– Scuzi, – обращается он ко мне, запихнув мобильный в карман, – Извини. Мне показалось, что ты вышла, и я тебя пропустил.
А, может, и правда? Может, и нездоровый охотничий блеск мне привиделся в тусклом освещении? Мне становится стыдно за эту минутную панику. Этот глупый испуг можно было бы простить семнадцатилетней девственнице-недотроге, но никак не современной самостоятельной женщине, приехавшей к мужчине отнюдь не с пуританскими намерениями.
– Выбрала?
– Ага, вот этот, – сконфуженно протягиваю я первую попавшуюся под руку кружевную связку.
– Отлично. Давай я пойду, заплачу.
– Да я сама…
– Даже не думай. Ты – моя гостья.
Ну, и ладно. Пусть не великая, но все же экономия. Марко протягивает мне пакет с гордым видом щедрого дарителя. Я кисло улыбаюсь.
– Мне нужно зайти в один магазин, – ставит меня в известность он, когда мы выходим на кишащую кепко-рюкзачным людом улицу, – Это совсем рядом. Ты не против?
Я безразлично пожимаю плечами. Мы снова вливаемся в туристический поток, который в быстром темпе доставляет нас к месту назначения. Таковым является облицованная деревом книжная лавка, в просторных витринах которой выставлены плотные тома в искусном переплете. Марко жмет на кнопку звонка. Дверь нам открывает невысокого роста круглолиций мужичок с заостренными чертами лица, придающими его облику отдаленную схожесть с лисицей. Той, что выманила сыр у вороны. Мужчины обмениваются сердечными рукопожатиями и приветливыми «Bon giorno, come stai?17». Марко представляет мне хитрого лиса как Франческо. «Bellissima18» комментирует тот, разглядывая меня с пронырливой смешинкой в маленьких прищуренных глазках. Меня задевает его насмешливый раздевающий взгляд. Подобным может позволить себе полоснуть женщину обладатель ее самой сокровенной и интимной тайны, но никак не первый встречный незнакомый итальянец пенсионного возраста.
– Франческо занимается реставрацией и переплетением старинных манускриптов, – объясняет мне Марко, теребя кожаную обложку какой-то внушительного вида книженции.
– Очень увлекательно, – гнусавлю я, делая вид, что разглядываю посеребренные пылью издания.
– Вот я тебе принес на переплет занимательный сборничек. 17 век, – обращается Марко к дерзкому книговеду.
Тот с вдохновением ценителя перебирает пожелтевшие, будто котами помеченные, страницы.
– Bene. Сделаю в срочном порядке, – облапав как следует дряхлую книжную реликвию и втянув узкими ноздрями аромат вечности, обещает Франческо.
– А вот, кстати, я закончил твой предыдущий заказ. Мемуары Казановы на французском. Два тома.
– Тут есть над чем поработать, – усмехается Марко, и они с переплетчиком обмениваются скабрезными ухмылками.
Я чувствую себя так, словно черпая ложкой ненавистный молочный суп, я обнаружила во рту тошнотворный сгусток пенки. Выплюнуть его обратно в тарелку неудобно, но и проглотить эту гадость невообразимо. Наконец, мы оставляем почитателя книжной трухи наедине со своими проеденными молью питомцами и выбираемся на свежий воздух.
– Пойдем ужинать? – предлагает Марко.
– Я бы площадь Сан Марко посмотрела, – вяло замечаю я.
Посмотрела бы. Если бы была в обществе того загорелого красавца, которого презентовал мне беспроводной Интернет. Что, кстати, с ним стало? Каким странным, неизвестным науке образом, этот симпатяга перевоплотился в филина Марко? Может, наш герой был подобно кашеподобному президенту Украины скоропостижно отравлен врагами?
– Ну, пойдем, – без охоты соглашается отравленный.
– Марко, извини за вопрос, но ты мне тогда свое фото прислал? – любопытствую-таки я.
Обидится, так обидится. Терять мне все равно уже нечего. Все стоящее, включая чемодан и девичьи грезы, я уже благополучно утратила.
– А что не похож? – нервно хихикает Марко, не смотря в мою сторону.
– Вообще-то не очень.
– Ну, я там помоложе был. Ты ведь тоже не вчерашнее фото мне послала.
