— Более чем, — пробормотала я, возобновляя прерванное разминание пальцев. — Спасибо. Могу я попросить еще об одной услуге, раз уж Вы начали помогать?
— Смотря о какой, — усмехнулся Принц. Странно, но я о нем почему-то впервые так подумала без язвительности. Может, он и пафосный, может, и жестокий, но он мне помог, а на это не каждый бы пошел. И я не о спасении жизни, кстати, а о том, что он побеспокоился о том, чтобы работники не «настучали» Кате, а значит, он не только дружит с логикой, но и умеет чувствовать…
— Можете сказать рабочим, чтобы они держали язык за зубами и не сообщали ни о чем моим сестрам и другим работникам? Те ведь обязательно «настучат»…
— Оправданная просьба, — усмехнулся в обычной безумной манере Бельфегор и обратился к кому-то за пределами моей видимости, слева от него: — Вы слышали. Не смейте ничего рассказывать, — голос его изменился. Стал ледяным и настолько жестоким, что я бы поежилась, если бы… мне не было наплевать. — Кто посмеет проронить хоть слово, познает весь гнев Принца-Потрошителя. Всё уяснили?
— Д-да, — раздалось где-то у меня над головой многоголосое подтверждение того, что приказ принят и обжалованию не подлежит.
— Отлично! — усмехнулся Бельфегор.
— Спасибо, — прошептала я и закрыла глаза. Слабость была дичайшая, спать хотелось неимоверно, а на душе скребли кошки, но я начала сгибать руки в локтях, чтобы хоть как-то привести себя в норму.
— Странная Принцесса, — раздался голос Высочества недалеко от моего уха. — Неужели тебе не больно?
— О чем Вы? — удивленно спросила я, распахнув глаза и покосившись на вновь склонившегося надо мной Принца. Было неприятно, но я постаралась не показать, что хочу отползти от него куда подальше. Ох, кажется, мои старые фобии дают о себе знать…
— О том, что у тебя порез на шее. Довольно глубокий, — просветил меня Принц, не отстраняясь и заставляя меня медленно, но верно, начинать впадать в панику. — Не больно?
— А? — я подняла правую руку и коснулась шеи, тем самым заставляя Бельфегора освободить-таки мое жизненное пространство. На пальцах осталась багровая полоса, и я усмехнулась, глядя на собственную ладонь на фоне темного, обещающего дождь неба, украшенную алым. — Красиво…
В памяти начали всплывать обрывочные воспоминания о том, что только что произошло, но не образами и не мыслями — чувствами. Я не помнила ничего, кроме чувства предвкушения, которое сменилось разочарованием, а затем восторгом. А после — ужас, паника и странный триумф. Триумф победителя…
— Ши-ши-ши, у Принцессы отличный вкус! — одобрил мои слова венценосный енот и, взяв меня за руку, крепко ее сжал. — Принцу нравится кровь! Нравится алый! Нравится смерть, боль и муки! А еще ему нравится безумие! Что из этого любит Принцесса?
— Хм. Всё, кроме мук, — честно ответила я, тоже сжимая ладонь Принца, почему-то не вызывавшего у меня больше отторжения, а, наоборот, пробуждавшего странный интерес, который мне прежде свойственен не был. Ведь мне обычно плевать на людей, а вот это существо, с неподдельным упоением и очень тщательно скрытой болью в голосе произнесшее слова «смерть» и «любовь», поставив их рядом, заставило меня и впрямь заинтересоваться им. К тому же он убил кроликов не с безразличием, а значит, ненавидеть мне его было не за что. И необоснованная ненависть исчезла без следа.
— Отлично! Принцесса странная. Я раньше не встречал таких людей. Все либо боялись, либо бросались в пасть Ее Величества Смерти, а Принцесса ждет ее, как старую подругу в гости. Как и сам Принц… Ты странная Принцесса, но я верю, что ты не лжешь. Глаза не умеют лгать. Мне это нравится, ты заинтересовала меня. Очень заинтересовала, — заявил он и, отпустив мою ладонь, провел пальцами по ране на моей шее. Странно, но его прикосновение, почти невесомое, я почувствовала, хотя боль до этого успешно игнорировала — у меня вообще сильно завышен болевой порог, а в подобных ситуациях я и вовсе от боли отрешаюсь. А вот дальше произошло нечто странное — Бельфегор посмотрел на пальцы, перемазанные в моей крови и… слизнул норовившую сорваться на землю багряную каплю.
