– В другой раз.
Когда мы выходим на улицу, выясняется, что Дельфин срочно куда-то надо, и отвести меня она никак не может. «Tant pis»6, бросаю я безразлично и не выражаю энтузиазма по поводу её «à bientôt7». Заниматься подобным мазохизмом я больше не собираюсь. Как пелось в песне, дельфин и русалка, они как не поверни, не пара, не пара, не пара. М-да, а русалке придётся домой добираться вплавь, ибо подлый дождь не присмирел, а наоборот удвоил свои мокрые силы.
Я прижимаюсь щекой к холодному стеклу. Мимо летят тёмные туннели и островки станций. От развалившегося рядом негра исходит крепкий запах застаревшего пота. Мои глаза надуваются влагой и выжимают каждый по крупной солёной слезе. Все-таки мама была права. Я совсем одна, никому ненужная. С комочками на ресницах.
Оказавшись в тепле своих крошечных апартаментов, а стаскиваю с себя мокрую одежду. С отвращением развешиваю её в ванной, как будто белый хлопок и тёмный джинс виноваты в моих сегодняшних злоключениях. Стоит мне выложить на тарелку немудрёный ужин – разогретый кускус из пакета – как телефон заводится вибрацией, требуя моего внимания.
– Тань, привет. Как ты? У меня утюг сгорел, – выдаёт одним предложением мой друг Артур.
Мы познакомились год назад на каких-то малоэффективных курсах по повышению квалификации. У Артура русская мама, а папа какой-то французский граф или герцог, (я в этом не очень разбираюсь). Они проживают в семейном поместье в ста километрах от Парижа. Артур – очаровательный двадцатипятилетний блондин с внешностью представляющей удачную помесь юного ангела и маленького Ленина. По паспорту нас разделяют два года (мне двадцать семь), а в реальности все двадцать. Дело в том, что Артур страшно несамостоятелен. Он не в состоянии погладить собственную рубашку, сходить во время к врачу, застраховать подаренную родителями машину, а грязная посуда до спасительного появления посудомоечной машины копилась у него на кухне месяцами. На мои возмущённые «ты же мужчина» мой друг хлопает длинными ресницами, очаровательно улыбается ямочками на персиковых щёках и повинно вздыхает. Подобную инфантильную беспомощность можно было бы простить девушке, но никак не мужчине. Его романтические подруги и не прощают, сменяя с поразительной скоростью одна другую. А мой статус бесполого дружбана таких кардинальных мер не предусматривает, я ворчу, пыхчу, в меру занудствую, а потом собираюсь и подобно популярным в моем детстве бурундукам спешу на помощь.
– Приноси, – вздыхаю я.
– Утюг?
– Рубашку. Или что ты там собирался гладить.
– Тут вообще-то много всего накопилось.
Вот ведь иждивенец бессовестный! Я брюзжу, не желая менять трагичное амплуа вечера и переносить торжественный траур по потерянному на другой день, но мы оба знаем, что это ворчание являет собой завуалированное согласие. Через двадцать минут одиночество моей клетухи разметает в стороны ураган по имени Артур. Пока я вожу утюгом по складкам клетчатого хлопка, его обладатель забирается на диван с чашкой чая.
– И чем я тебе не нравлюсь? – задаётся вопросом паразит, разглядывая свою физиономию в зеркале, расположенном в отведённом под коридор углу гостиной, – Вроде не урод.
– Не урод, – соглашаюсь я.
– А чего замуж не берёшь?
– Ну, на роль мужа ты никак не годишься, – усмехаюсь я, сворачивая отглаженную сорочку, – Я могла бы разве что тебя усыновить. Но стать матерью я ещё как-то не готова.
– Почему не гожусь? – обиженно надувает губы недоросль-симпатяга, – А кто годится тогда? Эти твои из Интернета?
