— А, ну… спасибо, — пробормотал мечник и, стараясь не заржать в голос, уселся на свое место, отдав последний бокал Алексею, который тут же обратился к брату:

— Помолчи, Вадим, нам надо поговорить о контракте.

Старший Шалин являл собой образец спокойствия и невозмутимости и даже не смотрел на брата, когда обращался к нему, глядя с каменным выражением лица прямо перед собой. Мне кажется, что он даже пофигистичнее Франа — тот хоть язвит, а этот вообще словно не живой…

— Ах, конечно, братик! — заломив руки, проверещал Вадя. — Я сейчас же замолчу, позволив тебе поговорить о делах, но помни, что нам нужно обязательно успеть на вечерний показ в Орел, а то мне придется потом долго объяснять фанатам, почему же я не пришел, а мне еще нужно переодеться и сделать маникюр…

— Помолчи, — перебил его ледяным тоном Алексей.

— Да-да-да, дорогой братик, я уже молчу. Приступим же к трапезе, друзья мои!

Кухня наконец была одарена тишиной, а я с мученическим видом начала жевать картошку по примеру Шалина-младшего, разве что он ее жевал не обреченно, а с энтузиазмом и настолько царственно, что я начинала сомневаться, что его родители — выходцы из простых рабоче-крестьянских семей…

— Итак, — холодно произнес Алексей, начиная пилить ножичком свой кусок гусика, — вы планируете забрать у нас клиента.

— «Планируем» — это мягко сказано, — хмыкнула Маня.

— Что дало вам повод думать, что мы не предложим господину Крапивину условия, более выгодные, нежели ваши?

— Если сравнить наших и ваших лучших скакунов, разницы не найти, — с неизменной улыбочкой вмешался Бьякуран, делая вид, что он тут босс. — Выбор в вашу пользу был осуществлен Антон-куном лишь потому, что ваш отец казался ему более жестким компаньоном, а гибкость родителей сестер Светловых его раздражала. Как вы могли заметить, ныне эти девушки имеют возможность предоставить ведение переговоров куда более жестким личностям, — глаза Бьякурана на секунду распахнулись, улыбка исчезла словно ее и не было, а голос стал холоднее жидкого азота, и я поежилась, причем вместе с присутствовавшими дамами-инспекторами. — И нами будет оказана им всесторонняя помощь абсолютно во всех аспектах, начиная от деловых переговоров и заканчивая защитой жизни и здоровья, — он вновь разулыбался и прищурился, снова став Зефиркой-куном, а я подумала, что это его раздвоение личности меня в гроб когда-нибудь вгонит. — А потому при равных условиях Антон-кун наверняка предпочтет сотрудничать с теми, кто его ни разу не подводил, а племенное хозяйство «Заря», в отличие от вашего «Вечного Пути», никогда не давало повода усомниться в качестве оказываемых услуг.

— Это справедливо лишь по отношению к почившим господам Светловым, — ничуть не впечатлившись поведением Бьякурана и его эпичным переходом из одного состояния в другое и обратно, заявил Алексей. — Однако о сестрах Светловых ни нам, ни господину Крапивину ничего не известно.

— О, Вы скромничаете, — усмехнулся Мукуро, не глядя ковыряя вилкой картофелину. — Вы о сестрах знаете очень многое! Например, в какой конюшне стоит занявший первое место на соревнованиях области по конкуру конь Торнадо, кто из их работников больше всего нуждается в деньгах, а также что эти девушки слишком мягкосердечны, чтобы кого-то обмануть, ну, или наказать. Вы знаете, что дела будут вестись честно, о чем известно также и господину Крапивину, поскольку он наверняка обзвонил наших компаньонов и выяснил всё о ведении бизнеса сестрами Светловыми.

— Вы пытаетесь нас в чем-то обвинить? — безразлично поинтересовался Алексей и отправил в рот кусочек птицы.

— А разве вас есть в чем обвинять? — усмехнулся Фей и зажевал картофелину.

— Бездоказательные обвинения породят судебный иск за клевету, — безразлично бросил Алексей.

— Но разве прозвучало хоть одно обвинение? — протянул Мукуро. — Странно, что Вы именно так расценили мои слова. Человеку, за которым не числится грехов, и в голову не пришло бы так их интерпретировать…

— Безгрешных людей нет, — глубокомысленно изрек Шалин-старший, сверля взглядом скатерть.

— Вопрос, какой грех ему вспомнился, когда были произнесены определенные слова, — усмехнулся Фей.