Однако! Моим же копьем меня же в спину.
– Ну, моему меньше года! – защищаюсь от этого неожиданного нападения я.
– Да ладно? – недоверчиво гундит подлец.
Ошарашенная подобной наглостью, я не нахожу, что ответить. Именно в этом удивленно-обиженном состоянии я заступаю на площадь Сан Марко. Помнится мне, у нас дома на полке ютилась невесть кем, когда и кому присланная открытка с изображением этой самой площади. Разглядывая выцветшее фото, я каждый раз думала – как же они уживаются вместе, эти волшебные круглые византийские купола и банальный острый кирпичный шпиль, напоминающий советскую послевоенную постройку? И неужели этот нелепый диссонанс и есть красивейшая в мире площадь?
Теперь же, спустя многие годы, увидев вживую эту архитектурную мешанину, я не нахожу ее шокирующей, даже наоборот, меня с головы до ног наполняет благоговейный трепет. Солнце, появившись последний раз из-за кулис под оглушительный аплодисменты, благодарно простирает руки-лучи, поглаживая мягкими золотистыми ладонями купола дворца Доджей. Эта картинка так же неминуемо обязывает к романтике как коробка конфет и бутылка шампанского, как доблестное вызволение из лап злодеев, как пресловутые свечи за ужином. Потому на площади то там, то тут мелькают наглотавшиеся этого пьянящего воздуха склеившиеся ладонями и губами влюбленные парочки. Основной поток туристов-однодневок, запасясь открытками и нашлепками на холодильник, схлынул, оставив Венецию уставшей и опустошенной, какой бывает женщина после затяжного акта любви, удовольствие от которого она получала лишь первые десять минут, а остальные полтора часа терпеливо ждала, пока насытится мужчина.
– Купите розу, – предлагает восточного вида торговец самозабвенно скрутившимся в объятиях англичанам.
Нас он обходит стороной, не усмотрев в наших развернутых в разные стороны взглядах искры, способной воспламенить сердце и мозг и заставить спонтанно приобрести полузавявший цветок. Меня пронимает зависть к этим незнакомым счастливцам и досада на Марко, на себя и на господа Бога, который всегда во всех бедах оказывается крайним.
– Ну, что, пойдем ужинать? – вопрошает Марко с интонацией мужчины, целый день протаскавшегося следом за женой по ненавистным бутикам.
Мы бредем по полутемным, пропитанным вечерней влажностью улочкам рядом, но не вместе, как два параллельные прямые, что никогда не пересекаются. Ресторан под названием Венецианское Бистро находится недалеко от Сан Марко. Я усаживаюсь за обернутый белоснежной скатертью столик. Марко о чем-то бегло чирикает с официантом. Я разглядываю богатое меню, ощущая, как пробуждается съежившийся желудок и расправляет свою широкую, прожорливую пасть. Мы с ним останавливаем выбор на ризотто с грибами.
– И это все? Ризотто это только антипасти! – дивится Марко.
В то время как у французов это рисовое блюдо является ключевым в трехзвенной цепочке etrée-plat-dessert, гурманы итальянцы считают его вступлением, готовящим желудок к более аппетитной и сытной развязке. Сам Марко берет салат, таглиони и еще какое-то мясо. Я вожу взглядом по его просторной рубашке, пытаясь угадать, куда после проглатывания отправится все это изобилие. К заказу итальянец прибавляет бутылку белого вина. Глядя на струящуюся в бокалы золотистую жидкость, я вспоминаю анекдот про уродливую девушку, которая на свидание ходила со своей водкой. Может, после пары-тройки бокалов Марко покажется мне симпатичнее? Сомнительно, конечно.
– Ты рассказала кому-нибудь обо мне? – интересуется Урфин, промокнув губы в вине.
– Неа.
И правильно сделала. Потом пришлось бы краснеть и заминать ответ на многочисленные «Ну как он?».
– Даже маме?
– Даже маме. Мы не очень близки. Созваниваемся раз в неделю. Или в две.
– У нас в Италии между родственниками обычно более тесные связи.
У нас обычно тоже. Но не рассказывать же некрасивому чужому Марко про тяжелый спутанный комок наших с мамой взаимоотношений.
