, чтобы Принцесса составила мне компанию!
О как. Я теперь еще и развлекательный персонаж, что ли? Вроде тамады или клоуна…
— А Фран как же? — не сдавалась я, сидя в компьютерном кресле с высокой спинкой, напоминавшем трон, и нагло глядя на Бельфегора снизу вверх.
— Ши-ши-ши, а Принцесса ревнует? — выдал он, и я, закатив глаза, сдалась.
— Ваша Светлость! — вымучено объявила я, вставая и шлепая к коридору. — Сегодня я Вас покормлю, так как всё равно ничем полезным не занята. Но завтра, если опоздаете, будете сами разогревать. Андестенд?
— Несомненно, — хмыкнул Гений, и по его тону я поняла, что ежели ему захочется, он меня просто-напросто заставит разогревать ему хавчик и не подавится. Походу, меня взяли в рабство… Спасите! Хотя кто ж меня спасет-то? Спасение утопающих, как известно, дело рук самих утопающих.
Мы прошлепали на кухню, и я быстренько подогрела царственную трапезу. На кухне как раз сидели работники, которые обычно, в отличие от нас с сестрами, ужинали в восемь, и на нас с царской харей недоуменно воззрилась целая толпа мужиков в комбинезонах.
— Это наш гость, Бельфегор Каваллини, — представила я варийца, а он лишь зашишишикал и величественно опустился на свободный стул. Народу было много, но далеко не все, а потому высокопафосному Гению, к счастью, места хватило. Обычно работники притаскивали стулья сами, а затем относили на место, потому то, что Бэлу не пришлось тащить себе трон, по-другому с ним и табуретку не назвать, просто чудо. Хотя, думается мне, трон ему перла бы я… Выдав паек гению, я хотела было свалить куда подальше, но была поймана им за локоть и оставлена на кухне царским повелением:
— Я же сказал, Принцу нужна компания!
А чем тебе двенадцать рыл за столом — не компания?! Ну да ладно, стальная хватка на моем локте яснее любых слов говорила, что меня в дикобраза превратят, если я не останусь, а на это у Франа и Мукуро монополия: один стилетами всё время обрастает, второй на голове не пойми что устроил…
Я тяжко вздохнула и, проперевшись к плите, заняла себя чашкой чая с выжившими после набега Зефирной Феи меренгами, но тут Бельфегор вопросил:
— Савада ввел меня в курс дела. А что насчет личной жизни? Друзья, недруги, любовь, ненависть?
К чему бы это? Ищет среди моих знакомых кого-нибудь «левого», кто сливает информацию врагам-завистникам? Или это у меня паранойя, а не у него, и он просто хочет побольше разузнать о своей головной боли в моем лице и шансе на стопроцентное возвращение к состоянию «я живее всех живых, и фиг меня какая пакость еще раз прихлопнет»? Я призадумалась, размышляя над ответом. Друзей у меня нет, врагов тоже — я вообще человек неконфликтный…
— У меня много знакомых в институте, — наконец пояснила я, глядя на мирно жевавшего рыбу с грибами Потрошителя, — но друзей нет. Врагов тоже: я стараюсь никого не оскорблять. Любовь, как и ненависть, также отсутствуют.
— Не оскорблять? — усмехнулся Принц, да так усмехнулся, что у меня аж кровь в жилах застыла. — А надпись на моей двери?
Ой-ёй, вот и сбываются мои ожидания о камикоросе. Вот только, кажись, он будет стилетный, а не тонфаобразный…
— Так это цитата Наполеона Бонапарта, — попыталась вытечь с линии атаки я. Но разве от Гения увернешься?
— Намек был на мой рост.
Чего? Вообще-то нет…
— С чего Вы взяли? — опешила я. Бэл же не низкий! Нет, он, конечно, ниже Скуало, но и не метр с кепкой. Или у него комплексы? Мама дорогая, я что, наступила на его любимую мозоль?
Принц воззрился на меня из-за своей непроницаемой челки и задумчиво протянул:
— Тогда на что же Принцесса намекала?
— На положение, — искренне ответила я, пожав плечами, а Бельфегор зашишишикал.