— Ох, грехи — это безумно интересная тема! — вклинился Вадим, размахивая вилкой. Блин, его бы на вилку Мукуро насадить, для исправления распрямившихся извилин… Впрочем, он очень умный, зря я так, но он это активно гримирует своей неадекватностью. — Алигьери и его «Божественная комедия», Булгаков и его «Мастер и Маргарита», Островский и его «Гроза», Достоевский и его «Преступление и Наказание», Андреев и его «Иуда Искариот», Маккалоу и ее «Поющие в терновнике», Брэдбери и его «Надвигается беда»…

— Помолчи, — перебил брата Шалин-старший, и Вадик тут же вернулся к трапезе, а Алексей обратился к Бьякурану: — Итак, вы считаете, что сможете оказывать услуги того же уровня, что и мы, и надеетесь, что господин Крапивин перейдет на вашу сторону лишь из-за безгрешной репутации. Однако мы его давние партнеры, и в случае, если мы предложим ему возможность самому отбирать лошадей, велика вероятность того, что он останется верен нашему контракту.

— «Предавшему единожды веры нет», — протянул Бьякуран, а я подумала: «Чья б мычала, лидер Мельфиоре!» — А ваш контракт истекает в конце августа.

— Вы неплохо осведомлены, — безразлично бросил Алексей, начиная пилить ножичком картошку. — Однако Вы не в курсе того, что если контракт с иным племенным хозяйством будет заключен до истечения срока нашего договора, мы имеем право потребовать неустойку, а также у нас есть право приоритетного предоставления на рассмотрение проекта нового договора. Не думаете ли Вы, что эти сорок девять дней будут использованы нами для того, чтобы убедить господина Крапивина в нецелесообразности заключения контрактов с кем-либо, кроме племенного хозяйства «Вечный Путь»?

— Вопрос лишь в том, сможете ли вы его убедить, — улыбнулся Бьякуран.

— Дипломатия — наука Вам явно знакомая, однако не стоит считать, что с ней знакомы один лишь Вы, — холодно произнес Алексей, а Мукуро протянул:

— Поскольку при прочих равных всё будет зависеть исключительно от ораторского искусства тех, кто будет вести переговоры, мы искренне надеемся, — а тон-то совсем не искренний, господин Ананас! — что Вы не будете разочарованы в случае заключения контракта с племенным хозяйством «Заря».

— Равно как и вы, надеюсь, не примите близко к сердцу возможное заключение контракта с нашей семьей, — ответил Шалин-старший. — И охота на ведьм не будет начата.

— Ведьм искали неверными методами, только и всего, — усмехнулся Фей.

— Вряд ли существует верный способ, а если и существует, смертным он вряд ли известен, — безразлично бросил Алексей и отправил в рот очередную вилку салата.

— Ключевое слово здесь — «вряд ли», — хмыкнул Мукуро.

— Да-да-да, способы инквизиции были абсолютно бредовы! — вмешался Вадим, потрясая вилкой. — Количество жертв, невинных жертв, просто поражает! В епископстве Бамбергском при населении сто тысяч человек с тысяча шестьсот двадцать седьмого по тысяча шестьсот тридцатый годы было сожжено двести восемьдесят пять человек, в графстве Нейссе с тысяча шестьсот сорокового по тысяча шестьсот пятьдесят первый год было сожжено около тысячи ведьм, а князь-епископ Готфрид Иоганн Георг Второй Фукс фон Дорнхейм вообще казнил в Бамберге в период с тысяча шестьсот двадцать третьего по тысяча шестьсот тридцать третий годы более шестисот человек! Причины же порой были столь абсурдны, что даже мне становится страшно! Вюрцбургский епископ Филипп-Адольф фон Эренберг всего лишь в Вюрцбурге организовал сорок два костра, на которых были сожжены двести девять человек, среди которых оказались двадцать пять детей! — «Алло, справочная по истории охоты на ведьм?» Блин, откуда он всё это знает?! — Каковы же были причины? Да любое отличие человека от серой массы! Например, он казнил самую красивую девушку, самую полную женщину, самого толстого мужчину, несчастную слепую девушку и студента-полиглота! Я подозреваю, что меня обязательно попытались бы казнить, непременно заметив мои длинные пепельные волосы и не заглянув в снежно-белую, кристально чистую душу! — на последних словах Вадим сложил руки в замочек и уставился на потолок с выражением благоговения на фейсе лица, а затем резко вернулся к трапезе, словно и не он только что привел факты, которые обычный человек фиг запомнит, а потом вещал какой он замечательный и пытался сквозь потолок и крышу небеса разглядеть. У него, кажись, раздвоение личности не хуже, чем у Бьякурана, а то и «раздесятирение»…