«Эти из Интернета» – обширное понятие. В мохнатых трущобах проводов чего только не встретишь. Есть подобные сегодняшней находке сыроежки-работоголики, есть совсем несъедобные мухоморы, есть напыщенные дубовики, маскирующиеся под белые, но при ближайшем рассмотрении мгновенно выдающие свою плебейскую сущность. Есть наверно где-то и сам благородный царь грибов, только спрятался он уж больно хорошо, мне при всех моих грибниковских навыках никак не попадается. Хотя… появился в моей корзинке недавно один экземплярчик немного на это мифическое сокровище похожий. Его зовут Марко. Он итальянец, живёт и Венеции. За то недолгое время, что длится наше виртуальное общение Марко произвёл впечатление умного, обаятельного, интересного мужчины. Если точнее – интересующегося. Он в отличие от 99% питомцев виртуальных сетей не выпячивает из монитора своё непомерное Я. В его письмах больше вопросительных предложений, чем повествовательных. Он хочет знать, почему расстались мои родители, часто ли меня навещает отец, много ли у меня друзей, какую кухню я предпочитаю. Мне приятно беседовать с ним, потому что он являет собой зеркало, через которое я вижу своё улучшенное отражение. Однако определённые выводы делать ещё рано, пока что Марко в моей жизни исполняет роль (пардон за сравнение, почему-то напросилось именно такое) одного из множества сперматозоидов, которые, расталкивая друг друга, наперегонки спешат к своей заветной цели. А достигнет ли её именно этот головастик, и удастся ли ему положить начало зародышу новых отношений, покажет как всегда время.
– Эти из Интернета тоже не годятся, – выпутавшись из раздумий, отвечаю я.
– Останешься старой девой, – выносит утешительный вердикт юнец, – А я женюсь на молоденькой.
– Ага, не забудь в брачный контракт включить ежедневную глажку и уборку. Молоденькая такого вахлака как ты не потянет. Лучше найди себе пожилую энергичную вдову.
– Нет, не смогу, – морщится Артур, – Слишком сильна во мне любовь к прекрасному.
Я доглаживаю его пожитки и насильно выпроваживаю за дверь. На часах полдвенадцатого. Завтра мне рано вставать, меня ждёт страшно важный для будущего всего человечества пересчёт кушеток и табуреток. Из-за вероломного вмешательства этого друга человека мне не удаётся отдать должного тоске по Фредерику. А мне так хотелось завернуться в её холодные объятия, выжать пару-тройку слезинок за перечитыванием старых писем, посетовать на несправедливость мадам Судьбы. Ан-нет ушла тоска, не дождавшись достойного приёма, забрала с собой хилый запас слез и конвертик с упрёками, адресованный Всевышнему. Зато одиночество пробралось в закрывающуюся за Артуром дверь, скинуло одёжку и вытянулось на кровати, зазывно преоткинув край одеяла. Перед тем как присоединится к нему, я просматриваю почту. Послание от Марко мгновенно выделяется из общей массы. Он пишет, что все время думает обо мне и очень хочет, чтобы я приехала в Венецию. Удовлетворённо хихикая, я забираюсь на кровать. Почему бы, собственно говоря, и нет? Возьму несколько дней за свой счёт, прицеплю к выходным, получится целая неделя в наиромантичнейшем городе Европы. С нормальным мужчиной. Не зацикленном на работе роботом. К тому же, говорят, итальянцы – лучшие в мире любовники. Вот и будет случай проверить. «Ага, а потом потрать остаток жизни на сравнение с остальными 247 национальностями», шипит одиночество, самовольно останавливая пульт на канале для взрослых. Я послушно просматриваю короткий порнофильм с незамысловатым сюжетом и, слившись воедино с верным одиночеством, постепенно засыпаю.
Парижскую рутину точно описывает известная фраза «métro, boulot, dodo8», позаимствованная когда-то из поэзии Пьера Беарна. В полной версии к этой звёздной тройке присоединялись ещё бистро, окурки и зеро. Очевидно, с ускорением ритма жизни у современных парижан времени на выпивку и перекуры не осталось. А зеро пугало духом безысходности, за счёт чего тоже было скинуто с воза повседневности. Остались три верных коня, которые и тянут этот воз день за днём. Я являю собой одного из многотысячных его пассажиров. Серое, шелестящее эскалаторами клокочущее недовольством тащащихся спозаранку на службу толп, доставляет меня к месту назначения. И начинается день, который в календаре моей жизни подобно череде предыдущих собратьев будет отмечен тонким неприметным курсивом.