— Прощаю! — выдал он, возвращаясь к трапезе. Неужто пронесло, и он меня правильно понял? Гений есть гений всё же… Даже идиота понять способен. Ну да ладно, главное, одиннадцатая казнь египетская — стилетами, отменяется, и я могу вздохнуть спокойно. Или нет, потому как на кухню заполз Фран в своей шапке. Народ, и так молча жевавший, недоуменно внимая претензиям Принца, замер. У двоих мужиков аж вилки из рук выпали. А затем кухню огласил дружный ржач. Да, вид, конечно, у Франи потешный, ничего не скажешь, но это же не повод внаглую над ним гоготать! Охамел народ в корень!
— Тишина! — рявкнула я, и народ мгновенно замолчал, удивленно на меня воззрившись. Да, меня из себя чтоб вывести — это надо постараться… И они постарались! Хотя я вообще-то орать не люблю, а потому я уже вполне миролюбиво добавила: — Стиль у человека такой, что смешного? Наши костюмы для него, может, тоже смешно смотрятся, но он же не ржет, как лошадь Пржевальского!
Фран безразлично на меня глянул и, проперевшись к плите, начал исследовать содержимое сковородок и кастрюль, а народ вернулся к трапезе, бурча под нос что-то нелицеприятное об охамевшем начальстве. Ну и ладно, не впервой.
— Фран, садись, я положу — всё равно дурью маюсь, — предложила я, но парень достал из шкафа тарелку и вилку и начал самолично грузить себе макароны.
— Не стоит, а то еще решишь голос попрактиковать из вселенской обиды на роль рабыни Лягушонка, а не Принца, а у Лягушонка уши нежные… — выдала эта пакость, и я, закатив глаза, вернулась к чаю.
Не хочет — как хочет, наше дело предложить. Так как свободных мест не было, Франу пришлось есть стоя, но на мои слова о том, что он может себе из гостиной стул притащить, парень никак не прореагировал и просто прислонился спиной к холодильнику. Точно мазохист…
Народ стал рассасываться, а Фран так и стоял, подпирая холодильник, как девушка на Тверской — стену, пардон за сравнение. Принц же выпытывал у меня какие-то мелочи о моем житии-бытии, вроде того, с кем я общаюсь в институте, бывали ли они на ферме, знакомы ли они с моими сестрами и Шалиным. Видать, и впрямь искал предателей, и паранойя не у меня, а у него. Но к нам на ферму ни один из моих одногруппников не наведывался. Да и смысл? Я ж учусь на заочном и вижусь с ними раз в год по обещанию, вернее, когда жареный петух по кличке «сессия» в голову стукнет, ну и так, по мелочи…
Начали прибывать опоздавшие работники, и мне приходилось вновь представлять «гостей дорогих» каждый раз, когда на кухню кто-то заходил, сами же эти гости игнорили всех, кроме меня (хотя Фран и меня игнорил, если честно. Он вообще офф-лайн по жизни), и мне приходилось сглаживать углы. Благо, я в этом натренировалась с Маней, а то было бы совсем печально: нервишки-то на это всё нужны о-го-го какие! Наконец Принц соизволил завершить трапезу и почапал наверх, бросив мне: «Составь Принцу компанию!» Ты б еще: «Ко мне, мой Тузик!» — приказал, хотя недалеко твое повеление ушло, царская ж ты морда… Я тяжко вздохнула и, сказав Франу: «Посуду потом в раковину шваркни», — поплелась на убой, то бишь за Принцем. Он зарулил к себе, и я, почесав нос, подумала о том, что лучше бы мне за ним не ходить, ибо на кухне еще, начни он стилетами пуляться, народ бы хоть кипиш поднял, и, может, меня примчался бы спасать Тсуна на белом коне (умри, яойный мозг, Мустанг наш тут ни при чем!). А вот если Бэл-сама меня решит тюкнуть в своей опочивальне, его никто не остановит…
— Принцесса стесняется остаться с Принцем наедине? — вопросила эта пакость из-за двери, и я, закатив глаза и подумав: «Скорее, боится», — заползла-таки в комнату. У Бэла на стене висела репродукция картины «Последний день Помпеи». Что ж, символично. Хотя разрушения — это, скорее, к Гокудере, а Бэл у нас — маньяк, а не мастер по сносу жилых строений…
— И что Вам нужно? — устало спросила я. — Мне заниматься надо.