— Было впечатление, что Вы слизнули зернышко граната, — рассмеялась я.
— А что, по вкусу похоже! — усмехнулся Принц и, вновь проведя пальцами по моей шее, поднес их к моим губам. — Скажи: «Ааа!»
— Я Вам вампир, что ли? — фыркнула я, заинтересовано глядя на бледную аристократическую кожу, на которой застыли багровые капли плебейской крови. Странное сочетание. Контраст. Но… Этот человек никогда не слизнул бы кровь того, кому бы не доверял, и о ком не знал бы точно, не страдает ли тот вирусным заболеванием. Значит, он выяснял подробности моей медицинской карты?.. Это плохо, очень плохо, но он ведь и так наверняка всё понял, он ведь не идиот… Но зачем он всё же мне предлагает пройти этот ритуал? Ведь в большинстве религий, традиций и культур, использовавших подобные ритуалы «на крови», нечто подобное означало доверие и взаимопомощь. Согласиться? Или отказаться?..
— А почему нет? Это же весело! — ответил Принц немного насторожено, словно не хотел, чтобы я оттолкнула его руку, и я, отбросив все сомнения и лишнюю мишуру со своего разума, слизнула с его пальцев кровь.
Солоноватый металлический привкус, ничем не похожий на вкус граната, но не менее, а даже более пьянящий и чарующий. Я становлюсь вампиром?
— Мы с Вами точно вампиры, — рассмеялась я, ловя Принца за руку. Взаимопомощь, да, Бельфегор?.. Мы ведь оба сейчас триумфаторы, победители, которые выжили. И это до ужаса смешно, весело и просто необычайно бодрит!
— Но это же весело! — повторил он, довольным тоном. — Принцесса снова улыбается так же, как Принц! Значит, ей смешно.
— Скорее она, как и Вы, сошла с ума!
— Сумасшедший никогда не признает своего безумия.
— Значит, мы не безумны.
— Точно! А это в свою очередь значит…
— Что нам просто весело!
«Ши-ши-ши» слилось с «ха-ха-ха», а где-то вдалеке слышалось приглушенное перешептывание наших рабочих. Но мне было на них наплевать. Впервые после приступа мне было и впрямь весело, а не хотелось пойти повеситься на ближайшей осине. Впервые в жизни я ощущала, что на самом деле живу, а не существую, и эмоции были столь яркие, что затопляли всё вокруг. Принц держал меня за правую руку, сидя на корточках, и больше не вызывал отторжения, наоборот — я хотела верить ему. И не потому, что он спас мне жизнь — это меня огорчало, и даже не потому, что он понял, как для меня важно, чтобы Катерина не узнала о произошедшем, а потому, что он сейчас был очень простым и понятным, и я могла без труда сказать, что он чувствует. Это ведь не веселье. Это состояние, близкое к эйфории, получаемой от избытка адреналина и эндорфинов в крови. Своеобразное наркотическое опьянение, от которого не хочешь отказываться, потому что оно дарует беззаботность, веру в себя и мысль о том, что ты победил, а значит, не всё для тебя потеряно. Только понять, что, как и любой наркотик, это затянет тебя, ты не в состоянии, а потому вновь начинаешь искать опасность, а затем снова растворяешься в смехе и осознании того, что ты опять стоял на грани, но ожидаемо выжил. Полет — вот что это такое.
— Эй, Бельфегор, — пробормотала я, отсмеявшись. Чувство триумфа начало медленно отступать, но опьянение от него всё еще гуляло в крови.
— Что такое? — спросил он, ухмыльнувшись.
— Будешь моим другом? — кто тут говорил, что я не безумна? Разве Принц согласится? Да и зачем мне друзья? Ни к чему. Но… почему тогда я хочу, чтобы он сказал «да»? Потому что он первым предложил тот договор? «Клятву на крови», которую я приняла и в которую верю всем сердцем?..
— Хммм… Принцесса этого и правда хочет? — протянул он и склонился так низко, что мог запросто коснуться носом моего носа. Челка закрывала от меня его глаза, но мне казалось, что он неотрывно сверлит меня взглядом, и я улыбнулась. Сто лет уже не улыбалась по-настоящему, а вот сейчас — улыбнулась.
— Да.
Повисла тишина, а Принц сжал мою ладонь так, что кости захрустели. Я усмехнулась, чувствуя, что смех вновь подкрадывается к горлу, а Бельфегор, зашишишикав, отстранился и, ослабив хватку, кивнул.
